Осенняя молния (СИ) - Даркевич Марина Викторовна - Страница 5

— Продолжим урок, — твердым голосом произнесла Ольга, глядя в глаза то одному ученику, то другому. В их взглядах она теперь куда более явственно читала истинное отношение к ней; то есть, она и раньше подозревала, что старшеклассники под влиянием гормонов способны на нескромные мысли, но то, что сейчас услышала, «нескромностью» назвать было нельзя. Видимо, только теперь она по-настоящему прониклась тем, что Есенин называл «буйством глаз и половодьем чувств». И нельзя сказать, что ей это не нравилось.

«Хорошо, что это последний урок сегодня, — думала Точилова. — Следующего наваждения я просто не выдержу — взорвусь прямо на месте».

Странные перешептывания и приглушенные восклицания слегка тревожили Ольгу. Ей казалось, что ученики говорят друг другу: «мы знаем, мы теперь знаем про вас, Ольга Викторовна, что-то новое!..» Скорее всего, это было не так, но…

— Тише, дети! — изобразив голосом всю строгость педагогической науки, произнесла Точилова, резко обернувшись от доски к классу и даже пристукнув каблуками. Юбка мотнулась вокруг ее ног.

(Ты бы так классно смотрелась с хлыстом и в латексе…) — прозвучало еле слышное мнение.

— Оля, подожди минутку, — раздался знакомый голос, когда Точилова подходила к подъезду.

Ее окликнула Сима Сафонова, странноватая разведенная толстуха лет пятидесяти, как и Ольга, жившая на первом этаже, но в соседнем подъезде. Детей школьного возраста у Симы не было, но это не мешало то и дело обращаться к Ольге с малозначащими просьбами и даже жалобами. Точиловой пришлось пару раз сухо сказать, что она не намерена «разруливать» соседкины горести, и та, к ее чести, сумела понять, что нет смысла загружать своими проблемами постороннего, по сути, человека. Однако сравнительно ровные отношения у них сохранились, и Ольга ничего не имела против того, чтобы общаться с соседкой чисто по-житейски. К тому же Сима, будучи неработающей (видимо, сумевшей сделать нормальные алименты), то и дело снабжала Ольгу нужной бытовой информацией: когда в доме меняют трубы, чья собака у подъезда гадит, и все такое прочее.

— Лену Соколову нашли вчера, — с заговорщицким видом сказала Сима.

Ольга даже не поняла, о ком речь. Прокрутив в голове списки из классного журнала, она убедилась, что соседка говорит не об одной из ее учениц.

— Девочка из первого подъезда, на втором курсе промышленного училась, — разъяснила Сафонова, увидев недоумение на лице Точиловой. — Она пропала два дня назад…

Теперь Ольга поняла: позавчера поздно вечером родители этой девушки прошли по подъездам, прося мужчин помочь в поисках, хотя бы в близлежащих местах; вроде бы дочь звонила с мобильного, говоря, что до дома ей минут пятнадцать идти. Добровольцев нашлось не слишком много — справедливости ради, мужчин активного возраста в каждом из подъездов оказалось раз-два и обчелся: что ни квартира, то либо пенсионеры, либо разведенка с детьми…

— Убили ее, — громким шепотом продолжила Сима. — Зарезали. За гаражами пустырь, а внизу ложок. Там и лежала она.

— Обокрали? — спросила Ольга только затем, чтобы поддержать разговор.

— Нет, насильник, наверное… Ну, она сама хороша: зачем было тащиться через пустырь в юбке такой вот… — Сима развела большой и указательный пальцы, показывая длину той самой юбки.

Ольге как-то враз стало чуть не до слез жалко девчонку, которую она, скорее всего и в глаза не видела. И даже вроде досады ощутила: что же это за бред такой творится, коль стоит девочке надеть мини, и она уже подвергает опасности свою жизнь?.. Точилова вспомнила, как зажигала сама, будучи студенткой, и как ей раза четыре пришлось получать «опыт борьбы против потных рук», о чем пел кто-то из современных… Пятый опыт оказался неудачным, хотя как сказать, если уж честно… По крайней мере этот абрек потом отвез ее домой на такси, (причем сидя рядом с ней на заднем сиденье, не прекращал признаваться в любви), да еще купил цветы по дороге, а она потом целый час плакала и смеялась, не понимая, что с ней такое происходит.

Зато что с ней происходило сейчас, Ольга понимала лучше. Она так и предвкушала себе, как поднимется домой, примет душ, поработает часок с классным журналом (выносить из школы его не разрешалось, но этот запрет игнорировался традиционно), проверит тетради, а потом…

— Откуда такие подробности? — спросила Ольга. Не без легкой тревоги, смешанной со странным любопытством.

