Вера и террор. Подлинная история "Чёрных драконов" (СИ) - Шиннок Сарина - Страница 64

— Я так понимаю, до «Iron Maiden» дело не дошло, — заключил сидящий рядом Джарек.

— Да ну и черт с ними! — бросил Кэно, погладив ладонью ровные светлые волосы Джолы. — Держи, — он отдал товарищу гитару, — оружие массового поражения — действует быстро и безотказно.

— Да я всего три аккорда знаю, — пробормотал Джарек, взяв инструмент.

— Поверь, этого достаточно, — заверил его Кэно.

Джарек присмотрел достаточно хорошенькую девицу, сыграл всего одну песню, как она уж стаскивала с него одежду, горячо целуя взасос.

Такими были они — прошедшие сквозь века пиратские нравы. Гуляния с песнями под гитару, огромным количеством выпивки и секса длились больше недели. Потом подвернулась работенка, как сообщили Кэно двое матросов: парень с русыми зачесанными наверх волосами, одетый в кожу, и молодой мужчина с трехдневной щетиной и торчащими во все стороны волосами.

— Заложников будем сегодня брать, — сообщил парень. — Отец просил помочь.

— А ты собственно кто? — недовольно спросил Кэно.

— Я Кибрал, сын Биннака, — представился парень. — А это Гарри, погоняло Сельдяной Король.

Заложников они взяли успешно, и отступные получили, что сразу нужно было отметить. После третьей бутылки вермута анархисту приспичило орать хард-рок под гитару. Джола с улыбкой наблюдала за пьяными выходками команды, но глазами искала Кэно.

— Детка, еще вермута! — попросил он, когда она подошла к его столу.

Джола собралась идти к стойке, и в этот момент он ущипнул ее за задницу. Девица глянула на него полными гнева глазами.

— Не сейчас, — попросил Кибрал, кладя руку на плечо Кэно, но мужчина ударил парня по руке и зло спросил:

— Ей-то, шлюхе, не один хрен?

— Не один, — ответил Кибрал. — Ты мертвецки пьян. А круто ты окрутил мою сестру…

Кэно был так поражен этим фактом, что не смог ничего ответить. Джола — дочь Биннака! Кто бы подумал!

«Правду говорят: у мужчины две головы, но думает он ими по очереди», — пронеслось в его голове.

— Ей неприятно, что ты так пьян, — продолжал объяснять Кибрал.

— А мне насрать, что ей неприятно!

Утром Кэно не смог вспомнить, что было после третьей бутылки. Только проснулся уже в своей каюте, с Джолой. Девица сказала, что он грубо сносил ее, но ей понравилось. Он молча закурил. Он не знал, как теперь смотреть Биннаку в глаза.

Биннак молчал, скорее всего, давно зная это.

Время стало с тех пор тянуться мучительно медленно — прошедший месяц сошел за три. Джола была смелой и отчаянной, весьма опытной, анархист тонул в наслаждении и ласке, но совершенно ничего не пробудило в нем каких-то чувств, даже намека на чувства. Может, если бы что-то дрогнуло в душе, общество этой девицы не казалось бы таким навязчивым и утомительным. Секс — это, конечно, было хорошо, но Джола хотела большего, да еще и пыталась навязывать свое мнение, за что Кэно не раз срывался на нее по полной. Доходило до того, что он распускал руки. К несчастью, Биннак закрывал на это глаза.

Еще мучительнее стал второй-третий месяц пребывания анархистов на судне Биннака. Кэно коротал вечера в одиночестве, сидя в каюте и покуривая сигары, пытаясь не думать ни о чем. Эта жизнь начинала надоедать ему — слишком уж все просто было у этих ребят, стремления у них приземленные, ограниченные физиологическими и материальными потребностями. Кэно уже не первый раз заявлял Биннаку, что планирует вернуться в клан.

— Мне бы только денег на операцию, чтобы снова лучшим воином клана стать.

Капитан смотрел на него с какой-то отеческой тоской.

— Уехать бы тебе на родину — в Австралию, — говаривал он, — и жить там спокойно. На что тебе еще одна война?

— Это за свободу война, старина, за свободу.

— И помрешь за свободу? — спрашивал Биннак, хотя ответ давно знал.

— Поживем — увидим… — устало отвечал Кэно.

— «Поживем»? Только ты говоришь о том, чтобы сдохнуть за свободу.

— Ну, сдохну, тебе-то какое дело?

— Ты жизни не видел! — тревожно восклицал капитан. — Не видел!

