Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ) - Странник Стелла - Страница 18

А ветер продолжал хлестать по крышам, словно проверяя их прочность, по тяжелым ветвям деревьев, безжизненно свесившимся плетьми. По стеклам потекли слезы, потом сильнее и сильнее, превращая их в зеркала, а в них застыл решающий миг, за которым и начиналась бездонная, немая вечность.

Уже засыпая под шум дождя, увидел он не то в полудреме, не то во сне птицу с распростертыми крыльями и человеческой личиной на груди — «шаманский дух», возносящий шамана на небо. А птичья головка была увенчана... собачьими ушами Симурга! И самым странным было даже не это, нет! А то, что эта птица размахивала крыльями и летела ему навстречу! Значит, она была живая?

— Что это? — спросил он, шокированный такой гротескной внешностью.

— Это самый распространенный образ шаманских изображений! — прозвучал где-то за кулисами ответ археолога Спицына. — А вы не знали?

— Стыдно не владеть такой информацией, Николай Петрович! Полагаю, что и мои труды по исследованию первобытного человека вы тоже не читали? — включился в разговор сам профессор геологии Иностранцев, которого Арбенин тоже не видел.

— Тогда вам ребус из трех голов! — рассмеялся Спицын.

В это время облик птицы стал принимать еще более фантастический вид: у нее появились три головы, а вокруг личины на груди — головы лося... Крылья птицы тоже начали превращаться в лосиные головы... И надо же, это химерическое существо, приблизившись к земле, снова взлетело в небо и... зацепилось когтем за его летний пиджак... Еще мгновение — и взлетел бы вместе с ней в небесную зону космоса... В ту самую вечность...

Но в этот момент прозвенел будильник.

Утро выдалось ясным, и земля быстро впитала влагу. Кое-где еще поблескивали лужи, но они были настолько мизерными... скорее, символически напоминали о ночной грозе. Наваждением казался не только проливной дождь, но и все, произошедшее этой ночью. Поэтому Арбенин легко расстался с гнетущими мыслями, как только сделал первый глоток ядреного летнего воздуха, не согретого восходящим солнцем.

Еще накануне решили позавтракать в чайной, которая занимала небольшое строение рядом с гостиницей. Удобно, что открывалась она в шесть утра, а значит, перекусив, можно выехать не позже шести тридцати. На счету была каждая минута — до кургана езды часа два, а, закончив обследование, нужно засветло вернуться домой. Поэтому Николай Петрович поспешил в чайную. Буквально следом вышел из гостиницы теперь уже «правая рука» Кондратьева — географ Скорожитовский и догнал его:

— Подождите, коллега! Как спалось?

Навряд ли он знал о полуночных посиделках Арбенина с Сибирцевым, скорее всего, произнес эту фразу чисто автоматически, соблюдая этикет. Однако тому стало немного не по себе, словно в его приоткрытую душу без разрешения заглянули и увидели потаенные желания. Причем, не первый встречный, а именно тот, кто не по правилам обогнал его на карьерной лестнице. Арбенин слегка приостановился:

— Доброе утро, Леонтий Иванович! Спасибо! Все отлично!

— А я вот взял в привычку по утром бегать! А здесь... даже и не знаю, как расценят такой поступок... Да и одному не интересно...

Николай Петрович представил, как он, облачившись в спортивный костюм, побежит спозаранку с этим ярким брюнетом, на лбу которого написано, что он именно из музея искусств и древностей. Побежит по тротуару с выдолбленными камнями, мимо вон того облезлого забора и мимо вон той кучи мусора, возле которой гуляет бродячий пес...

— Если вы по поводу моего мнения — какие проблемы? Бегайте на здоровье! Ну, а если по поводу компаньонства — увольте...

— Вот и Павел Ильич не захотел... — в интонации, с которой прозвучала эта фраза, читалось сожаление.

— Кто это обсуждает мою личность? — строгий голос Кондратьева, хоть и с шутливыми нотками, произвел на собеседников эффект неожиданности. Они на секунду остановились и замерли. Оказывается, руководитель группы приоткрыл дверь из чайной и наблюдал за ними. — Давайте, господа, побыстрее!

