Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия - Страница 47

- Уводить людей вглубь земель, к болотам. Переходить к партизанской войне. Лоб в лоб нам не выстоять, сам знаешь, нас в пять раз меньше, чем одних только людей. Не считая лесных, появление которых тоже не за горами.

- Будет Совет?

- Да, все уже собрались, скоро позовут.

Князь снова обнял его. Прошептал на ухо:

- Мне так жаль, что с твоей душой вышло так… не вовремя. Сердце кровью обливается. Моя жизнь была такой счастливой… Она была полна простых чудес. Любимая жена, любимые дети. Любимая земля. Всё моё простое счастье перед глазами, с самого начала. Твоя мать, она ведь не сразу меня заметила. Помню, как мы с друзьями приехали в тот городок, там дивы строили какой-то свой очередной корабль, ходили по пирсу в толпе любопытных, видели много красивых девушек, которые были нам рады… А она на меня не взглянула, хотя я уже стал князем, была занята тем, что с подругой болтала да над чем-то своим смеялась. А я знал, сразу понял – моя судьба. Хотя и связи вашей священной не было и увлечь её оказалось непросто – она и вы самое лучшее, что было. Много лет… а ведь у нас было много лет!

Князь сглотнул и замолчал.

Гордею ничего не оставалось, как слушать, сжимая губы, чтобы не дрожали, наклонив голову, чтобы отец не увидел слёз.

Отец, впрочем, сразу опомнился, встал.

- Пошли на Совет.

Так ведь было проще – молчать. Всё равно ничего не исправить. Не в силах Гордей одним только желанием, как бы велико оно ни было, остановить войну. Не в силах сделать счастливой одну девушку, как бы ни любил, когда на кону существование всего звериного народа.

Собрались быстро, в толком нетопленной и неубранной комнате, с наспех принесёнными из кладовки свечами. Среди советников не хватало троих – двое были заняты в других местах, а третьего, Марьина, убили.

В память о Марьине все встали, минуту помолчав. А потом Гордей сразу взял слово.

- Я хочу, чтобы Князь сложил свои полномочия и ушёл на покой. Я займу его место.

Конечно, вначале Совет опешил. Всеволод и Ярый, которые не имели слова и только присутствовали, сидели у стены в качестве зрителей, даже привстали с места.

- Гордей,.. - начал отец.

- Я настаиваю.

Никто не знал, с чего Вожаку пришла в голову этакая блажь, кое-то даже рассердился, но Гордей был непреклонен.

Споры прекратил его отец. Встал.

- Я не могу сам уйти, но послушаю вашего решения. Сделаем, как желает большинство.

Буревой вскочил, не выдержав, выкрикнул:

- Не время сейчас трон делить!

К нему тут же присоединились остальные, наперебой возмущаясь:

- Гордей, постыдился бы! Война на носу! Да и в мирное время заявить права на княжество - кощунство! Как отцу в глаза-то смотреть будешь? А матери?

Он и не смотрел. Сидел на месте, мрачный и хладнокровный, прикрыв глаза.

- Прошу слова! – Всеволод, несмотря на отсутствие разрешения, встал и вылез вперёд.

- А ты куда лезешь? Тебе слова не давали!

- А я сам взял! Слушайте! Первейшая задача любого военного нападения – лишить армию главнокомандующего. Нет главаря – в народе брод и шатание, бери тёпленькими. Пока нового найдут, ты их к рукам уже приберёшь. На Князя Тамракских земель идёт охота, разве не видите? Его осадили в крепости прежде, чем стали разорять окрестности! Гордей просто пытается сохранить отцу жизнь!

Гордей на миг отвернулся, не в силах видеть лицо отца, его любви и жалости.

- Но что же ты будешь делать? – Спросил тот. – Они погонятся за тобой… И что дальше?

- Будем курсировать с места на места. На прямое столкновение мы пока не готовы, сидеть на месте нельзя – второй раз осадят так, что не выберемся. Значит, будем перемещаться.

- Они загонят тебя, как зверя. – Бросил Буревой.

- Пусть попробуют! Они в наших лесах завязнут и пропадут по одному раньше, чем опомнятся. – Влез Ярый, не сдерживаясь и скалясь. Сорвался, зарычал и отпрянул обратно.

