Прощай, Ариана Ваэджа! (СИ) - Странник Стелла - Страница 63

— Кажется, я тебя знаю! — первая его фраза так обрадовала Арбенина, что тот оторвался от объятий и с удивлением посмотрел в глаза паренька:

— Ну-ка-ну-ка! Говори! Где его видел?

Тот смутился и замолчал. Сделал паузу, восстанавливая что-то в памяти, и выдал:

— Я помню! Но... сейчас забыл...

Сибирцев вскинул густые брови, но — промолчал. Скорее всего, он понял, что за проблема у этого паренька. Видно, пострадал тот еще больше, чем он...

— Да что ж мы посреди храма-то? Выйдем на крыльцо! Там есть навес. — Арбенин нагнулся, подобрал тросточку, вложил ее в правую руку Сибирцева и увлек его к выходу. Друг, прихрамывая, шел рядом.

Тяжелая дверь медленно открылась и в глаза брызнули лучи ослепительного солнца. Златоглавое и величественное, оно взирало с середины купола, будто нежилось на голубом небесном покрывале с разбросанными по нему белыми пуховыми подушечками. Да еще и надменно улыбалось! Вот, мол, вам, дорогие мои, наслаждайтесь!

— О-о-о! — вырвался общий вздох изумления.

Дождь не только не хлестал, но даже не капал. Его будто и вовсе не существовало, разве только едва заметные очертания луж напоминали о хулигане-ливне. Где-то по соседству прокукарекал петух, потом — залаяла собака, за ней — другая. Возвращалась в обычную колею деревенская жизнь.

— Однако... Ну и ливень был! Мы вот промокли до последней нитки с Богданом... Да и ты, смотрю, тоже... — Арбенин бросил взгляд на Сибирцева. — Как же это мы умудрились попасть?..

— Сегодня — Вышний День Бога Перуна! — заметил Сибирцев. — Так что ничего удивительного. И хорошо, когда в такой день дождь пройдет! Значит, пожаров не будет! Бог-громовержец следит за этим! Точно так, как следит за людьми — не нарушают ли они клятвы? А если кто нарушил — тех карает!

— Что ты сказал? — переспросил Арбенин. — Клятвы, говоришь?

— Ну да! Он ведь такой высокочтимый и устрашающий! Мне дед Архип много чего рассказывал. А Илья Пророк — он ведь уж потом сменил Перуна... Или — Перун сменил имя? Но суть одна: ездит на громыхающей колеснице и проверяет, как люди держат свое слово.

— Присядем на скамейку — в ногах правды нет! — сорвалось с губ Арбенина. Да так неожиданно даже для него самого, что удивился — причем здесь правда или ложь? Не в зале суда.

Справа от входа стояла добротная свежевыкрашенная деревянная скамья со спинкой. Словно специально — в тон ясному небу! Как будто их и поджидала.

Если бы кто-то наблюдал за тремя путниками со стороны, он бы удивился их измученному виду, пообтрепавшейся одежде, да еще и насквозь мокрой, и тем воодушевлением, которое не сходило с лиц. Активно жестикулируя, все трое что-то оживленно рассказывали друг другу, иногда то похлопывая собеседника по плечу, то обнимая его. Рассказывали, перебивая друг друга, повторяя одно и то же по второму кругу. Потом вспоминали еще одну деталь, которая казалась очень важной, и снова говорили об этом — уже по третьему кругу. А как иначе, если разлука оказалась затянувшейся и почти не дававшей шанса на встречу! Если случилась она внезапно и стояла в пяди от страшного слова «трагедия»!

Наконец, Арбенин произнес:

— Особая благодарность — Святому Христофору! Если бы не он... надо же... Никогда не думал, что явится ко мне святой, да еще псоголовый, и заставит пойти куда-то... Именно в то время и в то место... А я тогда собирался везти Богдана в Чердынь...

— Вот и хорошо, что не стал торопиться! — в речи Сибирцева потихоньку улеглась возбужденность и появилась рассудительность. — И сам передохнул, и Богдана подлечил... Кстати, смотрю, был он совсем плох...

— Да, знахарка Евлампия знает свое дело! Сейчас уже намного лучше ему, кое-что потихоньку вспоминает... хоть мало...

Арбенин отвел в сторону глаза. Жалко паренька! Не успел еще и пожить, а стал... не хочется думать об этом, но ведь — инвалидом... Сделал паузу и продолжил уже о себе:

— А ведь и ко мне пришел Христофор! Тоже во сне... Сказал, чтобы через восемь дней явился к нему. Не верил я тогда, что за этот срок на ноги встану, да не просто встану, а сам дойду до Ныроба. А ведь так и случилось... Кстати, Николай, я ж твой вещмешок забрал!