Подкрепившись пшенной кашей, омлетом и черным чаем, а для желающих — и кофе, исследователи вышли на улицу и остановились возле двух подвод. Груза, конечно, было и не так много, но воду и провиант пришлось взять, ведь обед предстоял в степи. Да и самый простой инвентарь — совки, скребки, лопаты, емкости для проб грунта... Как без всего этого? А что на лошадях... Для передвижения по проселочной дороге, а там, говорят, еще и по чистому полю — в самый раз. Лишь бы дождя не было, а то можно и в грязюке застрять...

— Подумал, что до поездки на курганы будет вам интересно заглянуть в одно любопытное местечко... — загадочно произнес «чичероне» Потапенко, когда они рассаживались на подводы, — не мог отказаться от жгучего желания сделать вам сюрприз...

— Какой же, Федор Алексеевич? — проявил повышенный интерес к его словам биолог Борисов.

— О-о-о, не пожалеете! Выдающийся культовый памятник раннего железного века! — публицист потирал ладони, словно готов был захлопать в них от радости. — Слышали, небось? Гляденовское костище... И главное, здесь совсем недалеко, верст десять на юг от города. Да... и я ведь захватил с собой кое-какие снимки...

Еще вчера, когда проезжали по улицам города, Арбенин обратил внимание на то, что стоит он на всхолмленной равнине. Правда, особенно рассмотреть его не довелось, так как от вокзала до Пермской гимназии было совсем недалеко, и тем более — до гостиницы. Бросились в глаза лишь несколько старинных зданий, скорее всего — имперские учреждения, да пара-тройка мостов. Насчет мостов он понял, что их может быть гораздо больше, изучив карту губернского города еще до поездки. Тогда и подумал, что здесь по многочисленным городским оврагам может протекать множество малых рек и ручьев, может, сто, а может, и все триста. Это не считая таких известных как Кама, Чусовая и Сылва.

***

Подводы двинулись на юг города, и оранжевое солнце, уже поднявшееся над горизонтом, наблюдало свысока за странными путешественниками. Его теплые лучи мягко согревали утренний воздух и лишь иногда слепили глаза — когда под его прямой угол не попадали ни высокие строения, ни толстые древесные стволы. На первую повозку сел публицист Потапенко, так как был единственным, кто отлично знал дорогу, не считая, конечно, возчика, сам Кондратьев, «музейный» географ Скорожитовский и практикант Сиротин. На второй оказались Арбенин, геоморфолог Сибирцев — его новый друг, биолог Борисов и еще один возчик .

Оба возчика были уже в курсе изменения маршрута и направили подводы в сторону мыса левого коренного берега Камы, к правому берегу реки Нижняя Мулянка. Дорога поднималась на возвышенность, и открывался вид на пермские красные каменные дома, особо выделяющиеся на фоне разросшихся за многие годы деревьев. Отсюда, издалека, трудно было определить, клен ли это, а, может, дуб или осина... Их зеленые раскидистые ветки сверху походили на пышные головные уборы, плотно подогнанные друг к другу природным мастером.

— Мы уже почти на Гляденовской горе! — громко произнес публицист Потапенко, так, что его слышно было на обеих подводах и повел рукой в сторону окрестностей. — Вот, видите впереди — это площадка городища... Не что иное как жертвенное место... здесь нужно оставить лошадей и пройти немного пешком...

— Я еще никогда не видел жертвенников! — признался Богдан Сиротин.

— Какие твои годы! — вставил зам Скорожитовский. — Еще все успеешь посмотреть... Радуйся, что не сидишь в душной лаборатории, а в свет вышел...

— Спасибо, Леонтий Иванович, я радуюсь...

И уже обратившись к Потапенко:

— А здесь действительно приносили в жертву... животных?

— Да, здесь археологи раскопали множество миниатюрных сосудиков для жертвенной крови. Но главное — нашли черепа... медведей и лосей, останки жеребенка...

— А людей — тоже?

— Да, Богдан, и людей, так сказать, человеческое погребение, — произнес он настолько серьезно, что невозможно было понять — насмехается или нет над пареньком.