Кэно с презрением смотрел ему в глаза:

— А что ты видел, всю жизнь просидев на этом суденышке, а?

Биннак, удрученно молча, ушел. Кэно не знал, что думать. Не первый раз его отговаривали от возвращения к анархистам. Но он-то чувствовал себя частью этого клана, чувствовал кровную связь с этими людьми, долг перед теми, кто дал ему новую жизнь — жизнь, в которой он кому-то нужен. Теперь сомнений не возникало — его место там. Он в глубине души боялся быть не нужным никому. Потому мысли были заняты тем, где достать деньги, чтобы подлечиться и снова стать в ряды воинов свободы.

Приятный аромат сигары помогал Кэно расслабиться и успокоить нервы. Неожиданно Джола вошла в его каюту и бесцеремонно села ему на колено.

— Детка, отвали, у меня депресняк, — пробурчал он. Рука Джолы легла на его плечи — ей было откровенно наплевать на его слова.

— А ты знаешь, что капитан может поженить влюбленных на палубе корабля в любой момент? — не без намека шепнула она анархисту на ухо.

— Поживем — увидим, — отмахнулся Кэно.

Джола взяла сигару из его пальцев.

— Может, бросишь курить для начала? — повелительным тоном заявила она.

— Брошу, — согласился Кэно, — только за это будешь лизать мне задницу до конца моих дней.

Девица опешила:

— Ты что имеешь ввиду?

Кэно не стал утруждать себя ответом — только показал ей средний палец. Джола изменилась в лице, глаза наполнились злостью, она ответила на жест грубой пощечиной. Кэно не остался в долгу и ударил девицу по лицу в ответ. Джола упала, подвернув ногу, из носа пошла кровь.

— Ну, пока ты валяешься — подумай вот о чем, — строго монотонно заговорил анархист, не вставая со стула, — приказывать мне мог один человек — генерал-лейтенант Дес Баррес. Переделывать меня и что-то мне указывать никто не имеет права, а уж тем более такая шалава, как ты. Если тебе что-то не нравится — ищи себе другого, без вредных привычек. Так что подрывайся и вали отсюда.

После этого инцидента Кэно со спокойной душой оставил поприще пирата. Оставил с горьким осадком на душе в виде подозрения, что понапрасну, совершенно безрезультатно убил три месяца жизни.

— Куда теперь? — раздумывал он горестно, сидя с Джареком в баре за кружкой пива. — Грабануть бы кого, да тут план нужен. И риск сильно велик…

— Что, деньги и впрямь так сильно нужны? — с сожалением уточнял товарищ.

Кэно потер ладонью колено больной ноги:

— А как иначе? Я клану не нужен в таком состоянии, как сейчас… Эх, Уехиба! Японский гаденыш! Хотел лучшим «черным драконом» меня сделать — перестарался, сукин сын!

— Но навыки-то у тебя есть?

— И что ты предлагаешь?

Джарек жестом подозвал его ближе, мужчины склонились над столом, Джарек еле слышно шепнул:

— В наемники податься.

— Чего? — замер от неожиданности Кэно.

— Столько мы нигде не заработаем. А навыки, как я говорил, у нас есть. У меня связи в Детройте остались. Там матерый бандюга Корсар меня давно на это поприще вербовать пытался: где чего украсть, из кого деньги выбить, кого пришить… Так идет?

Кэно принял идею без особого энтузиазма, но легко вжился в новую роль — наемный убийца, грабитель, вымогатель. Он быстро стал известной и уважаемой фигурой в криминальном мире, Джарек тоже преуспевал, иногда поигрывая в казино и подделывая произведения изобразительного искусства. Была, конечно, в этой новой жизни масса недостатков — нелегкая жизнь вне закона, потребность постоянно скрываться, и, в конце концов, бессонница, порожденная чувством небезопасности мира. Работа все же нравилась Кэно — он снова почувствовал себя в родной стихии, когда приклад снайперской винтовки уперся в затвердевшее за годы сильное плечо. Запах рыбы наконец-то выветрился из одежды — его сменил запах бензина, копоти, сигар и портвейна. Анархист решил, что родился для войны. Даже больная нога стала беспокоить его настырной тупой болью гораздо меньше.

Мужчин знали под их старыми армейскими прозвищами — Скиталец и Козырь. Под началом бывалого киллера Корсара они воевали под знаменами тех, кто платит, до 1984 года. И осенью этого года один день вновь заставил Кэно задумываться о том, куда же ему стоит идти. Жизнь словно сама заставляла выбрать свою дорогу. Раз и навсегда.