Волчий берег (СИ) - Шолох Юлия - Страница 55

И решила – даже пусть она останется обычной волчицей, пусть лучше живёт вольной жизнью. На свободе.

***

Лесные на севере объединились. Большое войско шло волной, медленно, но без остановок. Воде не преградить путь – она обтекает препятствия, просачивается сквозь дыры и течёт дальше.

Тогда Гордей понял, что всё, простые времена закончились. Если раньше ему удавалось держаться на грани, беречь жизни, обходиться малыми жертвами, то теперь… а что теперь?

«Теперь» наступило со смертью двух отрядов, пойманных в тиски и растерзанных объединённым войском лесных. С гибелью Зверей, чьи тела остались гнить в лесах северной границы. А всё, что могли остальные – видеть Ведунским оком да молча зубы в пыль стирать. Чтобы добраться и похоронить, нужно лесное войско насквозь пройти, значит, разбить. Вот и остались братья не захороненными…

С тех пор Гордей перестал спать. Как ни закроет глаза, перед ними всё эти мёртвые, и обереги на их шеях, которые так и не сняли, чтобы передать родным.

Верно, не годился он для княжества, слишком слаб духом. Смотреть в глаза своим воинам, смотреть в последний раз и отправлять их на верную гибель – этого он не мог. Кто-то должен, верно, но заставить себя, взять на себя это решение, кому жить, кому умирать… Нет, невозможно.

Уйти самому? Отказаться от княжества, лечь там, на поле боя, позволить душе своей улететь высоко, к предкам… а примут ли предки такого труса?

Ему не мешали, то ли понимали, какие демоны грызут Князя, то ли боялись. Ярый, который в последнее время даже ругался без удовольствия, уходил, оставляя Гордея в одиночестве, следить за крошечным язычком свечи. Уходил, потому что не мог помочь. Не мог посоветовать – какой тут может быть совет? Не мог разделить бремя, лежавшее на плечах друга.

Когда пришла птица от Всеволода, Ярый забежал в дом, шаги грохотали по пустому коридору. Их отряд стоял в Осинах, чего теперь скрываться? Лесные идут напролом и прятаться по норам больше нет смысла.

- Гордей!

Рука у Ярого дрожала, на лице было всё написано.

- Говори!

Тот сглотнул.

- Они забрали её, Гордей. Люди забрали твою душу.

- Повтори!

Он закрыл глаза, за которыми встала густая алая пелена. Как легко… как легко теперь всех убить, всем отомстить, ведь так можно и не думать о чужих жизнях, напитаться обидой, закрыть глаза и отправлять на смерть указом, не выходя во двор прощаться. Хоть всех положить. Отравиться местью, пожертвовать каждым, до последнего. За неё.

- Всё не так плохо. Сядь.

Гордей и не помнил, как вскочил. Но сел на лавку, расправив плечи, как и подобало встречать дурные вести Князю.

- Прочту, что пишет Всеволод. «В трёх днях пути от Осин Жгучку захватил людской отряд. Остальных не заметили. Отряд шёл под покровом беззвучия, и колдуны вели поиски наследницы Софийко, любой из двух. Поисковик, как и пелена, были из остатков дивьего колдовства. Оно нынче на вес золота, значит, сёстры им очень нужны. Вышло так, что первой им встретилась Жгучка». Дальше… он кается, Гордей, что не попробовал освободить твою душу, думает, что следовало бы. Но она приказала заботиться о своей сестре. Она говорила с ним «Княжеским гласом» и он послушался. Однако Всеволод проводил отряд и выяснил, что зла Жгучке не делают, им нужно отвезти её к Великому князю и выдать замуж. Гордей!

Тот покачнулся, Ярый, не опуская письма, схватил друга за плечо.

- Она жива, её не трогают. Подожди!

Опустив, наконец, письмо на стол, Ярый наклонился.

- Если бы с ней случилась совсем беда, ты бы узнал.

- Мне Мохорейн травы даёт, чтобы притупить… чтобы не слышать, иначе, как он сказал, похоронят меня вперёд всех остальных.

- Не верю я в такие травки! Беда бы была, сквозь любую пелену бы душа пробилась! Но она… и война эта, как тебя всего скрутило! Всё уже началось, и само не закончится. Я вижу, ты не знаешь, что делать.

- Да.

