Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 42

− Самый наглый, что ли?

Я обмер, но перед Лёхой и Владом не могу в грязь лицом ударить. И потом я реал наглый. По жизни так. Иначе не выживешь. Впрочем, я об этом уже говорил.

И я говорю ей, этой Марине, этой Эрне:

− Вы на ленту товар положите, тогда и вопросы все снимутся.

А он вдруг заорёт:

− Я в сто раз старше тебя, и ты меня учить будешь?

Вот крик - это первый враг любого злодея. Все сразу на нас обернулись. Только бабка − нет. Она там в чек пялилась, и, щурясь, отсчитывала кассирше мелочь. Думаю, бабка та была не только подслеповата, но и глуховата. Теперь-то я понимаю, что бабка была тоже непростая.

И тихо эта Марина продолжила:

− Ещё получить хочешь? Мало ещё? - и дальше она сказала странное слово, не расслышал, как заклинание какое.

И уже наблюдаю - Влад меня в бок толкнул - охранник, низкорослый такой сморчок, к нашей кассе бежит. Ой, ё!

Эрна пробивает свои сосиски, а Лёха с Владом по двум сторонам от неё - типа меня ждут, охранник-то поглядел на нас, увидел у меня в руках воду и чипсы, и отошёл, его куда-то позвали.

Кошелька никакого у этой Эрны не было. Она просто достала купюру из сумки. Наверное, они там у неё хаотично валяются. Богатые тётки часто так делают. Один раз с поцаками мы украли из сумки кошель - а это оказалась косметичка, а деньги были, но просто валялись в сумке...

Посчитал, сколько тринадцать на сто будет. Что же этой Эрне тысяча триста лет? Не может быть. Она с моим отцом в одном классе училась. Просто для словца сказала. Но почему-то у меня закралось сомнение: она ли училась с папой в одном классе, с ней ли у него был роман. Он же сам говорил, что она сильно изменилась, потом, когда они повзрослели. Может, это вовсе не она? В общем, короче, я не в духе сразу стал. Потом и с Марьей Михайловной совсем плохо занимался. Она тогда тетрадку первый раз о стену и бросила. А я был сам не свой, мне было всё всё равно. Только на следующий день на работе в себя пришёл. Помогает это земледелие, копаешь, землю возишь, сорняки выбираешь - успокаивает лично мне нервы.

Упаковки от этих сосисок я нашёл позже на кладбище - там, где собаки охраняют стоянку. Они за решёткой, и там в мусорке - валялись эти полиэтилены с символом сосисок две по цене одной. О кладбище я сейчас и расскажу.

Глава вторая. Кладбище

Глава вторая

Кладбище

Весь июнь решили не промышлять. Просто ходили в магазин за едой. Чтобы быть на глазах, чтобы все знали, что мы просто ходим покупать еду. Аванс нам заплатили. Мизер, но хотя бы что-то. Лёха прошлым летом подрабатывал на полигоне, бараки строил, так там вообще не заплатили, пока его отец не пришёл разбираться. У Лёхи отец на полигоне, он там десятник какой-то или тысячник - это Лёха так смеётся, в шутку говорит. А у Влада особых проблем с деньгами нет. У него ситуация аналогична моей. Деньги-то в семье есть, только карманных не дождёшься. Влада вообще из-за этого девушка бросила. Но он особо не расстраивался, во всяком случае, вида не показывал. Только иногда говорил:

− Настоящие девушки нам не по карману, - и противно хихикал.

Ну, понятно, разные пошлости обсуждали. В общем, общались норм. Если бы не английский вообще всё было норм-норм. Из-за английского я на кладбище и оказался.

В конце июля открыли кафе, и пруды были готовы в первом приближении. Гравий на дорожки не завозили и чернозём для береговой линии, и песок. Но главное в пруды запустили ротанов. Чтоб рыболовы особенно не оккупировали пруды. Ротаны всех остальных благородных рыб сожрут. Ротаны никому не нужны, пусть едут на реку наши приезжие отдыхающие. Там есть платные дельты и притоки, в них что угодно ловится. Короче, новый парк не должен был нарушить речной бизнес.

Мама летом, как правило, сильно занята. Она ездит по лагерям, по домам отдыха и санаториям, по фестивалям. Какие только фесты у нас не проводятся. И фольклорные, и рыбные, и «этно» - в общем, жизнь летом бурлит, на то мы и юг, мама устаёт дико. Она иногда неделями дома не появляется. Область-то большая. И везде надо выступить от имени администрации города. То есть, везде -- местная администрация, мелкие сошки, а мама всё равно везде должна быть. Мама летом много читает, листает альбомы с яркими фотками по искусству. Где-то я слышал, или в газете прочитал, что мама может очень хорошо говорить на публику. Но я никогда не слышал, как мама говорит на публику. А перед зеркалом она тренируется, перескакивая с пятого на десятое, я не особенно обращаю на неё внимание, не прислушиваюсь, своих дел навалом.

Этот чёртов английский! Эти чёртовы вонючие английские слова. Но приходилось учить. У Марьи Михайловны не забалуешь.

И вот однажды, когда почти все рыболовы в городе кончились, а начались отдыхающие, то есть в самом начале августа, Марья Михайловна сказала мне:

− На следующей неделе я не могу к тебе приезжать.

Я обрадовался. Если бы вы знали, как я обрадовался! Но как и везде, в моей жизни случился очередной облом. Следующим предложением Марья Михайловна сообщила, что я буду ездить к ней:

− Всего пять остановок на маршрутке.

