Золотая рыбка в мутной воде (СИ) - Торрентон Билли-Боб - Страница 159

— Сколько это все должно занять?

— Это уж как получится. Как ты понимаешь, я не могу решать за императора, когда ты ему надоешь, — ухмыляется Урмарен, мы с отцом тоже не можем удержаться от смеха. Граф, наконец, перестает улыбаться:

— А если серьезно, то часа два, может, три. Уж точно не вошел и вышел. Упреждая твой вопрос, Сайнел, — о чем будет идти речь, я понятия не имею, как и ты.

— Понимаю.

— Возможно, Его Величество захочет поговорить с тобой наедине. Это я к тому, что следует быть осторожным в своих желаниях и просьбах.

— Я, собственно, думал как раз о том, чтобы попросить его не усердствовать с проявлением своей благодарности…

— Сайнел! — не выдерживает отец. — Остановись! Ты говоришь об императоре!

— Да, — хмыкает граф, — поаккуратнее там. Ручаться, что Его Величество правильно оценит твой иногда весьма своеобразный юмор, я не могу…

Едва карета графа выезжает за ворота, отец зовет меня в кабинет. Приходится в подробностях рассказать ему, что случилось ночью, и что этому предшествовало. Причем забраться в прошлое понадобилось достаточно глубоко. Впрочем, некоторые детали все же не озвучиваются. Когда я замолкаю, на лице старого барона блуждает задумчивое выражение. Не слишком ли я был откровенен? Но он вдруг улыбается, хлопает ладонью по столу и говорит:

— Я рад, что у меня такой сын… Кстати, ты действительно зря переживаешь, что будешь выглядеть перед императором неотесанной деревенщиной. Я видел, как на тебя реагировали люди во время нашей поездки. Среди них были те, кто видел маленького Сайнела. Не все были уверены, что ты действительно мой сын, но в том, что ты по повадкам — настоящий дворянин, не усомнился никто.

Спасибо, отец. Эти твои слова мне очень дороги.

На этом месте наш разговор прерывается появлением Мерстена — прибыли повозки из Танора. На меня же внезапно наваливается сонливость — похоже, запас бодрости оказался маловат — и я отправляюсь досыпать.

Обед я благополучно проспал, будить меня не стали — отец запретил. А за ужином он принялся давать давать советы к моей завтрашнему "выходу в свет". Честно говоря, мою голову переполняли далекие от завтрашнего действа мысли, но я понимал, что это обедать я буду с графом, а вот наблюдать за мной будет, возможно, довольно много любопытных — и не обязательно дружелюбных — глаз. Так что добрый совет лишним не станет.

После ужина мы продолжили разговор в кабинете. Когда тема застольного этикета была исчерпана, отца снова потянуло на воспоминания о славном прошлом нашего рода. Мы об этом, конечно, уже говорили, и не раз, но белых пятен еще оставалось много. Я не уловил, как и когда мысли старого барона совершили очередной скачок, но, услышав, что он говорит о призраке Недриана, я словно проснулся:

— Отец, а ты сам видел первого из Таноренов?

Я знал, что честный ответ будет отрицательным, но мне было интересно, что он скажет.

— Нет. Последний раз он показывался лет двести назад… моему прапрадеду. И то перед смертью… Но ее вестником он не был. А почему ты спросил?

Вот как, Недриан тоже говорил про два века. То есть, никто не пытался приписать себе общением с духом предка. Значит, к таким вещам в нашем роду всегда относились серьезно — даже когда дар перестал проявляться. Кстати, почему перестал? Может быть, я не первый в роду, кто на самом деле не прямой наследник? Хм, а с чего бы это вдруг мне пришла в голову эта не слишком светлая мысль? Недриан ни о чем таком не говорил, а ему врать никакого резона. К тому же, я ведь мог его видеть — а я чужак… Или нет? А если сказать отцу, что…

— Я говорил с ним.

— Ты? Когда?!

— В первый же день в Таноре. Когда мы прибыли в замок, точнее, когда вышли из усыпальницы, Недриан стоял рядом с Арховеном.