- И не могу тебе помочь. Я тоже не знаю, что делать. И Совет наш многомудрый не знает. Никто не ожидал, что лесные пойдут войной, что это на самом деле произойдёт! Значит, нам нужно спросить совета у того, кто знает.

- У кого? Все самые умные думали, как могли, но без толку.

- Хорошо. Умные думали, ты их слушал. Давай теперь послушаем безумных?

- Чего?

Гордей взглянул на друга так, словно тот и правда ополоумел.

- Тут за Осинами живёт безумный Махов, помнишь?

- Ведун?

- Древний, как сама Звериная земля. Сходи к нему.

- К безумцу? – Невесело усмехнулся Гордей.

Ярый отпустил его, отступил на шаг.

- К… равному?

Думать о письме было ещё хуже, чем о лесных, идущих с севера. Ещё немного – и они объединятся с людьми. Просить помощи не у кого, боги не лезут в дела земные, значит, только на свои силы расчёт. А безумный волхв… чем не шутка?

- В народе местном слух ходит – кто хочет совета, иди к безумному Махову. От его советов веет смертью, но ответ ты всегда получишь! Словно с того света с тобой покойники говорили… так рассказывают про него те, кто ходил. Что мы теряем? А вдруг правда?

- Едем. – Решил Гордей, поднимаясь на ноги.

Они вышли во двор, встретив по пути двоих советников, которые были весьма недовольны этой выходкой – вот-вот хлынут лесные, а Вожак едет с безумцем болтать.

Ярый тихо шепнул им что-то и советники поутихли, отстали. Впрочем, они видели, что всё равно остановить молодого Князя не в силах.

Гордей и сам вёл себя как безумец. Хотелось вырваться из города, вырваться из княжества, из войны, обязанностей и долга, сковавшего сердце крепкими оковами. Подняться над всем этим, глянуть сверху, убедиться, что всё это – земная глупая суета… и растаять. Пусть даже растаять навеки, только бы не быть тем, кто лишает жизни. Кто отправляет на смерть.

Да только нельзя.

Они гнали, словно огонь пятки лизал. Выскочили на склон, поросший лесом, где у низкой хижины стоял безумный Махов, стоял, словно ждал гостей. Маленький, щуплый, ручки что птичьи лапки на навершии посоха сложены, бородка редкая, глаза бельмами заплыли. Однако смотрел, словно давно гостей ждал и даже был недоволен, что гости задержались.

Гордей спешился, бросил коня, подошёл и молча поклонился, согнулся, как сломанный, а потом сам не понял как упал перед старцем на колени. И казалось – не безумец пред ним, а сам Бог. Отец, но не тот, кто родил и воспитал, а другой, который душу твою создал. И повелел – живи по совести. И это веление не даст покоя, никогда.

Сухая рука вдруг махнула Ярому, который хотел было подойти следом – прочь! Тот спорить не смел, взял обеих лошадей, увёл за деревья, ниже по склону.

В самом конце пути его нагнал горький крик. Ярый дёрнулся было, но только крепче сжал поводья.

Крик вожака, который выплёскивал, наконец, вырывал из души всю свою боль и отчаяние, стоя на коленях перед старцем, упираясь лбом в сырую землю и запустив в нее когти. Который рвал себя, отрезал как ножом по плоти от прежнего мирного времени, обрывал корни, росшие из мирной земли.

И ничего не осталось.

Теперь ему предстояло питаться лишь от войны.

Глава 13

Размышления о женихах и их отличиях

Тем днём мы ехали по такой разбитой дороге, что у телеги сломалось колесо. А так как со склона катились, телегу развернуло, клетка выпала и упала на бок, волчица взвыла от удара, я же чудом удержалась и не вывалилась лицом в пыль.

Подымать нас никто не торопился, устали люди в дороге, боярин так вообще только и мечтал, как от обеих сдыхаться. Даже в сердцах однажды сказал, что готов обеих за половину обещанного отдать, только бы немедленно! Выходит, не только за меня деньги обещаны, оборотницу тоже не на потеху везут?

А зачем тогда? Кому?

Вечером очередной сарай, где нас заперли, каши бросили в большой миске и ведро с водой сунули, даже без кружки. Чем дальше, тем меньше обо мне заботились, и еды меньше давали, и отдыху. Видно, посчитал в дороге боярин, что не такая уж от меня прибыль?