Плывуны. Книга первая.Кто ты, Эрна? (СИ) - Гуревич Рахиль - Страница 43

Я двинулся за пятнистым. Я мог бы сейчас сказать, что меня что-то потянуло туда на кладбище, но на самом деле просто от скуки я пошёл за этим мужиком. Можно было даже сказать, что я пошёл прогуляться по кладбищу сам по себе. Для общего развития решил совершить прогулку. Мы шли по дорожкам, сначала я за ним, потом по параллельным. Около некоторых могил мужик останавливался, размахивал руками, беззвучно спорил, даже грозил кому-то. Около одной могилы он присел на лавочку, и стал сидеть. Рядом были сараи - я знал, что это кузница. Мама тут заказывала решётки огородить тот котлован, который сейчас в том числе и мы обустраивали. Было тихо. Старый дед, полулысый, с седыми развивающимися на ветру паклями сидел и смотрел на мужика. Не на меня, на мужика. Я узнал деда. Это был тот архитектор из моего детства, который митинг давным-давно организовывал. Но архитектором у меня сейчас язык не повернулся его назвать. Дед и дед. Я подошёл, поздоровался:?

− Здравствуйте, − говорю, − и вздохнул почему-то.

Дед дрыгнулся, отреагировав не на приветствие, а на мой вздох, мне так показалось. И говорит мне, улыбаясь редкими почерневшими зубами:

− Привет!

− Вы меня не помните?

− Нет... − озадачился. - Не припоминаю.

− Мама у вас ограду заказывала, а сейчас мы там пруды разбиваем.

− А-аа. Щеголь, − улыбнулся Дед. - Помню.

− Вы помните меня? - я обрадовался.

− Помню-не помню, а уж знаю. Рассказывали о тебе.

Я не стал спрашивать, кто ему обо мне рассказывал. Мало ли: может у него правнуки в нашей школе, меня многие знают. Тем более после того как плакаты со мной и Катюшей были развешаны по всему городу. Это просто что-то нереальное. Заказ пошёл в типографию ещё до передачи на ти-ви. И Светочке пришлось-таки ещё раз со мной столкнуться, уже в плакатном виде. Я торжествовал. А Дэн, помню, всё злился и угрюмо взирал - мы не здоровались после конфликта в раздевалке, а если сталкивались в школе в коридоре, то ударяли друг друга плечами.

− Не знаете, кто это? - я указал на пятнистого.

− Рассказать - не поверишь, − улыбнулся дед; я понял, что он навеселе.

− Почему не поверю?

− Ты думаешь, ты живёшь в нашем городе?

− Да, − я не знал к чему дед клонит, но начал понимать, что он заговаривается.

− А ты живёшь уже в другом городе. Помнишь, ты маленький был на митинге, и потом я маме твоей карты показывал? Подземных вод.

− Ну, помню.

− Так вот.

Тут дед остановился, завис. Я обернулся. Пятнистый мужик поднялся со скамеечки, побрёл обратно еле-еле. Видно было, что ему очень тяжело идти.

− Это он к себе на могилу приходил, − пробормотал дед.

И меня пробил озноб. Дикий страх обуял меня, выражаясь языком из учебника литры. Я поднялся и сказал деду:

− До свидания.

− Думаешь, я сошёл с ума, спетрил?

− Ну что вы! - мне захотелось сказать этому человеку что-то хорошее, умное, настоящее. Мне было жалко, что такой умный человек прозябает, потихоньку сходит с ума, опускается, деградирует, и по-прежнему крапает эскизы решёток на кладбище. Если ещё крапает... Всё-таки прошло достаточно времени с той ограды, которую мама, точнее город, ему заказали.

− Хорошо, что ты не думаешь, что я выжил из ума. Тут, брат, такие дела скоро начнутся. У-ух.

Раздался собачий лай.

− Сюда приводят собак, бездомных, случается, что и тех, которые потерялись. У тебя никто собаку не терял? Там такая хаска - глаз не отвести. С полигона, что ли, сбежала... Иди посмотри.

И я пошёл смотреть собак. А заодно увидел и упаковки из-под сосисок. Хаска была очень красивая, голубоглазая, как Катюша. Вы, наверное, подумали, что Катюша если голубоглазая, значит она блондинка. А вот ноу. Катюша - шатенка. И смуглая. Жду-недождусь первого сентября, чтобы её увидеть...

Я вернулся к деду и спросил:

− Кто это кормит собак сосисками?