— Неужели? А я думал — потерял его. Фляжка вот при мне, — он провел ладонью по карману холщовой куртки, — а главной амуниции нет...

— О! Я ж его в церкви оставил, как зашел — положил... Идемте туда, да нашему псоглавому спасителю поклонимся!

Они снова прошли в церковь, уже молча перекрестившись, не нарушая торжественной, спокойной тишины. Почти следом за ними вошли две бабы в пестротканых длинных юбках, в цветастых платках. А за ними еще кто-то тянулся — вот и люд высыпал на улицу после дождя.

— Здесь он, здесь... идем! — Арбенин тянул Сибирцева за руку в тот угол, где и стоял до этого с Сиротиным.

Тот схватился рукой за вещмешок, валявшийся на узенькой скамейке, и, продолжая опираться на палочку, шел за ним. Вот он — Святой Христофор! В красной мантии, правда, она немного размыта — видать, краска уж сколько веков лежит. В черных длинных сапогах — как и положено охотнику, а главное — с крестом в одной руке и царским скипетром — в другой.

Подошли, перекрестились и склонили головы.

— Спасибо тебе, Святой Христофор! Спасибо сердечное! За то, что встречу нам устроил!

Сибирцев, опираясь одной рукой на палочку, другой поглаживал изображение псоглавца. Уже успокоившись до этого, он снова дал волю чувствам. Его тихий голос, даже — полушепот — задрожал, рука затряслась и снова выронила палочку. На этот раз поднял ее Богдан. Коллеги не проронили ни слова, они уже до этого битый час простояли перед Святым Христофором, не понимая, для чего к нему пришли. И вот сейчас — настолько глубоко это осмыслили, что становилось жутко от осознания того, что внешние обстоятельства начали подчиняться их желаниям.

— Надо идти! — тихонько прошептал Арбенин, покосившись на бухнувшихся на колени баб возле той самой иконы Девы Марии, где и стоял поначалу Иван. Слабое освещение не позволяло издалека разглядеть их лиц, разве что только силуэты в широких юбках. Вот почему он не заметил поначалу Сибирцева.

***

Они снова вышли под ослепительное солнце и огляделись. И Арбенин только сейчас обратил внимание на то, что не только скамейка, на которой они сидели до этого, сияла голубизной. Чуть дальше — еще одна такая скамейка, и тоже — свежевыкрашенная. А забор-то, забор! Новенький частокол, один к одному! Никак, праздник какой большой?

— Прогуляемся немного? Пусть одежда до конца подсохнет, пока солнце жарит!

Произнеся эту фразу, Арбенин взял небольшую паузу, чтобы обдумать дальнейшие шаги. Его терзали некоторые сомнения. Ощущение такое, будто должно произойти еще одно очень важное событие... но какое? Хорошо, нет, даже отлично, что встретил Сибирцева! Теперь можно и всем составом двигать в Чердынь, а оттуда — и в Пермь. Но что дальше? Экспедиция не состоялась? Или что-то ценное все же нашли? Во-первых, амазонит... О, этот чертов камень! Лучше бы его не находили вообще! А во-вторых... какой-то ерундовый чоппер — все равно что камень неотесанный... Тоже — мимо! Ах, да! У него же есть зуб мамонта! Вот это уж настоящий раритет! И еще — древняя металлическая фигурка птицы с человеческой личиной, то есть, с шаманским духом, да и с собачьими ушами Симурга! Вот обрадуется археолог Спицын, если узнает об этой находке! В его коллекции такой пернатой пока не было. А профессор Иностранцев? Скорее всего, тоже оценит находку. Но как это мало... Столько возни, а результат — нулевой!

Они прошли на юг не больше пятидесяти саженей (от автора: примерно 100 метров), когда увидели часовню над ямой Романова.

— Вот здесь и заточили дядю Михаила Романова! — воскликнул Сибирцев. — Сначала поставили деревянную часовенку, а потом уж и заменили на каменную... Архип Пантелеевич мне много об этом рассказывал. Оказывается, его родичи подкармливали боярина... Сам-то он из этих мест.

Да, вот оно — аккуратное строеньице, белоснежное, как облако, с высоким куполом и крестом, венчающим его... Окруженное каменной оградкой с коваными металлическими вставками. И эта оградка тоже белела — аж рябило в глазах. И тут Арбенин вспомнил! Да это же к трехсотлетию Дома Романовых! По всей империи проходят торжества! Видимо, и здесь тоже ждут столичных именитых гостей, а может, и августейшую семью. Да только... приедет ли кто в такую глухомань?