Вскоре Совет проголосовал так, как хотел Гордей, враз ставший Князем всех Тамракских земель. Отцу больше ничего не угрожало… вернее, угрожало не так много, как прежде. Не больше, чем всем остальным жителям.

Осталось ещё одно дело, которое не давало покоя. Одно последнее, но, пожалуй, самое важное, ведь как бы сильно у него не болела душа за свою землю и свой народ, за Ожегу она болела куда горше.

Волхв пришёл на зов, пошатываясь, он не успевал отдохнуть. Всё время осады от него зависела связь крепости с войском. От одежды волхва и сейчас несло сильным травяным настоем.

- Говори, Князь, - без тени насмешки сказал волхв, усаживаясь на лавку.

Волхв был почти стар, он занял своё место, ещё когда Гордея в планах мира не было. Волосы, когда-то бывшие рыжими, сейчас почти полностью поседели, лицо ссохлось, только глаза показывали, что волхв всё так же силён. Равным ему по силе был только его же ученик Мохорейн, здоровый и едкий, словно щелочь.

- Войны мне не пережить. – Просто сказал Гордей. – А значит, нужен способ, который позволит моей душе жить дальше.

Тот ничуть не удивился услышанному, пожал плечами.

- Его нет. Пока ты жив – она жива, иначе уйдёт вслед за тобой.

- Способ должен быть! – Напирал Гордей. – И его нужно найти.

Волхв глубоко вздохнул и ровным тоном произнёс:

- Не смею спорить с Вожаком, а также с самим Князем. Нужно, так нужно.

Что ж, манерой смеяться над невыполнимыми приказами он за годы службы овладел в совершенстве.

- Мне больше не к кому обратиться. Твой опыт и знания больше, чем у всех остальных ведунов. Даже Мохорейн не знает того, что знаешь ты.

- Я понимаю, князь. Но и ты должен понимать – мой отказ не от отсутствия желания помогать, просто это невозможно. Ваши жизни связаны… Или нет? Она тебя приняла?

Гордей закрыл глаза.

- Ты же наверняка слышал эту историю. Она чуть не перекинулась, пытаясь меня спасти.

- Значит, приняла. Про тебя можно и не спрашивать. Так что, князь, выхода нет.

- Мы не были с ней близки.

- И как это поможет?

- Ну… разве не поможет?

Волхв хмыкнул.

- Какие глупости ты говоришь. Телесная жажда мало что значит. Были, не были… Ваши души уже соединились, и их будет глодать голод похлеще телесного. Пора уже знать в твоём возрасте.

- Я надеялся. – Тихо признался Гордей.

- Нет.

Волхв поднялся, спрятав руки под широкий обтрепанный плащ.

- Мне жаль, но спасти всех невозможно. – Сухо сказал он, направляясь к двери. – Никому этого не удавалось.

- Но ты попробуй…

Волхв остановился на миг и тут же пошёл прочь, тряся головой.

***

Однажды я словно проснулась. А ведь я знаю, что следует делать! Не в том смысле, что вся жизнь разложилась по полочкам, расписалась по линеечке, нет. Просто нужно познакомиться с собой настоящей! С той самой половиной, оставшейся от отца.

В деревне, жаль, почти никого из зверей не осталось. Бабка Прасковья, у которой мы остановились, да Ясень. Остальные разъехались, что и нам придётся сделать очень скоро.

К бабке я первым делом и отправилась.

- Ох, да я не помню уже ничего, - заявила Прасковья. – Я родилась, кажись, уже с таким умением.

Ясень оказался чуть разговорчивей.

- Больно будет.

- Почему?

- Если не привыкла с детства перекидываться, будет больно. Оборотничество, что воинская наука – чем чаще тренируешься, тем лучше бьёшься. А пока учишься, деревянным мечом не раз до синего тела изобьют. Так что это больше по мужской части. Многие девушки у нас вырастают, почти никогда не бегая зверем – и ничего.

- Я хочу попробовать.

Ясень пожал плечами.

- Дак пробуй. Одежду сымай да пробуй.

Одежду я снимать постеснялась, но посидела за сараем, зажмурившись. Только ничего не вышло. Позже я вспомнила, что Гордей говорил про амулет, который прячет во мне отцовскую часть. И чтобы я его не снимала.

Вечером я долго-долго гладила сплетённые шнурки и перебирала их, но разорвать никак не решалась. Мамин подарок.