Всего пять! Во-первых, это деньги. Можно ждать автобус, но обычно все едут на маршрутках... Марья Михайловна увидела, что я в растерянности, и рассказала, что она живёт с отцом-генералом, отец больной пенсионер, а её старший брат - бездельник и нигде не работает, и даже летом не работает. (А надо сказать, что сезонная работа у нас в городе была всегда: можно собирать помидоры в колхозе, на плантации, для пищевого комбината, и многие так и поступали, просто из-за того, что хоть какая-то работа). И вот как только отец-генерал получает пенсию, брат Марьи Михайловны отбирает у отца пенсию. Но отец вместо того, чтобы перестать ходить в банк и не получать эту пенсию, всё равно ходит и получает, потому что у него такая привычка, выработанная годами. И вот Марья Михайловна больше не может это терпеть. Она будет следующую неделю дома, сторожить деньги отца-генерала. Я не стал спрашивать у Марьи Михайловны, неужели через неделю брат перестанет требовать деньги... Но Марья Михайловна, несмотря на все недоразумения, женщина оказалась очень сообразительная и даже в некоторых случаях проницательная. Она сказала, что её брата тянет всегда на большой куш, чтобы сразу всё отобрать, а через неделю уже что-то потратится, уже и сумма меньше, и азарт у её брата только в начале месяца, когда пенсию начисляют. Я всё равно не очень понял насчёт азарта, но согласился приезжать на следующей неделе. Я давно не был на севере города, и решил, что неплохо было бы там погулять, посмотреть, что к чему. В общем, я поехал к Марье Михайловне. Квартира у неё была зачётная. На стене - сабля, на полках - солдатики: с пушками, с пулемётами, на конях, и даже колесница с тачанкой. Отец-генерал сидел и играл в компьютер, из его комнаты постоянно слышались выстрелы и крики «Ура!». Они мешали нам заниматься даже при закрытой двери.

После занятия я решил прокатиться в маршрутке ещё дальше на север. И заснул. Не знаю, как это произошло, заснул и всё. Вылез за городом, на конечной остановке, то есть, на кладбище. Мне захотелось пить. И я зашёл в магазинчик рядом с кладбищем. Я купил там очень вкусный свежевыжатый апельсиновый сок, и в два раза дешевле, чем у нас (в южной части города) в кафешках. Ещё я взял офигенские булки, с крошками сверху. И вдруг увидел в магазине мужика в пятнистом рыболовном костюме. Я очень удивился. Мы, как только с бригадами островок между улицами Я и Т облагородили, и перекочевали ниже, ко второму искусственному пруду, стали встречать этого мужика там. Он был странный, дебиловатый, передвигался странно, ну идиот конченый. Мы его почему приметили? Другие идиоты с удочками сидят у прудов, точнее, у первого пруда; слух среди рыболовов прошёл, что кроме ротанов нет, водилась ещё рыбёшка: караси или плотвичка, вот и не бросали рыболовы пруд. А этот, который в костюме комуфляжном, сидел с удочкой, с судочком у второго пруда, отдельно от всех, ничего не ловил, наживку не проверял. Просто сидел. И вечером, в темноте, мы его видели и смеялись. И утром, когда приходили на работу, он уже был там, сидит себе и сидит. Такое впечатление, что и ночью сидел. Я его хорошо запомнил, ни с кем бы не спутал, потому что в пятнистых костюмах у нас ходят пачками. А у этого очки на закате блестели, вспыхивали, и что-то белое к дужке прилеплено. Этот перец стал у нас на стройке чем-то вроде мема. Опять сидит. Казалось, он жил тут. Вообще, бомжи были очень не довольны, когда стали облагораживать первый «водоём»-котлован. В знак протеста стали выкорчевывать решётку, ту, которую по эскизу Архитектора давным-давно делали. Потырили, короче, металлолом. Но решётку нашли, вернули, установили теперь вокруг кафе и детской площадки. Всему нашлось место, ничего не пропало. Кустарники пересадили, рассадили. Мы их каждый день поливали. Прораб нам давал самую лёгкую работу, не загружал. И прораб, допустим, думал, что это самый упёртый бомж протестует против разорения их «змеиного логова». И вот этот перец тормознутый в этом магазине. И разговаривает с кем-то тихо, почти шёпотом, я не понял с кем. Продавщица-то мне продавала, но заметно было, что продавщица хочет меня побыстрее обслужить, она даже вместо одной булки сначала две мне положила - видно, условный рефлекс, по одной, видно, редко берут, кладбище же, а на кладбище всё чётное. Я вышел из магазина, жуя булку, сел на нагретый солнцем бордюрчик. Мужик скоро тоже вышел и пошёл в сторону ворот, мимо продавцов венков и искусственных цветов. Я, как увидел цветы, мне прям дурно стало, мы же в номере «Весна» с искусственными цветами тоже танцевали, это был такой классический русский танец. Поцаки, как берёзки, в пятнистых рубахах, а девочки как не пойми что, ромашки какие-то, и цветами машут, а в конце рисунок танца складывается в один большой цветок. Бе-ее. Я не любил этот танец. Там походка такая медленная, всё плавное, и корпус назад держать надо долго, спина затекает и немеет... А ещё картузы на бошках уродские, тоже с цветочками и берёзовыми веточками, через одного: то веточка, то цветочек, короче.