Золотая рыбка в мутной воде (СИ) - Торрентон Билли-Боб - Страница 144

— Дядя…

— Нет, не говори ничего. Заткнись, если хочешь, чтобы в следующий раз я не спустил тебя с лестницы. Ты должен был меня предупредить…

Мы дожидаемся, пока лицо барона обретет нормальный цвет, потом я помогаю ему подняться. Судя по тому, что он ведет нас куда-то вглубь дома, торжественный спуск с лестницы отменяется. С каждым шагом поступь барона становится тверже и увереннее. А меня все сильнее одолевают сомнения — уж не разыграли ли меня эти двое? Вот о чем граф должен был предупредить барона Танорена?

За столом мы сначала молча переглядываемся, потом хозяин поднимает тост за здоровье Его Величества и взглядом выпроваживает слуг из зала. Лекарь — невысокий полноватый брюнет лет под сорок — тоже выходит.

— Ну, — отдав должное вину, барон отставляет бокал, — что ж, теперь к делу. Обойдемся без ненужных реверансов. Все мы знаем, кто из нас кто, представлять никого не надо.

Хитро улыбнувшись, он поворачивается ко мне.

— Не возражаете, Шай, если я буду обращаться к вам по имени и на "ты"?

— Не возражаю, ваша милость.

— Что касается меня, Шай, то ты, — он выделил это голосом, — можешь называть меня — барон. Поскольку ты так или иначе в скором времени станешь обладателем титула, начинай привыкать к тому, что "милостью" никого больше обзывать не будешь.

— Я понял… барон.

— Вот и чудно… Ты что-то хочешь спросить?

— Скажите, барон, а о чем должен был вас предупредить граф Урмарен?

— Хм, а ты действительно умеешь слушать… Подожди немного, узнаешь. Полагаю, ты погостишь у меня несколько дней? Унар сказал, что тебе нужно восстановить силы. А у меня хорошие лекари. Возраст и здоровье, знаешь ли, не позволяют держать плохих.

Хм, а что же мне делать с комнатой в пансионе госпожи Синир? Оплаченный срок истекает не завтра, верно. Но меня нет уже давно, и она вполне могла полюбопытствовать, что за вещи оставил у нее заезжий книготорговец. А там есть такие штуковины, что лучше ей не видеть. Надо как-то выбраться… в гости. И закрыть вопрос. Пожалуй, отсюда это сделать будет проще, чем из дома графа или императорского дворца. Но вот другой вопрос — куда потом девать багаж господина Вилера. Мой, то есть. В парке такое не закопаешь. Ладно, время пока терпит.

Однако прежде чем я открываю рот, чтобы согласиться — других дел ведь вроде никак у меня нет, — встревает граф:

— Дядя, так нельзя. Его Величество еще не поблагодарил Таннера за спасение, и я привез его к тебе только познакомиться, и предполагал, что он сегодня вернется обратно…

— Ты считаешь, что то, что я узнал в моем госте пропавшего сына, недостаточно веская причина?

— Ну… эээ… Ладно, я что-нибудь придумаю.

— Прекрасно, — барон встряхивает головой и хлопает в ладоши. Рядом с ним словно ниоткуда возникает дворецкий.

— Мерстен, подготовь комнату. В моих покоях. Лучшую.

Дворецкий, кивнув, исчезает в полумраке.

— Что ж, идем дальше. Ты, племянник, я так понимаю, ночевать не останешься?

— Нет, дядя. Дел еще много.

— Шай, у тебя в императорском дворце остались какие-то вещи?

— Не знаю… Но думаю, что ничего ценного.

— Ясно. Унар?

— Я выясню, дядя, и позабочусь, чтобы доставили. Все, что осталось в моем доме — привезут утром.

— Хорошо. Теперь давайте подбираться к главному, — добродушная улыбка тает на лице барона. — Итак…

Сначала речь зашла о Геркусе — среднем сыне барона, которого угораздило оказаться в рядах заговорщиков, причем вляпался он вполне сознательно и весьма основательно. На смертную казнь дознаватели пока не накопали, но лишение дворянства, вместе с высылкой на Кархонские острова, юридически отличалось от смерти очень незначительно — для полноты "сходства" не хватало лишь лишения имени и конфискации имущества.

