Золотая рыбка в мутной воде (СИ) - Торрентон Билли-Боб - Страница 145

Ладно, над этим я подумаю позже. Все равно я здесь, похоже, надолго.

Примчавшиеся на зов лекари после довольно тщательного осмотра осторожно соглашаются с предварительным выводом хозяина. Последствия ранения. Тот, что совсем недавно прибегал оказывать помощь барону, смотрит на меня с некоторым сомнением, но вслух ничего не говорит. Второй, который старше коллеги лет на двадцать, одаривает меня усталым, но доброжелательным взглядом, но тоже не произносит ни слова, кроме набора дежурных фраз.

Время уже позднее. Так что мы прощаемся с графом, потом я желаю барону спокойной ночи, а через полчаса уже сплю.

Самый странный за последнее время день закончился.

Следующая неделя прошла довольно спокойно, хоть и не сказать, что скучно.

Первым делом, убедившись, что барон не держит собственного мага, а дом не напичкан почти никакой защитной магией, я рискнул распечатать силу. И наконец-то смог получить собственное представление о своем состоянии. Формально я был здоров. Проблема была в ином — Гремуровы камлания, мало того, что оставили изрядный слой "нагара", который требовалось убрать, так еще и издырявили то, что принято называть аурой. Вот почему я так быстро уставал в последнее время. Дорвит, выходит, своими пассами мог полностью поставить меня на ноги, но лишь головную боль снял на несколько часов. Потратив на "ремонт" почти всю ночь, я снова был готов к драке… Хотя очень надеялся, что в ближайшее время ни с кем драться не придется.

Еще сутки поизображав полусонного выздоравливающего, я проснулся утром, едва солнце начало выползать из-за горизонта. Выбрался из постели, осторожно сделал несколько упражнений. Трудновато, отвык, но все равно заметно легче, чем накануне. Понемногу разогнался, попутно усложняя элементы. Но, едва войдя во вкус, вынужден был остановиться — не хотелось объяснять свой "раскочегаренный" вид даже… отцу. Пора было привыкать называть его так, причем без кавычек. Не знаю, вернется ли когда-нибудь память о прошлой жизни, но что-то мне подсказывало, что вряд ли там меня ждало лучшее будущее, чем сейчас.

Мои вещи, которые привез посланец Урмарена, на полноценный гардероб никак не тянули, поэтому портной снял с меня мерки, чтобы этот самый гардероб сотворить.

Было еще то, что я оставил в пансионе госпожи Синир. Взвесив все за и против, я, улучив момент, просто рассказал барону о том, что успел по приезде в Терону снять квартиру и кое-что там оставить. Он отнесся с пониманием к моему желанию закрыть этот вопрос, и в один из дней я совершил вояж в пансион. Сказать по правде, меня интересовали, по большому счету, лишь ключ от сейфа в мелатском банке и пакет с трофейными документами. Впрочем, оставлять там свой кошелек, а тем более сумку с оружием, тоже не хотелось. Одежда, новенькая и после примерки ни разу не надеванная, шла тут всего лишь приятным приложением… и прикрытием для всего остального. Госпожа Синир, хоть и успела порыться в моих вещах, самое ценное, скрытое магической защитой, не нашла, а главное — никому не сообщила о слишком долго отсутствующем постояльце. Ее терпение было вознаграждено — я возместил и ущерб в виде невесть где оставшегося ключа от комнаты, и даже не стал вспоминать о том, что съехал до истечения оплаченного срока. Доброе отношение старушки могло мне еще пригодиться.

На обратном пути из пансиона завернул на почту. Один из людей барона оставался у кареты, второй последовал за мной, но это меня не пугало — ни адреса, ни имени на конверте он увидеть не мог, как и содержимого. Его отчета отцу я не опасался — ему я мог объяснить, в чем дело.

Пухлая бандероль отправилась на столичный почтамт, до востребования, на имя Сайнела Танорена. Если бы я им вдруг не стал и не смог забрать ее сам, она вернулась бы Шаю Таннеру, в поместье Каменная Роза.

Конечно, нер Линденир очень удивился бы, получив это, но ему я адресовал записку, вложенную в бандероль поверх пакета с документами. Старый полковник не станет заглядывать в пакет — просто сожжет в печи, если я не заберу его лично в течение года.

