Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия - Страница 37

Де Вильере буквально вломился в спальню отца. За то время, что они не виделись с Виктором, граф очень сильно изменился: его светлые глаза затмило пятно болезни, губы настолько побледнели, что стали казаться синими, а щеки впали, подчеркнув широкие скулы. Отдельно молодой юрист заметил морщины, которые раньше были едва заметны, то теперь их можно было разглядеть невооруженным глазом. Все это были следы кошмарной болезни, преследующей графа уже полгода. Прокурор стоял в дверях, осматривая помещение и людей, находившихся там; то были доктор, священник, нотариус и мадам Руже, присвоившая себе фамилию де Корлин. Сама комната была просторной и слишком светлой: дорогие обои на стенах были белого цвета, полог над кроватью - светло-бежевый, даже мебель, и та была какого-то неясного бледного оттенка. Белый цвет всегда напоминал Виктору о смерти, ибо символизировал для него умиротворение и вечный покой. Возможно, даже этой незаметной деталью, мадам Руже накликала беду в дом. Де Вильере посмотрел на нее; она стояла с платочком в руках, вытирая лживые актерские слезы. Одета она была в черное траурное платье, а на голове ее находилась темная шляпка с вуалью. Разум юриста вскипел, как так, ее супруг еще не умер, а эта аферистка уже хоронит его!

Де Вильере подошел к отцу, проигнорировав попытку мачехи остановить его, словно ее слова были для него пустым звуком. Действительно, королевский прокурор не воспринимал всерьез эту женщину, эту коварную лисицу, готовую в любой момент заполучить деньги его отца. Де Вильере присел на стул, возле постели графа, взяв его за руку. От этого прикосновения господин де Корлин повернулся лицом к сыну, взглянув на него глазами, в которых уже не было ничего, кроме обреченности. На губах графа выступила слабая улыбка человека, который вот-вот провалится в жуткую пропасть под названием смерть. Виктор боялся крепко сжать руку отца, чувствуя насколько она слаба. А ведь раньше, это был мужчина, который мог поднять все, что угодно. Но смерть, как крестьянин машет своей косой, заставляя даже самых сильных людей падать на колени. Эта кровавая жатва продолжается не один миллион лет, уничтожая род человеческий, словно колосья пшеницы на поле.

- Виктор, - прохрипел граф, - неужто, это ты? Или, несмотря на все мои грехи, я попал в рай?

- Нет, отец, вы еще живы. - Монотонно ответил де Вильере.

- Это хорошо... хорошо... - отвлекаясь, медленно проговорил де Корлин. - Виктор, ты прости меня за все...

Тут кашель вновь вернулся, помешав графу договорить. Его горло словно было обвито какой-то невидимой веревкой, с каждой секундой сжимающей его шею все сильнее, не давая вдохнуть воздух. Де Корлин будто душили мертвые объятия смерти. Адский огонь начал быстро поглощать тело дворянина. Сердце его бешено заколотилось, на лбу выступил холодный пот, в ушах зазвенело, пред глазами все поплыло, а дальше... дальше он уже никого не видел и не слышал. Граф так и не успел сказать сыну все, что считал необходимым. Теперь он уже ничего не мог сказать. И именно с этого мгновения, с этой секунды обстановка в доме покойного обещала стать еще напряженнее, чем была. Отныне началась война между его сыном и второй супругой, война за огромное наследство.

Де Вильере отошел от постели отца, уступив место доктору. Хотя всем и так было ясно, что граф умер. Виктор молча вышел из комнаты и, облокотившись спиной о стену в коридоре, закрыл глаза, стараясь унять в себе то жалкое чувство, рвущееся наружу. Хоть он и не понимал своего отца, хоть и не испытывал к нему привязанности, как к покойной матери, но все равно, что-то мешало ему хладнокровно смотреть на смерть человека, которого он считал виновным во всех своих несчастьях. Ведь во всем была вина графа де Корлин; это он воспитал сына таким строгим человеком, это он предал память своей первой жены, и это он настоял на его браке с маркизой де Гилье! А, что было бы, если де Вильере не женился бы на Ревекке? Тогда бы он не вспоминал смерть человека, которого мог полюбить, он бы не вспоминал о покойном сыне. Именно тогда королевский прокурор стал замечать, что его постоянно окружает смерть.

Спустя пару минут, что тянулись, как целые месяцы, из комнаты вышла госпожа Руже. Она подошла к де Вильере, положив руку ему на плечо. Женщина пыталась сыграть сочувствие, будто дешевая театральная актриска, но это у нее выходило очень плохо. Виктор окинул ее скептическим взглядом, надеясь, что она поймет и исчезнет. Вместо этого госпожа Руже сбросила со своего хитрого лица коварную маску скорби, изменив ее на более безмятежную. Де Вильере заметил, как глаза графини загорелись искрой коварства и, отойдя от нее на пару шагов, продолжил изучать ее двуличие. Виктор всегда считал, что все люди лицемеры, а различаются они только одним - своими масками, под которыми они скрывают свои реальные лица. Госпожа Руже вновь приблизилась к королевскому прокурору, слегка проведя рукой по его щеке. Чего она ожидала? Что он, как маленький мальчик упадет ей на грудь? Но, похоже, женщина знала, что делала, ибо в ее взгляде, которым она испепеляла молодого юриста, была уверенность. Уже в следующее мгновение ее губы соприкасались с губами де Вильере, сливаясь в едином поцелуе. Королевский прокурор, опомнившись, оттолкнул вдову и прошипел:

- Мадам, что вы творите?

- Тише, Виктор, нас могут услышать! - шептала она, снова начиная тянуться к нему. - И, к тому же, насколько мне известно, наследником моего супруга являешься ты, а, значит, ты и деньги наследуешь.

- И что вам с этого? - возмутился прокурор, уворачиваясь от ее поцелуев и ловких рук.

- Ну, не будь глупеньким, Виктор, - графиня слегка поправила воротник его черного редингота, - твой отец умер, а, значит, я уже являюсь не его женой, а вдовой, сердце которой погибает от скорби.

- Мадам, но почему-то я не вижу на вашем лице отпечаток этой «скорби»! - усмехнувшись, юрист собрался вернуться в комнату отца, дабы поговорить с нотариусом.

- Стой! - властный голос женщины стал нам намного грубее. - Послушай, Виктор, я не собираюсь убиваться из-за смерти твоего отца! Мне нужна только моя часть его состояния! Но почему-то этот покойный мерзавец завещал все не мне, своей супруге, которая бегала за ним три года подряд, а тебе, сыну, с которым он общался раз в год! Где справедливость?

Тогда-то де Вильере и увидел ее истинное лицо, без всяких поддельных улыбок и добрых глаз. Тогда пред прокурором предстала совсем другая мачеха: ее лицо было перекошено гримасой возмущения, взгляд сверкал агрессией, а в голосе звучали нотки алчности. Больше не было той миловидной госпожи Руже, что когда-то сумела совратить его отца. В тот момент пред ним предстала самая обыкновенная блудница. Ведь только женщина легкого поведения начнет приставать к сыну только что скончавшегося мужа с неприличными предложениями, не скрывая собственной жадности. Де Вильере удивленно поднял бровь и, откровенно недоумевая, сделал пару шагов в сторону своей мачехи. Несмотря на возмущенное выражение лица, эта женщина все равно казалась чем-то привлекательной, но не более. Прокурор знал, что если он захочет ее разоблачить, то у него будет только один шанс, который нельзя упустить. На этот раз представитель власти сам поцеловал госпожу Руже. Пользуясь замешательством графини, он резко схватил ее шею.