Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия - Страница 35

А после появления в Агнессы, де Вильере почувствовал, как его сердце вспыхнуло от любви, которую нельзя было унять. Самая прекрасная девушка, которую он когда-либо видел, могла так легко принадлежать ему, стоило только заплатить, по его мнению, совсем небольшую сумму. Но королевский прокурор кое-что упустил и только сейчас начал это осознавать. Он купил ее свободу и ее тело, но не любовь. Если бы Виктор не поступил так то, что бы стало с его прекрасной птичкой? Рано или поздно она бы выпорхнула из гнезда, попавшись в когти подлых стервятников, мечтающих о том, чтобы овладеть юным телом. А он явился ей, как белый орел, заслонив от этих бед своей тенью. Агнесса не должна была пойти по стопам своей матери. И королевский прокурор был готов пойти на все, лишь бы уберечь ее от этой участи.

***

А что происходило с Агнессой? Она все утро проходила, словно завороженная, ничего не замечая вокруг. Девушка открыла шкаф в спальне, в котором было множество прекрасных платьев из дорогих тканей. Ее выбор пал на бежевое шелковое платье с длинными узкими рукавами и небольшим вырезом на груди. Потом она открыла резную деревянную шкатулку с драгоценностями, начав увлеченно примерять их, пока не нашла подходящие - ожерелье из алмазов, серьги в форме капель и тонкий серебряный браслет. Уже на второй день после свадьбы Агнессе начали нравиться подарки ее супруга. Красавица долго просидела перед зеркалом, подводя глаза черным карандашом и не узнавая в своем отражении прежнюю Агнессу.

Что-то в ней изменилось, со вчерашнего дня она чувствовала, что ее сердце теперь сгорает от любви не к Андре, а к де Вильере. Ей нужен был королевский прокурор, ее мысли состояли только из воспоминаний о тех двух блаженных ночах, подаренных ей им. Тело девушки приятно вздрагивало, помня на его поцелуи, ласки и прикосновения. Красавица не могла представить, к чему приведут эти часы блаженства, в какую болезнь это превратится. Она вновь желала ощутить его движения внутри себя, от которых по всему телу разливалось приятное тепло, подобное мягкой морской волне. Ей безумно нравилось то, что по ночам вытворял с ней де Вильере ставший ее тайной мечтой. Теперь Агнесса разрывалась на две части: сердце любило королевского прокурора, а душа - студента. Плоть желала вновь сгореть, ощутив горячее дыхание де Вильере, а не равнодушный взгляд Андре. Девушка знала, что ее совесть не совсем чиста, она стонала, выгибаясь под ласками мужа, иногда думая о молодом человеке. Красавица спала, прижавшись к супругу, но во снах ей, словно предзнаменование, являлся студент.

Другого выхода у Агнессы, кроме того, что сходить в церковь, просто не оставалось. Она надеялась, что исповедь поможет ей хоть как-то облегчить совесть, ибо красавица уже начала замечать, как ее душа начинает погрязать в так называемых грехах. Как быстро может измениться человек, после столкновения с тем, что подавляет его волю? Теперь девушка зависела от супруга, и если бы он попросил бы ее о чем-то, она, ни минуты не сомневаясь, согласилась. Если раньше Агнесса считала, что унизительно быть вещью такого жестокого человека, как королевский прокурор, то отныне она сама начинала мечтать о том, чтобы быть его игрушкой, пусть даже тихой и покорной. Именно это желание красавица считала своим грехом, помня свою прежнюю любовь к Андре, она с радостью отдавалась де Вильере.

