Жизнь за гранью (СИ) - Тильман Любовь - Страница 17

Дети не преувеличивали, говоря, что они – одно целое. Сенситивы, и в самом деле, в ментальном плане, представляли собой весьма необычный конгломерат. Проблема в едином информационном поле. Чем сильней сенситивные способности, тем более тесной становится полевая связь.

Они слышали и ощущали друг друга, как если бы находились за перегородкой из тонкой бумаги, и этого невозможно было избежать, не находясь постоянно в укрытии: под силовым полем, водой, плотным слоем земли или камней, без сквозных трещин. Но силовое поле – уже само по себе знак присутствия, а естественные укрытия мы были вынуждены покидать для поиска пропитания и посещения промежуточных баз, служивших местами укрытия для новых членов общины и переговорными пунктами.

Однако, взаимосвязь холмоградских сенситивов играла теперь и против самого города, поскольку у многих его воспитанников были причины не слишком любить свою alma mater, и даже те, которые не признавали нашего образа жизни, старались, если и не помогать нам то, во всяком случае, поменьше мешать.

Жизнь, в который раз, заставляла убеждаться, что как бы ни была хороша теория, на практике всё происходит с точностью до наоборот. И даже тогда, когда теория опережает практику на несколько тысячелетий, она не в состоянии правильно предопределить её.

Но может всё дело именно в этих тысячелетиях?! Как бы ни были мудры и опытны монахи, но проживая в автономных, оборудованных всем необходимым, монастырях со столетиями устоявшимся укладом, они и представить не могли с чем мы столкнёмся, став самостоятельной общиной. Тяжёлая однообразная каждодневность, не оставляющая времени ни на тренировки, ни на учёбу, угнетающе действовала даже на нашу с Фруми психику, не говоря уже о детях.

Эйфория свободы и открытого пространства быстро сменилась унынием и накапливающейся физической и психологической усталостью. В отношениях стали возникать трещинки. Присоединившимся казалось, что их эксплуатируют, что дежурить легко и это не требует особых усилий, они требовали, чтобы дежурства и физические работы распределялись поровну, считая чуть ли не каждое растёртое зёрнышко.

Каменные мешки, изгибы проходов и подземные водные потоки не позволяли прослушивать всю систему пещер целиком. Из-за этого приходилось распылять силы, выставляя слышащих на все отростки наружных выходов. Слушать внутри нам и в голову не приходило. Поэтому, когда Кама, пойдя за солью в кладовые, обнаружила пустые полки там, где ещё недавно хранились неприкосновенные запасы сухих продуктов, мы были в шоке.

Кама пришла к нам недавно, с двумя девочками подростками и престарелым отцом. О своём прошлом она не говорила, а мы особо и не расспрашивали, зная какие трагедии пришлось пережить нашей цивилизации, и оставляя за каждым право самому решать – рассказывать о себе или нет. Смуглая, стройная как тростиночка, с узкой талией и высокой грудью, она выглядела ненамного старше своих дочерей. Отец же её, такой же смуглокожий, как и она, напротив, выглядел неимоверно старым – всклоченная седая борода, согбенная фигура, отстранённый взгляд из-под полуопущенных век… – казалось, что он живёт по инерции, давно безразличный ко всему окружающему. Девочки присоединились к собирателям. Кама, как-то незаметно, притёрлась на кухне, в основном занимаясь учётом и сортировкой продуктов. А старик, по мере сил и возможностей, всем помогал, или просто сидел рядом с работающими, время от времени тихонько напевая, на никому не понятном языке, свои заунывные песни.

Куда могли деться продукты было непонятно. Чтобы их вынести нужны были люди и время. Узкие проходы не давали возможности перемещать объёмные грузы. Даже для переноса в соседнее помещение, цепочке из пятнадцати-двадцати человек, потребовалось бы не менее трёхнедельной круглосуточной работы. Такое движение не могло остаться незамеченным.