Выразив удовлетворение тем, что "мать не дожила до этого позора", барон пояснил — в первую очередь для меня, — в чем суть проблемы. Титул за всю историю рода ни разу не передавался иначе, чем по мужской линии. Но… Старший сын Ургиса погиб, не оставив наследника. Младший даже не успел жениться. Геркус, который пока еще числился официальным преемником, мало того, что "почти умер", так еще и наследников мужского пола не имел — лишь двух дочерей (впрочем, одна уже успела выйти замуж за наследника графского рода). Оставлять титул дочери барон не хотел, объясняя это тем, что она и так замужем за бароном, ее сын унаследует титул своего отца. О том, что Ренея соберется родить еще одного сына, который мог бы получить дедовский титул, речь если и могла идти, то в достаточно далеком будущем, до которого барон не очень-то рассчитывал дожить.

При этом у самого барона, как оказалось, имелся сводный младший — аж на семнадцать лет моложе — брат Фирел, увидеть которого наследником барон хотел еще меньше, чем дочь или даже жену Геркуса, или любую из внучек. При этом братец по закону имел наибольшие шансы им стать, если Геркус утратит этот статус (что вот-вот должно случиться), а барон не оставит завещания.

Возраст Танорена и состояние его здоровья оставляли не так много времени для раздумий — последний консилиум лекарей давал ему самое большее год, что стало очень неприятной новостью для графа, еще вчера рассчитывавшего хотя бы лет на пять. Да и я тоже не ожидал, что все так ускорится.

Но барон смотрел на все это с завидным оптимизмом. С моим появлением у него появлялся шанс оставить титул и владения в "надежных руках" (а это его волновало куда больше "чистоты крови", как ни странно), а года, даже неполного, по его мнению, вполне должно было хватить для того, чтобы подготовить меня к роли следующего барона Танорена. Увидев мой портрет, Ургис Танорен счел мое внешнее сходство с пропавшим сыном вполне достаточным, чтобы никто не мог сказать, что во мне нет ничего из фамильных черт.

Граф Урмарен оказался прав — в том, что правда обо мне Ургиса Танорена не остановит. Он рассказал барону обо мне почти все, что знал сам. Тем не менее, барон, поначалу немного сомневавшийся, ныне пребывал в полной уверенности в правильности своего выбора.

— Дело, Шай, не только во внешнем сходстве. Ты за очень короткий срок сделал для империи больше, чем мой родной сын и пока еще наследник за всю свою никчемную жизнь. И потому я считаю, что ты гораздо достойнее всех прочих претендентов носить титул барона Танорена. И вот что я сделаю.

Он встает, мы с графом тоже поднимаемся.

— Я признаю тебя моим пропавшим в конце войны младшим сыном. И наследником. Отныне ты — Сайнел Танорен. А я — твой отец. Без оговорок.

Хоть я ждал чего-то такого, ощущение — как обухом по голове.

— Подойди… Сайнел.

Я обхожу стол и останавливаюсь перед ним. Ургис Танорен заключает меня в объятиях — неожиданно крепких. Потом делает шаг назад и смотрит мне в лицо. Но память молчит. Ни намека на шевеление. Мне вдруг становится так тоскливо, что хочется завыть. Я не могу быть его сыном. Об этом кричит логика, кричат обрывки знаний. А я бы хотел иметь такого отца. Настоящего, а не подаренного обстоятельствами. Почему-то он мне нравится, хотя я его совершенно не знаю.

И вдруг почти забытый холод снова касается затылка.

Нет, не касается. Бьет со всей дури.

Свет меркнет, а ноги отказываются держать тело.

— Шай?!

Топот, крики, кто-то подхватывает меня под руки. Пауза.

— Сайнел? Шай, ты меня слышишь? — голос барона Танорена? Да, это он. Я осторожно открываю глаза. Точно, он. Не показалось. Хм, а я уже не стою, а лежу на диване.

— Слышу.

— Как ты нас напугал, — с явным облегчением говорит барон. — Я за лекарями послал, сейчас прибегут. Правда, мы тут уже решили, что ты просто не оправился после… ранения.

— Надолго я отрубился?

— Что? А, понял. Нет, на пару минут только.

В быстро расширяющееся поле зрения вплывает встревоженное лицо Урмарена. Что-то в случившемся не дает мне покоя… Вот что!

Когда меня приложило, я стоял лицом на север… Нет, скорее, северо-восток. Но точно не юг. Ветер переменился?