Агнесса достала из шкафа темно-синий бархатный плащ и, накинув капюшон на голову, быстро вышла из поместья, направившись в сторону Собора Парижской Богоматери. Она ничего не сказала слугам, не сказала, что передать де Вильере, если он, вернувшись со службы, не застанет ее дома. Красавица шла медленно, наслаждаясь звуками дождя, барабанящего по крышам, и таинственным видом темно-серых облаков. Действительно, в свинцовом небе было что-то мрачное и в то же время притягивающее, что-то успокаивающее. Девушка шла по улице, не замечая, что за ней следят. Темная фигура в черном плаще не выпускала из виду молодую графиню, следя за каждым ее шагом. Этим преследователем был граф Монелини. Он внимательно всматривался в отдаляющийся силуэт дочери, желая подойти поближе, дабы рассмотреть ее лицо. Дворянин так хотел увидеть, как прекрасна его дочь, насколько красива его маленькая девочка. Он следовал за девушкой, надеясь хотя бы случайно столкнуться с ней. При одной только мысли, что у него появилась возможность увидеть в лицо собственную дочь, свое дитя, душа графа трепетала в неком радостном порыве. Ему было интересно, совпадал ли ее образ, являвшийся ему во снах, с реальным и тем, что в его воображении вызывали рассказы Луизы.

Вскоре Агнесса дошла до Собора, она несколько минут стояла перед зданием, скинув капюшон и рассматривая величественные стены храма Божьей Матери. Граф успел догнать девушку и, сохранив дистанцию в пять шагов, постарался рассмотреть ее лицо. Ему это удалось. Монелини был поражен красотой своей дочери: ее длинными черными волосами, аккуратно собранными в немного высокую прическу, изумрудными притягательными глазами и бледноватой кожей. Что-то околдовывающее было в ней, в ее легких грациозных движениях, напоминавших ласковые порывы летнего ветра. Дворянин смотрел на нее, не в силах оторваться. Неужели, эта прекрасная богиня была его дочерью? Но самое ужасное, что пугало графа - то, что он пропустил все счастливые моменты из жизни своего ребенка. Он не видел, как она росла, играла и смеялась. Он был лишен возможности наблюдать, как этот маленький лучик солнца превращался в прекрасную звезду. Он все пропустил. Теперь Монелини мог только издалека наблюдать за собственной дочкой, оставаясь для нее незнакомцем.

Агнесса зашла в Собор, направившись к исповедальне. Граф проследовал за ней, он остановился возле входа, проводя ее взглядом. Через пару минут к исповедальне подошел архидиакон, Жан Армель. Это был мужчина тридцати восьми лет с седыми, несмотря на возраст, редкими волосами, которые местами сменялись лысиной. Лицо его было хмурое, прикрытое маской суровости; строгие бледно-зеленые глаза не излучали того жизнерадостного света, свойственного обычным людям, длинный острый нос делал черты лица более грубыми, а щеки и высокий лоб уже были покрыты мелкими морщинами. Росту он был высокого, но из-за сутулости казался ниже. Армель занял свое место в исповедальне и невольно бросил взгляд на решетку, за которой виднелось прекрасное лицо молодой красавицы. Раньше архидиакон никогда не интересовался, кто сидит по ту сторону исповедальни, а сейчас по воле какой-то темной силы, он посмотрел на очередную грешницу, пришедшую молить об отпущении грехов. Жан безотчетно любовался девушкой, опустившей взгляд и боявшейся его поднять. Он смотрел на ее переливающиеся черные волосы, напоминающие крылья ворона, на длинные, слегка дрожащие ресницы и аккуратный носик. С таким целомудренным выражением лица девушка больше походила не на грешницу, а на статую Богородицы. В следующее мгновение архидиакон услышал ее тихий, мягкий голос:

- Святой отец, я согрешила...

- Что тревожит вас, дочь моя? - твердо спросил Армель.

- Желания, иногда посещающие меня. - Агнесса немного сбилась, смущенно закрыв глаза. - Я совсем недавно вышла замуж за мужчину, которого раньше не любила.

- То есть, сейчас вы питаете к нему эти чувства? - Жан сам не понял, как в его разум вселился необъяснимый приступ ревности. А, кто он такой, чтобы ревновать ее? Архидиакон тщательно старался вспомнить, где он мог встретить эту девушку.