Тыя-онона (СИ) - Кормашов Александр - Страница 4

Конечно, это нехорошо. Нехорошо стрелять капсюли одному. Это так же нехорошо, что щёлкать одному семечки или грызть кедровые орешки. Но ты всё равно сидишь и стреляешь. Капсюли чивкают один за другим. Меньше всего тебе хочется во всём винить Тобика. Тобик - сын Тундры, собаки дяди Серёжи, охотника. Дядя Серёжа водит лесовоз и водит его очень хорошо, в любом состоянии, а вот охотник он больше так, для красы. Каждое лето на передней стене его сарая вывешивается новая медвежья шкура. Мездрой наружу. Сушится. Но, правда, шкура большая. Она настолько большая, что нижняя правая лапа заходит на дверь и сухо заламывается, когда эту дверь открывают. Линия сгиба уже обозначилась белой полосой. Но дядю Сережу как будто это не волнует. Будто ему даже интересно, когда эта лапа отвалится. Тебе тоже интересно. Тогда ты эту лапу утащишь.

Тобик - твой друг. Он друг целой улицы, но только ты воспитывал его ещё "со щенка". Ты баловал его, ты давал ему облизывать фантики от конфет. Учил находить и откапывать луговую репку, но он, правда, больше ел свою траву -  сильно чавкая и высоко открывая рот. Травинки плотно приклеивались к его нёбу, длинному и ребристому, как стиральная доска. Их нужно было отдирать ногтем. Он громко лаял, когда ты бродил по реке с вилкой и  колол раков (раков он не любил и тоже лаял на них), а потом вы вместе плавали с ним на глубине, оба по-собачьи. А в прошлую зиму году вы ходили даже на охоту. На лису. Всё было по-настоящему.

Всё это было потому, что как успевающий ученик ты шефствовал над своим соседом, над Валькой-Немцем, соседом, тёзкой и однофамильцем. Ты должен был подтягивать его в учёбе. Он очень плохо читал, почти никак не читал, но всё равно был обязан записаться в библиотеку. В тот день он явился к тебе с книжкой, которую библиотекарша ему долго выбирали. Книжка называлась "Следы зверей". Книжка была большая и тонкая, издательства "Малыш". Такую нормальному человеку читать уже было стыдно. Да и читать там было нечего. Весь текст состоял из одинаковых предложений: "Это след волка", "Это след зайца", "Это след медведя" - по одному такому предложению внизу каждой страницы под большим водянистым пятном акварели, либо под несколькими пятнами, если следов было несколько. Легче всего в книжке узнавались заячьи следы, похожие на две сизые несъедобные морковки, а след медведя вообще походил на капусту. С собой Валька притащил ходячую матрёшку, свою младшую сестру, закутанную в с полдюжины шалей и платков и вольно-невольно поставил тебя перед выбором: либо раскутывать сестру (а потом закутывать её вновь), либо всем вместе отправиться на охоту, благо настольная книга охотника уже есть.

Это была замечательная идея - пойти на охоту. Потому что на улице лежал наст, и по этому насту можно было просто замечательно ходить - как волшебному белому асфальту. Можно было ходить где угодно и пробираться куда угодно, куда не попадёшь даже летом. Можно было запросто бегать по чужим огородам, не обнаруживая заметённых снегом заборов, а к себе домой вообще было здорово пролезать на животе через форточку. Только в тот день следовало торопиться. Погода уже начинала портиться: шёл лёгкий снег, тянул ветер. Ты уступил своему другу отцовский топорик-молоток (да ещё с гвоздодёром на рукоятке), а сам вооружился материнским серпом, засунув его на пояс ремня (серп тут же пропилил и штаны и подштанники, и потом туда попадал снег). Из еды ты взял только холодный коровий рубец, лежавший на сковороде. Сгрёб его на газету, завернул и сунул в карман. Хлеб искать было некогда.

Тобик догнал вас уже за селом, учуяв запах рубца. В лесу он быстро нашёл свежий след и тут же понёсся по нему с лаем, хлопая ушами и развешивая по кустам слюни, пока вы сами ещё только стояли на коленях и боролись с низовым ветром - прикладывали страницы книжки к следам. Тобик не ошибся: это была лиса. Лай слышался беспрерывно, то близко, то далеко, и живая матрёшка, сестра друга, поворачивалась, как флюгер, указывая в сторону лая то одной рукой, то другой. Хотя, возможно, ей просто было удобнее стоять с вытянутыми руками, потому что в подмышках она была слишком туго перетянута шерстяной шалью.