Снова сев в карету, скомандовал "домой". Домой… Странное ощущение вызвало у меня это слово. Неужели, думал я, у меня наконец-то появится дом? Не временное пристанище?

Увы, тут же вспомнил о том, что неведомые мне светила местной медицины отпустили отцу не больше года, и настроение мое испортилось моментально. Так что, вернувшись, пристроив имущество и оружие, дождался, когда после ужина барон позвал меня к себе в кабинет поговорить о предстоящем завтра визите законника, и помог ему заснуть. И смог заглянуть внутрь его организма.

Конечно, риск был — до сих пор я имел дело (причем по пальцам можно пересчитать эти случаи) с травмами, огнестрельными и колотыми-резаными ранами, да подопечные мои были гораздо моложе. Перейдя на второе зрение, инфекций и травм не обнаружил, в основном — тусклое свечение изрядно изношенных тканей. Конечно, не сиять же на восьмом десятке. Свою хворь барон поименовал волчьей паутиной. Название, по его словам, пошло от того, что выявили ее лет двести назад у волков, водившихся у границы с Тинарией — внутренности погибших животных были словно оплетены черной паутиной. Барону довелось там служить — видимо, там и заболел. Ему еще повезло, что почти одновременно подхватил банальное воспаление легких и угодил в госпиталь, там оказались толковые лекари, и смертельно опасную хворь смогли обнаружить в самом начале — внешние симптомы обычно проявляются, когда лечить уже поздно, и даже маги-целители в девяти случаях из десяти бессильны. Так что он выжил, хоть и пришлось уйти со службы. И много лет лекари неплохо болезнь сдерживали — иначе она сожрала бы его гораздо быстрее. Разгадка внезапного прорыва пряталась в сплетении черных нитей — сероватый сгусток, почти сливающийся с окружающими тканями. Сгусток, больше похожий на насос, вкачивавший в паутину какую-то иную отраву, нежели производила сама болезнь. Обычному лекарю не найти. Да и магу-целителю средней руки тоже. Паутина же от такой накачки постепенно мутировала, постепенно превращаясь в оружие, способное убить носителя паутины в нужный момент. То есть, должно было казаться, что болезнь просто перестала реагировать на лекарства, и нужно увеличивать дозы, что организму тоже не в радость. Это была магия того же порядка, что и та, которая должна была с моей помощью убить императора. Только барон должен подойти к смерти медленно, чтобы никто из окружающих не понял, что это убийство, и заряд здесь послабее, зато и рассчитан на больший срок. Но механизм был схож, и я знал, что делать — и с болезнью, и с "бомбой".

И рано или поздно, но кому-то предстояло очень удивиться.

Убедившись, что ничего не упустил, позволил отцу проснуться — причем у него осталось впечатление, что он задремал всего на несколько минут, а я лишь собирался его разбудить.

Между тем, история для законника у нас с ним сочинилась вполне правдоподобная. Мол, в день прорыва аркайцев меня контузило, и контузия эта вызвала обширную амнезию, плюс долговременные проблемы с речью. Благодаря этому "Шай Таннер" изящно превращался в искаженную форму имени "Сайнел Танорен" — случайное, в общем-то, созвучие имен сыграло нам на руку. Мол, все эти годы Сайнел шлялся по Ларинье и Сентере, перебиваясь охотой и наемничеством, пока однажды не начал вспоминать, потянуло домой, а потом ему — вот везение! — повстречался граф Урмарен. И граф, мол, постепенно разглядел в наемнике явное сходство с пропавшим двоюродным братом.

Братья мы с Унаром, ага. Хорошо хоть не родные.

Думаю, мы над этим еще не раз посмеемся.

Последствия моего вмешательства должны были проявиться не сразу. Но уже назавтра законник, прибывший оформлять мое существование в новом качестве и заодно прощание Геркуса с наследством, заставил меня поволноваться, сказав, что барон лучше выглядит. Это можно было бы счесть за дежурный комплимент, но то же самое сказал граф, заехавший к нам днем позже. Впрочем, я сумел этим воспользоваться. И озадачил графа, которого вышел проводить к карете, на предмет несоответствия между вердиктом лекарей и внешним видом отца — мол, а не пытается ли кто-то таким образом замаскировать попытку убийства под неэффективное лечение?