Одноглазый Сильвер, страшный разбойник с острова Фельсланда
(Повесть) - Вяли Хейно - Страница 24

— А зачем же она взяла банку?

— Как сувенир, разве непонятно?

— Хи-хи, — хихикнула Малышка. — Теперь всё на свете берут на память, бывает, что и чужие автомобили.

Ведь не тащить же ей тот огромный камень из-под крыльца, где она жила.

Банка-то гораздо легче и красивее. А когда она доберется до своего царства, то поставит в банку цветы и будет всегда помнить о нас с тобой, хи-хи!

Это замечательное объяснение великолепно подходило для оправдания поступков принцессы. Но Катрианна становилась все печальнее.

— А золото? — сказала она. — В общем-то эта принцесса ужасно неблагодарная и думает только о себе.

Она же знала, что золото нам просто необходимо. Никакого толку не получилось от того, что мы ее расколдовали.

— Ой, Катрианна, а вдруг она за золотом и пошла? — заступилась за принцессу Малышка. — Конечно же, пошла! И банку взяла для золота. Потому что, в чем же она его иначе принесет? Хи-хи!

— Все равно она должна была нам сказать! — не сдавалась Катрианна. — И вообще, это невежливо так убегать. Тем более, что на голодный желудок далеко не уйдешь!

В пустой бане становилось неуютно. К тому же и холодно. А девочки были в одних ночных рубашках.

У порога бани Мальвина присела, отыскивая следы принцессы.

— Удивительно, — сказала она. — Здесь нет никаких следов. А ведь должны быть. Потому что ведь у нее должны быть туфельки на высоких и тонких каблучках, как у Золушки.

— Нет, — сказала Катрианна. — Она должна быть наоборот босая. Потому что когда она была жабой, то у нее не было никаких ботинок.

— Хи-хи, — сказала Малышка. — Тогда выходит, что она, бедняжка, совершенно голая!

Они долго спорили, но так и не пришли к единому мнению. Но когда они на всякий случай заглянули за баню, их ожидал новый, совершенно неприятный сюрприз: из высокой травы им навстречу блеснула… пропавшая банка.

— Она ее выбросила! — сказала Катрианна и надула губы.

— Потому что она передумала и взяла все-таки камень! — сказала Малышка. — Она же под ним жила так долго, а в банке — всего один день.

Но, заглянув под крыльцо, они увидели, что камень лежит на месте. Девочки сидели у крыльца на корточках и не смотрели друг на друга. Мальвина зашмыгала носом.

Катрианна поднялась.

— Марианна, — сказала она в кухонную дверь. — Если ты позволишь, то мы с Мальвиной пойдем сегодня умываться к морю.

Марианна позволила, и они пошли. Еще никогда они не ходили так медленно и безмолвно. В особенности, к Детской отмели. Совсем наоборот — они всегда бежали сюда со всех ног, со смехом и визгом, сразу бросались в воду и брызгались так, что водяная пыль сверкала в воздухе.

Сегодня они плелись, как крошечные слонята, еле волоча ноги в сыпучем песке. И тут Мальвина остановилась и большим пальцем ноги стала водить по песку.

— Все равно! — сказала она. — Все равно! Все равно хорошо, что мы помогли ей расколдоваться!

Она искоса взглянула на Катрианну. Та стояла, надув губы, и молчала. Но потом заявила:

— В конце концов, я же пиратская дочка! И Одноглазый Сильвер сейчас это почувствует!

Одноглазый Сильвер сидел на своем матросском сундуке. В одной руке он держал подзорную трубу, в другой — найденную на берегу дощечку. Он напряженно думал, бормоча что-то себе под нос.

— Вильгельм Крогманн… — бормотал он. — Вильгельм Крогманн!

— Одноглазый Сильвер! — сказала Катрианна и исподлобья посмотрела на страшного пирата. — Одноглазый Сильвер, к тебе явилась пиратская дочка.

Страшный пират поднял голову. Он посмотрел на нее с отсутствующим видом.

— Вильгельм Крогманн! — пробормотал он и отстранил Катрианну подзорной трубой. — Какой прелестный черенок для граблей вы смастерил из сосновой палка?.. Ах вот как? И к тому же имя — Вильгельм Крогманн?!

Он заговорщически посмотрел на Катрианну.

— Готов съесть свои старые брюки, если он не иностранец, черти и преисподняя! Чистейший немецкий немец!

— О ком это ты? — заинтересовалась Катрианна.

Одноглазый Сильвер нетерпеливо махнул своей подзорной трубой.