− А есть тут одна, − дед посмотрел на меня пристально. - Эрна. Знаешь, что в переводе значит?

− Что?

− Сказочница.

Сказочница. Я ору. Уж она-то сказочница. Особенно после того, как вырезала меня из репортажа и интервью и палец мне сломала. Я попрощался с дедом и поехал домой. Тем более что солнце садилось. И я хотел сесть в маршрутке у окна и полюбоваться красным кровавым закатом. Это случалось не каждый день. Обычно закаты у нас жёлтые летом. А, может, я просто раньше не обращал внимание на закат? Я посмотрел на мобильнике время. Да уж. Темнело с каждым днём всё раньше и раньше. А вроде совсем недавно мы и в десять вечера с Владом и Лёхой ржали над этим звезданутым пятнистым мужиком.

Мужик опять присел на какую-то скамейку и сверкал в закате своими очками. Я обогнал его по параллельной дорожке, вышел с этого поганого кладбище, подальше от звезданутых архитекторов и тормознутых посетителей могил, вздохнул полной грудью... На остановке я вдруг вспомнил мужика снова, посмотрел на закат и понял, что мужик-то сидел спиной к закату. Вопрос: как же тогда он сверкал стёклышками очков?

Глава третья. О вреде воровства

Глава третья

О вреде воровства

Перед началом учебного года я думал не об экзамене по английскому. Экзамен-то я сдам, всё-таки три раза в неделю я зубрил слова, заполнял тетради на печатной основе, ставил галочки в проверочных тестах, плюс аудирование, плюс пересказы. Английский мне теперь казался проще русского. Пересказы не будут спрашивать. Самое элементарное - так обещала директор маме. В общем, не думал я об экзамене. Я думал о Катюше. Я решил подарить ей что-нибудь на Первое сентября. Змейку, кулон с совой - она фанатела от Гарри Поттера, я это уже упоминал. Хотелось серебряное, не железное. Я экономил деньги, я нашёл по интернету такие фенечки-наборы, ну в общем это не важно. А важно то, что я как-то был в супермаркете один и встретил опять этого пятнистого. Я зашёл в магазин после работы. Лёха и Влад задержались на прудах. Они выпили пива в недавно открывшемся кафе, разомлели и легли там под кустом. А я пошёл в магазин. Что я дурак пиво покупать в кафе. Да я и не пью вообще-то. Вообще-то пить вредно. Для почек и вообще для мозгов. И вот в магазе снова этот пятнистый. Меня так и подмывало встать за ним в очередь, привычка - вторая натура, тем более, если добыча лёгкая. Я взял свои сухарики, колу, чипсы, стал выжидать. Этот перец набрал разных вкусностей, очень долго он копался между мармеладно-зефирными полками. Я его пас. Движения его были неумелые, резкие. Наконец он набрал коробок, неуклюже, как работ, бросил коробки в тележку и покатил тележку к кассе. Тележка подскакивала на выбоинах керамогранита. Я - за ним. Пятнистый был в жилетке, а не как обычно в куртке. Жилетка короче куртки, при движении пятнистого был виден ремень. Ремень был знатный, плетёный, я такого ремня и не видел никогда. Пятнистый наклонялся, выкладывал на ленту коробки. И я просто засмотрелся на этот ремень. Такая кожа, как будто ковбойская. Прочная, наверное, телячья, я люблю ковбойские вещи, замшу, кожу... Задний карман брюк у пятнистого был оттопырен. Из него буквально выглядывал и подмигивал мне бумажник. Бумажник манил. Но я запретил себе тащить сейчас. Потому что видеонаблюдение у касс, и потом карман был застёгнут на пуговицу. Это ж надо ещё аккуратно отщипнуть пуговицу... Проблемка. Кассирша, тётя Лена Ерёмина, папина знакомая, по школе, по детству − совершенно точно она не в первый раз видела пятнистого. Она улыбнулась ему и спросила:

− Опять доверяете?

Он кивнул, вздохнул, что-то ей прошептал, встал к ней спиной, она перегнулась через бортик своего закутка, расстегнула пуговицу, достала бумажник, открыла, взяла купюру, взяла мелочь, комментируя:

− Вот беру пятисотку, и мелочи двадцать два рубля вот спасибо за мелочь, под конец дня все с крупными идут. Стольник вам сдачи. Вот кладу.

Пятнистый кивал, смотрел, благодарил, опять повернулся спиной и тёть-Елене, положила бумажник обратно:

− Ой пуговицу не застегнула!