Мы с Крисом, Нойманом и близняшками отправились обследовать помещение. К нам тут же присоединился старик. Обстукивание стен и полов ни к чему не привело. Мало того, часть полок уже успели позаплетать пауки и в паутине билось какое-то насекомое, непонятно как оказавшееся так глубоко под землёй. Алиса с Яной шли на дежурство и потянули было старика за собой, но он сказался усталым и устроился отдыхать прямо в помещении склада, на циновке, которую постоянно таскал с собой.

Я вернулся в комнату отдыха и сел рисовать план внутренних помещений, пытаясь осмыслить произошедшее. Вскорости ко мне присоединились Ким, Станислава и Давид, а ещё через какое-то время я обнаружил, что весь холмогорский отряд в сборе, включая и тех, кто должен был быть на дежурстве, последним пришёл Юрчик, на плече у него сидела маленькая зелёная ящерка. Не понимая, что происходит, я последовал за детьми. Мы двигались быстро и настолько бесшумно, что казалось будто я – единственная подвижная точка в этой кромешной тьме. Движение замерло в последнем зале, перед самой кладовой.

Юрчик вошёл в склад и включил фонарик. Старик спал на своей циновке. «Интересно, где они видели паучка, ребята говорили, что здесь паучок…» – приговаривал мальчик, направляясь к полкам. В ту же секунду старик запел… Юрчик повернулся, лицо его вытянулось и стало напряжённым, а у меня в мозгу буквально взорвался крик о помощи. Одновременно с этим запели мои сенситивы. Я никогда не слышал подобного пения. Лицо Юрчика просветлело, он попятился назад и оказался в ряду со всеми.

А старик уже не сидел, он встал с циновки и словно преобразился – разогнул спину, расправил плечи… Перед нами стоял мужчина лет сорока-пятидесяти. Его чёрные, как маслины, глаза сверкали презрением и злобой: «Уплыли ваши харчи! – оскалился он. – Как раз сейчас их выносят через оставленные без охраны выходы! А через несколько минут вас всех повяжут и продадут в рабство!». Ответом ему был дружный детский смех.

Мужчина протянул вперёд руку, и тут же отдёрнул её, словно наткнулся на каменную стену. «Ничего вы мне не сделаете, – прошипел он, – гуманисты…» Сверху свалился камешек и долбанул его по макушке. «Фокусники», – презрительно прохрипел мужчина. Его лицо и шея побагровели от напряжения, но он напрасно силился разорвать, всё туже опоясывающее тело, силовое поле.

– Мы отпускаем тебя, – сказал Ким, – но берегись своих коварных мыслей. Сейчас ты уйдёшь и больше никогда никому не будешь пытаться причинить вред.

Покидая помещение, я окинул его взглядом и не поверил своим глазам. Не было ни паутины, ни паука, а все продукты стояли на своих местах.

– Как ты догадался? – спросил я потом у Криса.

– Это было просто! – улыбнулся подросток. – Он слишком увлёкся эффектами: паучок, паутина, муха… Было понятно, что наше внимание специально фокусируется для отвлечения. Да и Юрчикина ящерка никакой мухи не увидела.

Последние слова Криса вызвали у меня яркую картинку – моего милого Лёнечку, играющегося у подножья водопада с ящерицей. Я словно бы уплыл в монастырь вод, в недолгое безмятежное время, когда наш сыночек был с нами…

– Мы на дежурство, пора отпускать животных, – отозвалось в мозгу.

– Каких животных?! – не понял я.

– Волков, лисиц, медведей, змей… – раздался в ответ дружный детский смех.

Оказалось, пока я ломал голову над исчезновением продовольствия, Крис, через сеть сенситивов связался с Петерсом, а тот с Бар Хевгуун Шувууны, и, благодаря им, удалось быстро организовать хищников и ядовитых животных округи на защиту наружных выходов.