В первый раз вы увидели лису, когда пересекала линию электропередачи вдалеке, и вы хором закричали, науськивая на неё Тобика. Жаль, Тобик появился много позже, когда лиса давно уже пробежала. Второй раз она пересекла ту же линию электропередачи, когда уже начинало темнеть, но выскочила теперь совсем рядом, а потом ещё специально остановилась, чтобы на вас посмотреть. Тут вы молчали. От неожиданности и от удивления вы не смогли издать звука. Лиса была крупная, пышная, с бакенбардами, светлой грудкой и светлым кончиком хвоста, однако на фоне снега и в сумерках часть её светлоты скрадывалась, отчего передние ноги казались чересчур длинными, идущими от самой шеи, а хвост казался обрубленным. Лиса разглядывала вас неотрывно, наверное, несколько секунд, и взгляд её лисьей морды запомнится на всю жизнь. "Ну, и дурак ваш Тобик!" - говорил этот взгляд.

Тобика вы тогда не дождались, потому что уже стемнело, а он всё ещё где-то лаял в глубине леса. Перед тем, как отправится домой, вы попробовали разжечь костёр, а потом поделили и съели рубец холодным, с наслаждением ощупывая языком все его внутренние сосочки, меж которыми прятались кристаллики льда. Лёд сначала нужно было растапливать языком, чтобы он не хрустел на зубах; было невероятно вкусно, а на губах ещё долго оставалась твёрдая пленка нутряного жира, делавшая губы словно покрытыми целлофаном. Тобику вы тоже оставили кусочек рубца, нацепив его на рогульку. Хотелось верить, что он всё-таки унюхал его и съел сам, а не украла лиса.

Всё это ты вспомнишь, пока сидишь в недостроенном срубе и стреляешь отобранные у Вальки капсюли. Ты не хочешь идти домой, тебе вообще никуда не хочется идти. Поэтому идёшь на горку и катаешься там допоздна, пока от холода не перестаёшь чувствовать рук и ног. Когда ты приходишь домой, родители уже давно вернулись с работы и очень злы на тебя, потому что в доме нет ни дров, ни воды, с чем тебя от души поздравляет сестра, но видя, как ты промёрз, никто особо не ругается. Тогда ты забираешься на печку и зарываешься там в старые валенки и  фуфайки.

Когда уже давно надо спать, ты вдруг вспоминаешь о домашнем задании и начинаешь выправлять плоскогубцами то самое перо, которым перестрелял все капсюли. Перо теперь похоже на клюв мёртвого клеста. Выправить его, естественно, никак,  и запасного, конечно, нет,  так что тебе приходится просить авторучку сестры, которой авторучки разрешены. У сестры замечательная ручка, новая, современная, никакая не капельная, с резиновой пипеткой внутри, а уже поршневая, но сестра не дает к ней даже прикоснуться. Мать приказывает дать. Сестра бросается в слезы, и у тебя в глазах тоже начинает пощипывать, тетрадь украшают водяные знаки, а потом тебя вообще пробивает на такой рёв, что сестра испуганно замолкает, а мать бросает все дела и укладывает тебя в постель, где ты и засыпаешь в слезах и в чернилах.

После этого ты неделю не ходишь в школу, перебиваясь с  кашля на температуру, а потом всё потихоньку забывается. Но ты всё равно почему-то избегаешь смотреть на Катю, а летом её родителей переводят в другой леспромхоз, и она вместе с ними уезжает из села. Вы больше не увидитесь.

С Тобиком тебе больше не дружилось. Когда он подбегал, тряся своими жирными ушами и взмахивая толстым хвостом, тебе приходилось прятать руки за спину, чтобы не погладить его. Но он был глуп и ничего не понимал. Летом ты увидел его на дороге, прямо напротив дома, лежащим в песчаной колее, в которой всегда валялось немало раздавленных кошек и собак. В жару собаки и кошки очень любят валяться в тёплой мучнистой пыли, на самом дне колеи, и спят там без задних ног. Едущие по дороге машины могут долго сигналить, могут громко перегазовывать, но часто единственный способ спасти животному жизнь это выйти из кабины и вытащить собаку или кошку из колеи за ухо. Всех не навытаскиваешься. Увидев на дне колеи Тобика, ты испугался, что его тоже раздавили. Но он был живой. Ты пнул на него песком, и он приоткрыл сначала один глаз, а потом приподнял одно ухо. "Ну, и дурак ты, Тобик!" - хотелось прокричать ему в это ухо.