Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия - Страница 46

Задумываясь, Леруа обращал внимание не только на себя, но и на ярко-голубое небо, отражавшееся в Сене, словно в зеркале, на опавшие с деревьев, зеленые листья, плывущие мимо, и на легкую игру ветра с бледной водной гладью. Именно этим дети и отличаются от взрослых, этой уникальной способностью любоваться природой, сливаясь с ней и, всегда открывая для себя что-то новое.

Леруа, как любой другой ребенок, был близок ко всему, что происходило вокруг в природе, ко всему, что дает возможность почувствовать настоящую свободу, которую никто не в праве отобрать, посадив его в клетку, будто птицу. Мальчишка, закрыв глаза, вслушивался в тихий шелест зеленой листвы, напоминавший ему мелодию какой-то давно забытой колыбельной. Только детям дано услышать и почувствовать эту прекрасную симфонию, создаваемую ветром, только маленькие люди могут отличить эту музыку от подделок в оперных театрах. Мальчик улыбнулся, ощутив, как маленький светло-зеленый лист, оторванный ветром, упал с дерева прямо ему на лицо. Он, как этот листик, был оторван от мира, в котором жил, и затянут в светлое царство грез, ставшее смыслом его маленькой жизни. Дети всегда создают для себя маленькие мирки, наполненные яркими красками, добром и счастьем, и не впускают в них никого, кроме избранных, тех, кому они по-настоящему доверяют. Но когда-нибудь эта сказочная пыль улетучится, оставив вместо себя мрачный серый мир, окутанный жестокостью и развратом. Именно поэтому дети рано взрослеют, замечая, что все окружающее их выглядит совсем по-иному, не так как они себе воображают в своем детском подсознании.

Вдруг Леруа заметил вышедшего из собора Андре и с радостным криком кинулся обнимать его. Он давно не видел студента, все это время скрывающегося от встреч с товарищами, зная, что при этом рано или поздно зайдет разговор о будущей революции, до которой ему теперь не было дела. Молодой человек сейчас не мог разобраться, что чувствует к Агнессе и как относится к де Вильере, а воспоминание о грядущем восстании еще больше угнетало его, не давая решать основные проблемы. Юноша начал задумываться над тем, нужна ли ему эта революция, когда он ревнует свою возлюбленную к собственному отцу, укравшему ее любовь и плоть.

- Леруа? - удивился студент. - Ты откуда взялся, чертенок?

- Я тебя выжидал...

Светлые глаза мальчика святились некой радостью, почувствовать которую могут лишь дети, поистине чистые и невинные существа, не погрязшие в грехах. Взрослым же очень трудно испытать самое обыкновенное счастье, ведь, как правило, чем старше человек, тем сложнее ему отвлечься от повседневной суеты, погрузившись в красочный мир мечтаний.

Сейчас же Леруа был рад встретить своего друга, давно желая задать ему множество вопросов о том, что тот будет делать, чтобы вернуть Агнессу из «плена». Мальчишка очень хотел хоть чем-то помочь молодому человеку, надеясь вновь увидеться с сестрицей и вновь услышать ее приятный голос. Но уже по печальному и опустевшему взгляду Андре можно было догадаться, что все его планы постепенно начинают рушиться, словно каменные строения.

- Андре, - спросил мальчик, - ты виделся с Агнессой?

- Увы, Леруа, - смотря по сторонам, ответил студент, - после ее свадьбы с де Вильере, я не встречал твою сестру.

- Но ты же знаешь, как встретиться с ней? - с надеждой произнес мальчишка.

- Леруа, - Андре наклонился к ребенку, посмотрев ему в глаза, - если бы я знал, как это сделать, то уже давно бы спас ее.

Мальчик больше не сказал ни слова, лишь безысходно вздохнул, печально опустив взгляд и надеясь разжалобить товарища. Вот оно, оружие детей - жалость, то что способно незаметно управлять другими людьми без особых усилий. Но этот хитрый прием - вовсе не ложь, теперь он, действительно, отчаялся, ведь единственный человек, в смелость и способности которого он верил, сдался, проиграв битву за сердце девушки. Леруа считал студента более достойным претендентом на руку Агнессы, нежели королевский прокурор, столь ненавистный мальчишкой. Как правило, дети всегда лучше разбираются в людях, чем взрослые, ибо они способны на инстинктивном уровне отличить правду от лжи, любовь от пошлости. Но, может быть, в этот раз детское сердечко подвело мальчишку, и он только больше наговаривал на представителя власти?

***

Вечером же, когда звезды начали осыпать небо, даря Парижу свой восхитительный яркий блеск, когда все страсти в городе утихли, сменившись покоем ночного сна, в доме королевского прокурора по-прежнему остался гореть свет. Мужчина медленно собирал чемоданы, лишь иногда исподлобья поглядывая на молодую супругу, сидевшую возле зеркала и в тусклом свете любующуюся своим отражением. На девушке было дорожное темно-коричневое платье с золотистыми узорами из маленьких драгоценных камушков и длинными узкими рукавами. Ее длинные волосы были высоко собраны, а сверху их венчала небольшая темная шляпка с черной шелковой вуалью. Красавица резко развернулась лицом к мужу, посмотрев на него: взгляд был сосредоточен на чемодане, черный редингот облегал его широкие плечи и торс, точно повторяя очертания тела, а крепкие бледные руки аккуратно складывали вещи. Некая страсть, вырывающаяся из самого укромного уголка души, мешала Агнессе равнодушно смотреть на де Вильере, увлеченно занимающегося сборами вещей, именно это чувство доказывало ее любовь к нему.

- Зачем ты собираешь вещи? - спросила девушка, встав со стула.

- Уже завтра ты сама все узнаешь. - Хитро улыбаясь, ответил прокурор.

- Но я не хочу ждать до завтра... - красавица подошла к нему, встав за спиной и сложив руки на груди, словно призрак.

Де Вильере повернулся к ней и, встретившись взглядом с ее ярко-зелеными глазами, напоминавшими блестящие осколочки изумрудов, не смог вымолвить ни слова. Он внимательно всматривался в аккуратные очертания ее лица, все больше понимая, что пред ним стояло самое прекрасное существо на свете, эталон красоты, принадлежащий только ему. Да, Агнесса была для королевского прокурора самой обворожительной, самой прекрасной и самой желанной на свете, ибо красивее нее не было девушки во Франции, даже не одна из фавориток Наполеона не смогла бы сравниться с ней. В чем же мог быть секрет этой красоты, этой свежей молодости, разбивающей мужские сердца? Ответ был прост - вся ее красота была жестокой шуткой Афродиты, даром, за который следовала расплата, состоявшей в том, что все, кто признавались ей в любви делали это лишь из-за идеальной внешности, не обращая внимания на душу, такую же чистую и прекрасную. И, похоже, де Вильере, как и остальных, тоже не особо интересовал внутренний мир супруги, он просто был околдован ее чарами.

- Куда мы едем? - не в силах сдержать любопытство, продолжила она.