Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия - Страница 47

- Я хочу показать тебе одно место в Марселе, обещаю, тебе там понравится, мой ангел. - Прошептал прокурор.

- Неужели, после того, что вы со мной сотворили, я еще могу называться ангелом? - с поддельным удивлением спросила Агнесса.

- Ты - моя страсть, мое безумие!

Он обнял красавицу, прижав к себе и впившись страстным поцелуем в ее трепетные губы, ласково скользя руками по ее спине, словно желая сорвать платье. Де Вильере давно хотел отвлечься от повседневной суеты, изуродовавшей его жизнь серыми красками, оставшись наедине с молодой женой. И вот такая возможность появилась, когда он уже закончил со всеми делами, когда уже мог отдохнуть от дел, полностью поглотивших его, представитель власти был поистине счастлив, что сможет побыть рядом с Агнессой больше, чем один день. Эта радость переполняла сердце королевского прокурора, ведь место, куда он собирался отвезти девушку, находилось в Марселе, далеко от Парижа, а это значило, что там их никто не сможет потревожить. Это был так называемый медовый месяц, который должен был сразу последовать за свадьбой, но был отложен из-за занятости де Вильере на службе. Второй же причиной идеи с отъездом стало нехорошее предчувствие представителя власти, что-то тревожило его, будто предупреждая о грядущих бедах.

- Виктор, - отстранившись от супруга, произнесла красавица, - я хочу знать, любишь ли ты меня на самом деле?

- Я отвечу на твой вопрос, но только позже, хорошо? - королевский прокурор начал покрывать шею возлюбленной поцелуями, иногда задевая губами шелковую вуаль.

Губы мужчины заскользили ниже, начали медленно прикусывать и целовать нежную кожу, отравляя вены и душу девушки ядом страсти, сжигающей другие чувства дотла. Де Вильере больше всего на свете желал всячески оградить супругу от ужасного мира разврата и жестокости, в котором она могла очутиться, если бы он не вытащил ее оттуда. А, что было бы, если Агнесса опустилась бы до такого позора, как ее мать, если бы она стала такой же дешевой потаскухой, как Луиза? Виктор даже не хотел представлять себе эту жуткую картину, ибо боялся предположить, что его любимая могла бы принадлежать не только ему. Но успокоением ему служил тот факт, что сейчас она - хрупкая мечта, безумная страсть, стоит рядом и обнимает только его, с упоением вслушиваясь в клятвы, произносимые им.

Ни для кого не секрет, что самым жестоким наказанием для человека является расставание с дорогим человеком на свете, ибо время, проводимое без него, становится самой кошмарной пыткой на свете. Любая боль, причиняемая живому существу, не может перебороть то ужаснейшее ощущение, когда исчезает самое драгоценное из всего что есть, а вслед за ним - и смысл жизни. Правда, люди не сразу начинают скучать по кому-то: сначала они просто не могут найти себе места, потом что-то мешает им найти покой, а затем уже грусть, порождение безысходности начинает ловить их в свои сети. Намного ужаснее не то, что это явление существует, а то, что с ним сталкивается почти каждый человек на свете: боги и смертные, властелины и рабы, великие и безызвестные, сильные и слабые... Но больше всех страдают родители и дети, а чаще всего - матери, те, кто по-настоящему любят своих детей, и готовы ради них абсолютно на все.

Не одна любовь на свете не сравнится с материнской, с тем чистым и поистине великим чувством, что отчаянно бьется в груди каждой женщины, трепетно заботящейся о своем любимом чаде. Любовь, с которой же отец относится к своему ребенку совсем другая, более сдержанная, даже несколько холодная, но, несмотря на это, она ничуть не уступает материнской, потому что мужчина тоже проявляет заботу о дите. И хоть в психологическом плане двое родителей немного разные, ни без одного, ни, тем более, без обоих, существование маленького человека невозможно представить. Но жизнь непредсказуема, бывает и так, что порою совсем чужие люди могут относиться к человеку лучше, чем его родные родители. В таком случае те, что называли себя любящими отцом и матерью - всего лишь подлые лицемеры и не больше, ведь настоящими родителями можно назвать только тех, кто вырастили брошенного ребенка и воспитали его, а не тех, кто родили и избавились, словно от ненужного котенка.