— Дед один с ихнего подъезда сказал. Его внук с друзьями ее и нашел. Я думаю, что мальчишки, прежде чем звать на помощь, внимательно все там осмотрели. Сыщики, понимаешь… Жуткое дело, я бы умерла со страху.

Ольгу слегка подрал мороз по коже. Конечно, жуткое, что там говорить…

— По квартирам уже ходили двое из полиции, звонили в твою, пока тебя не было, — продолжала тем временем соседка. — Я сказала, что ты работаешь в школе, будешь около пяти часов. Может быть, придут еще.

— Спасибо, Сима, — слегка улыбнулась Ольга. Весьма ценно, что ее предупредили о визите посторонних, придется их дождаться. Ладно, ничего страшного, скоро уже появятся. В это время можно будет как раз с тетрадями поработать.

… С тетрадями Ольга закончила к шести вечера, но полиция в гости пока что еще не заглянула. Ожидание стало слегка напрягать, Ольга не любила неопределенности, к тому же ее тело нуждалось (очень сильно нуждалось) в доброй разрядке. А этому не должен был мешать никто, даже мужчина. Если он не живет с ней, конечно…

Точилова призадумалась. Научившись довольно рано (лет в восемь-девять) получать ни с чем не сравнимое наслаждение с помощью собственных пальчиков, и став постарше, она была уверена, что с появлением в ее жизни постоянного мужчины потребность в самоудовлетворении отпадет сама собой. Однако этого не произошло. Со временем ее тело начало требовать все более новых, разнообразных и изощренных способов достижения разрядки, словно организм наркомана, требующий увеличения дозы. Геннадию, первому (и пока что последнему) кандидату в мужья, это не нравилось. Словом, долгих отношений не случилось. При этом секс с Геной был вполне добротным, а сам несостоявшийся муж — достаточно неутомимым, чего нельзя сказать про Дмитрия… Этот человек, во-первых — был женат, во-вторых — был пьяницей. Но также оказался единственным из немногочисленных мужчин Ольги, кто поощрял ее «сольные» занятия. Жена Димки, по его словам, была принципиально против многих вещей, но в итоге он к ней вернулся, забрав с собой навязчивые запахи дешевого коньяка и дорогих сигарет. Последние два пункта Ольга не считала потерей — исчезновение этих «ароматов» она восприняла с некоторым облегчением… Алексей, с кем она прожила недавно целых полгода без перспектив законного брака — был всем «в меру». В меру ласков, в меру настойчив, в меру терпим, в меру пьющ. Похоже, он на самом деле любил ее, как и она его… Месяцев пять. Пока он вдруг не показался ей до безумия унылым и предсказуемым.

Будучи женщиной в меру (опять это «в меру»!) прагматичной, Ольга заставила себя прекратить расстраиваться, принять самое себя такой, какая она есть и не спешить форсировать события… И конечно, признаться: она уж очень любит себя. Речь шла о плотских радостях, естественно — с этим она сама с собой тоже согласилась. Причем как раз в тот момент, когда смотрела по кабельному ТВ очередной немецко-голландско-ирландский фильм с банальным названием. В каждой из таких лент непременно имели место одна-две сцены лесбийской любви, у Ольги особого интереса не вызывавшие. Отвращения, впрочем, тоже. В студенческие времена к ней клеилась высокая, крепкая спортсменка, учившаяся двумя курсами старше, и которую тоже звали Ольгой, но натолкнувшись даже не на неприятие, а на ледяное равнодушие, быстро отвалила. Точиловой сложно было представить себя в постели с женщиной… и только обрывки редких влажных снов говорили ей, что она еще не все про себя знает. По крайней мере, когда-то книжки про Эммануэль ее возбуждали — Ольга помнила, как она любила сидеть за столом совершенно голой и читать нескромные, бесстыдные откровения… Сейчас она тоже сидела за столом совсем голая, но только перед ней лежала не эротическая беллетристика, а классный журнал. Ведя по списку тонким пальцем с аккуратно подстриженным ногтем, покрытым бесцветным лаком, Ольга пыталась понять, кто из ее учеников и чего именно хотел бы. Девушек она вычислила быстро — Косинская и Лямина. Они напоказ выставляли свою взаимную привязанность, даже по улице всегда шли либо держась за руки, либо сцепив мизинцы, а при встрече прилюдно целовали друг дружку в губы… Да и других девочек, если те были не против. С парнями сложнее. В любви ей могли признаться, вероятно, Лаврушин и Сероклинов — мечтательные, флегматичные, неагрессивные — словом, немного не от мира сего. Кто же представил ее в наряде садистки? Каширин? Иванов? Савлук? А кому так понравился ее животик?