— Но…

— Да, я знаю, что его никто не видел. Кроме меня. Правда, понял это не сразу. А потом он пришел ко мне и мы говорили. И замок он мне показал… Наверное, все думали, что я просто брожу по коридорам, но на самом деле… Ну, ты понимаешь…

Я вытаскиваю из-под рубахи висящий на шнурке потертый медальон с родовым гербом:

— Это он мне дал… То есть, показал, где лежит.

— Невероятно… — только и говорит отец. Потом в его глазах словно вспыхивает пламя:

— Ты знаешь, что это, Сайнел? — я отрицательно качаю головой — Недриан не объяснил мне, что за вещицу он мне подсунул. — Этот медальон… Мой младший сын потерял его за год до начала войны… Но это значит, что ты — действительно мой сын, не потому, что я так решил, что я так хочу, не потому, что это и в твоих интересах, а потому что больше никто…

Мда, Ургис явно не считает, что голос крови тут может быть совершенно не при чем. А ведь то, что призрак указал мне на медальон, вовсе не означает, что это я его туда положил. Во всяком случае, я такого не помню. Но мне-то зачем его в этом разубеждать? Тем более, что Недриан действительно признал меня. Но выпускать это из-под контроля нельзя.

— Только, отец… Унару об этом говорить не стоит. Во всяком случае, сейчас. Пусть пока продолжает считать, что я случайный прохожий, который всего лишь идеально вписался в обстоятельства.

— Но почему, Сайнел? — в глазах старого барона появляется искреннее недоумение.

— Прости, отец, но я пока и себе не могу объяснить. Но поверь, что так надо.

— Ладно, будь по-твоему, — он устало поднимается с кресла. — Все это так неожиданно. Пожалуй, ты прав. Не будем спешить. Главное, что я об этом знаю… Мы знаем.

То, как начинается утро, неожиданно утверждает меня в мысли, что я поступил правильно, рассказав отцу о Недриане и показав ему медальон. Эффект действительно превосходил все ожидания. Ургис вел себя так, словно мне не тридцать три, а тринадцать. И сам словно помолодел. Правда, не думаю, что двадцать лет назад он был так мягок с младшим сыном.

В целом же первая половина дня прошла довольно суматошно. Так что когда отцу доложили о приезде графа Урмарена, я лично вздохнул с облегчением.

И вот уже карета — не привычная обезличенная, а украшенная графским гербом на дверце везет нас по улицам столицы.

Откуда-то издалека доносится резкий сигнал, заставляя нас прервать разговор, потом возникает нарастающий шум, еще несколько раз заглушаемый все тем же сигналом. Отодвинув шторку, вижу, как по другой стороне мостовой нам навстречу неторопливо катится громоздкий восьмиколесный монстр — тот самый "самоход", о котором до сих пор приходилось только слышать. Вопреки ожиданиям, на паровоз, переставленный на колеса от телеги, он не похож. Но все-таки что-то очень сильно напоминает. Впереди — рубка для водителя и нескольких пассажиров, потом что-то вроде большого железного ящика с возвышающейся над ним дымовой трубой. Заднюю часть, составляющую чуть больше половины длины монстра, занимает грузовая платформа, накрытая тентом. Когда самоход проезжает, над задним бортом платформы видны солдатские силуэты. Понятное дело, армии технические новинки достаются в первую очередь. Следом проезжают еще два точно таких же самохода. Интересно, это они откуда и куда? Проследив мой взгляд, граф отвечает на незаданный вопрос:

— Это смена караула в военном министерстве. Сам полк охраны расквартирован за городом, в министерстве находится только дежурная рота. Смена раз в четыре дня, по-моему.

Меня, впрочем, больше интересовало другое.

— А много их… этих самоходов? Просто на паровозы я уже насмотрелся, а про эти штуки только слышал.

— Нет, немного. И было бы еще меньше, если бы они не показали себя в войне с наилучшей стороны, таская тяжелые пушки и грузовые караваны в прифронтовой зоне. Дороговаты игрушки, и в обслуживании сложны. Опять же, первого попавшегося к такой штуке не приставишь. Все же есть обстоятельства, в которых использовать один самоход проще, чем сотню лошадей. Поэтому в основном их делают для армии — пока отправляют в артиллерию и особые полки. Потом и для других частей дойдет, наверное.