Де Вильере прекрасно знал и понимал эту простую истину, из-за чего на сердце у него становилось еще тяжелее; все семнадцать лет он только вспоминал о ночи, когда лишился сына, но не укорял себя в содеянном. Теперь же королевский прокурор, узнав о том, что тогда младенец выжил, и более того, сейчас он пылает любовью к его молодой супруге, начал медленно чувствовать, как его ледяное сердце разрывается между сыном и женой, между любовью и симпатией, между жизнью и смертью... Да-да, именно смертью, ведь признать Андре своим родным сыном для представителя власти было равнозначно тому, чтобы добровольно подписать себе смертный приговор и отправить себя на эшафот. Мужчина отлично знал, как поступают в Париже с детоубийцами, им просто отрубают голову. А если де Вильере казнят то, что же станется с его прекрасной Агнессой? Ведь вместе с жизнью он лишится и дворянского титула, и положения в обществе, а, значит, красавица останется бедной вдовой. Причем, бедной во всех смыслах этого слова: во-первых, она потеряет супруга и, возможно, тем самым утратит возможность вновь питать любовь к кому-либо, а во-вторых, лишится всех его богатств, в результате чего будет низвергнута в нищету. А раз у нее не будет денег мужа, соответственно, ей придется искать какую-нибудь работу, дабы прокормить себя. Но кем сможет устроиться эта хрупкая девушка, это существо, созданное для страсти и любовных утех? На заводе она просто не проработает долгое время, ее нежные ручки не перенесут работы с иголками, дешевой тканью, к которой ей даже не стоит прикасаться. Что же тогда останется молодой вдове королевского прокурора, только два выхода: умереть голодной смертью или пойти торговать собой.

О, эта коварная, преследующая его не первый день мысль о судьбе Агнессы, чистой и преданной, опять обманным и подлым образом закралась в разум де Вильере! Неужели, в случае его казни, она, действительно, пойдет по стопам своей матери и опустится до такого позора, подпустив к себе других мужчин, кроме королевского прокурора? Как же ему страшно представить эту мерзкую картину, когда его юная супруга, которая все это время для него равнозначна святыни, будет продаваться каким-то подонкам, пользующимся ее безысходностью. О, нет, де Вильере этого не допустит, даже если его казнят, и красавице придется стать блудницей, он поднимется из могилы, вернется из вечного царства под названием «ад», дабы не допустить того, чтобы кто-то прикоснулся к ней своими грязными руками.

Даже сейчас, когда он сидел в карете рядом с Агнессой и находился на достаточно большом расстоянии от Парижа, города окутанного туманом разврата, представитель власти не мог не вспоминать об Андре. Его очень волновала судьба своего сына, готового сложить голову во имя борьбы за справедливость и равноправие между людьми. О, эти юношеские грезы, рано или поздно расцветающие в сердце каждого молодого человека, словно цветы весной! Любая, даже самая незначительная мечта, любого человека несет в себе особый смысл, особую надежду, иногда случается так, что это сокровенное желание порождает неистребимую веру в то, что жизнь его обладателя не пройдет зря, а его имя и деяния останутся в веках. Де Вильере, в отличие от своего сына, знал, что это лишь игра. Мечта, способная дать смысл жизни и вдохновить на подвиг, непрерывно связана с вечностью, дающей славу и отнимающей жизнь. Пешка в этом эндшпиле - герой, который ради вечной славы должен умереть, оставив о себе яркий след в истории, в книге, чьи строки, возможно, пишет сам дьявол своим пером - временем и чернилами, кровью, наделенной властью менять мир.