— Слушай дальше, Катрианна. Гамбург, Гольштейн, Ганновер, Берлин, Бремен! Что это тебе говорит, Катрианна?

Это не говорило Катрианне ровно ничего.

— Ха-ха! — замахал страшный пират подзорной трубой. — Может быть, он даже банкир! А может, адвокат!.. Богатый судовладелец или капитан!

— Но о ком это ты? — снова спросила Катрианна.

— О том, чей песик, как я проницательно заметил, оказался котом Рамапурой, с которого я сорвал маску инкогнито, он, Вильгельм Крогманн! Хо-хо-хо!

— А если посмотреть на дело с точки зрения пуза Вильгельма Крогманна, то, Катрианна, за десять морских миль ясно, что этот толстый господин совсем не банкир, не адвокат и не судовладелец, а купец.

Именно купец. А там — в Гамбурге, Гольштейне, Ганновере и так далее, там имеются и магазины и конторы! Ты только послушай, Катрианна: Бремен — Вильгельм Крогманн, соленый шпиг и селедки, Берлин — Вильгельм Крогманн и брюква-капуста, Ганновер — Вильгельм Крогманн и пакля-веревка… Разве это звучит не достаточно представительно, Катрианна?! Слушай же дальше: Гамбург — город моряков и судов! Что же предлагает Вильгельм Крогманн морским волкам, у которых в глотке горит от соленого шпига и селедки? Конечно же пиво и джин предлагает им в любом количестве купец Вильгельм Крогманн, чтоб меня черти съели! И, заметь — ром! Непременно ром, хо-хо! Он у меня в руках! Страшный пират вскочил со своего сундука.

— Катрианна, пиратская дочка! — торжественно сказал он. — Теперь, когда у меня есть подзорная труба и голова полна планов, теперь-то и начинается наша настоящая пиратская жизнь. Мы на время покинем Фельсланд и переселимся на… тсс! — Он поднес палец ко рту.

— Куда, Одноглазый Сильвер? — глаза Катрианны горели.

— Тсс! — предупредил Одноглазый Сильвер. — Ни слова ни одной душе! Мы покинем Фельсланд и разобьем свой лагерь на Белокаменном острове!

Катрианна ахнула. Она сияла от восторга. Но вдруг о чем-то вспомнила и сразу стала серьезной.

— Одноглазый Сильвер, — холодно заявила она. — Ты уронил нож, и, конечно, очень жаль, что это оказался не Косолапый Джек…

— Катрианна! — укоризненно сказал Одноглазый Сильвер. — Катрианна!

— А если бы это был Косолапый Джек? — настаивала Катрианна. Страшный пират помрачнел. Он даже зарычал. Его единственный глаз спрятался от Катрианны под нахмуренную бровь.

— М-м-м, — промычал он хриплым голосом. — Эти же самые вилка и ложка. И ложка еще тоже… М-м-м… ты ведь помнишь, Катрианна, как было сказано: женщина…

— А вдруг это оказался бы Косолапый Джек? — не отставала Катрианна. — Не забывай, Одноглазый Сильвер, что я уронила вилку и ложку, а ведь я пиратская дочка! Страшный пират задумался. Страшный пират сопел и думал:

— Вилка… — бормотал он. — Вилка и ложка, к тому же еще и ложка! Ну конечно, ложка, вот именно — ложка!

Лицо страшного пирата прояснилось и снова засияло.

— Катрианна! — сказал он, — но это же великолепно! Я именно так и думал! Зачем мне вилка, когда есть ложка? Вот именно! Держи свою вилку при себе, Катрианна, и лучше даже возьмем ее с собой! Возьмем с собой, чтоб меня черти съели. Хо-хо-хо!

Катрианна вытерла глаза о штаны Одноглазого Сильвера. И страшный пират почему-то закашлялся. Но тут как по заказу ворвался попугай Плинт, и все встало на свои места. Через несколько минут Марианна немного озадаченным взглядом проводила спускавшуюся с крыльца четверку, вздохнула и направилась к бане. Мелкая будничная забота омрачила ей вчерашний вечер да и сегодняшнее утро. Дело в том, что вчера вечером она обнаружила в бане попавшую туда совершенно необъяснимым образом банку, в которой она солила огурцы.

Марианна была просто поражена, увидев в ней противную полудохлую жабу. Схватив банку, Марианна выбросила ее вместе с жабой за баню в густую траву.

И в тот же вечер ей стало жаль банки. К удовольствию Марианны, жабы в банке уже не было, из чего она совершенно справедливо заключила, что жаба все-таки не подохла. И тут же решила хорошенько вымыть банку щелоком.