Эра безумия. Колыбель грёз (СИ) - Анненкова Валерия - Страница 99

Инспектор хотел было выстрелить в спину мужчине, чей силуэт отдалялся от него с завидной скоростью, которую только мог развить человек, тащивший с собой раненного юношу. Тут что-то остановило его, что-то заставило выбросить пистолет в Сену и неуверенно подняться на перила моста, балансируя на самом краю. Ришар смотрел вслед фигуре юриста, растворяющейся в ночном тумане из мрака. Ветер резко ударил его, подло подкравшись со спины. Инспектор застыл на месте. У него еще есть шанс уйти, исчезнуть, раствориться во мраке ночи, словно ничего не произошло...

Де Вильере приблизился к воротам своего поместья. Он не мог забыть поступок Ришара. Королевский прокурор не ожидал такого проявления слабости от полицейского, прослужившего много лет. Он не думал, что тот так просто сдастся, простив ему обычное родительское желание спасти жизнь своему ребенку. Виктор горел этим желанием, он хотел вытащить Андре с того света. Юрист посмотрел на сына, дыхание которого он перестал чувствовать.

Юноша был мертв...

Прошла неделя с того момента, как пали баррикады. Все возвращалось на свои места: оставшихся в живых участников революции вылавливали одного за другим и арестовывали, грозя мирным жителям, что их ожидает подобная расправа, если они осмелятся совершить еще один переворот. Казалось, Париж вновь оживал после пережитых трех дней в аду, усеянном свистом пуль и стонами умирающих. Погибший марш студентов разбивался о всполохи ветра, плакал и постепенно затухал, сливаясь в одну протяжную мелодию вечности. Самая высокая баррикада, на которой погибли многие восставшие, постепенно гнила вместе с воспоминаниями о так и не удавшейся революции. Постепенно, день за днем, люди начинали забывать о восстании, переставая слышать песню революционеров-призраков, просивших петь вместе с ними до самой зари. Сухие ветра заметали последние следы, а Париж, просыпаясь, встречался с холодными июньскими утрами и рождал новые легенды из простых слов, сказанных когда-то студентами. Плач революции с непримиримой тоскою утих навсегда. Потухло пламя восстания, зажженное от поминальных свечей былых времен.

Семь дней пронеслись, как один, жуткий, мрачный и вечный. Де Вильере за это время так и не сумел окончательно смириться с потерей сына. Боль после смерти Андре, конечно, притупилась, но не прошла полностью. Первые несколько дней юрист не мог различить, где реальность, а где бред, все чувства и образы сливались в один сплошной ночной кошмар. Он терялся в догадках, тонул в осуждениях, упрекая себя в гибели сына. Королевский прокурор каждую ночь задавался вопросом, что могло произойти, если бы тогда он не потащил Агнессу в спальню, а сразу бы кинулся спасать юношу. Все можно было бы исправить, предотвратить, но он послушал не отца внутри себя, а мужа, желающего овладеть в последний раз телом очаровательной супруги перед возможной встречей со смертью. Виктор поверил не своей совести, а своей страсти, управляющей им каждое мгновение, которое он проводил с Агнессой. А с другой стороны - только она, только ее любовь могла заставить его найти силы, чтобы жить дальше. Как сказал когда-то Вольтер: «Мужчина, которого любит красивая женщина, всегда выберется из неприятностей »

Сейчас он находился на судебном заседании и устало смотрел на судью. У него кружилась голова, глаза сами закрывались под тяжестью век, де Вильере не спал уже четвертую ночь, находя утешение в развратных ласках молодой жены, искренне беспокоящейся за него. Как же ему не хотелось присутствовать на этом заседании и, не потому что он не хотел смотреть на изнуренных голодом, покалеченных студентов, а потому что он почти не мог стоять на месте, не шатаясь и не опираясь еще сильной рукой на стол. Можно было подумать, что сегодня вместо главного королевского прокурора на заседании присутствовал измученный бессонницей демон, прожигающий всех пустым взглядом. Единственное, что не давало Виктору умереть - красивая девушка, которая вскоре должна будет родить ему наследника. Мысли об очаровательной супруге и предстоящем рождении ребенка мешали ему замертво упасть на холодный пол. Юрист был готов бороться за это счастье до самого конца, до самой своей смерти. Вот только для начала ему требовалось совсем немного сна, способного вернуть его к жизни. От желания рухнуть на стол и уснуть его отвлекло появление в зале студентов, которых сегодня он был обязан осудить на смертную казнь.

Де Вильере, опираясь руками на стол, поднялся со стула, выпрямился и начал зачитывать обвинение. Тут яркие лучи летнего солнца, залетевшие в окно, упали на него, осветив его бледную, почти белую кожу. Все присутствующие: судья, студенты, адвокат, присяжные и обычные зеваки, любящие посмотреть на решение чужой судьбы - все они ожидающе посмотрели на юриста, удивившись его внешнему виду. Он был очень похож на вампира, на одного из тех существ, что спят днем, боясь солнечного света, и бодрствуют ночью, губя человеческие жизни. Его серые глаза, украшенные темными ресницами, приобрели более светлый пугающий оттенок, нос стал казаться еще уже, чем прежде, резкие скулы заострились, а щеки впали. Тем не менее, королевский прокурор не утратил своего обаяния, в очередной раз замеченного всеми присутствующими дамами. Даже больше, теперь в его внешности появился не менее чарующий шарм. Эта усталость, можно сказать, в определенной степени пошла ему на пользу.

- Итак, - вздохнув, начал де Вильере, - Гринье Коли, Ален Бонифре, Люк де Форгиз, Франсуа Матисели, вы все приговорены к смертной казни через повешенье, как организаторы и участники бессмысленного восстания, являвшегося попыткой подорвать королевскую власть.

Произнеся эти слова, Виктор пошатнулся, схватился правой рукой за стоявшую рядом трость и, опираясь на нее, окинул весь зал сонным взглядом. Он смотрел на всех исподлобья, как раненный хищный зверь, загнанный в ловушку и забиваемый насмерть аборигенами. Присутствующие, недоумевая, взглянули на него в ответ, не скрывая желания услышать продолжение его речи. Де Вильере не мог собраться с мыслями, все время перед его глазами появлялся образ умирающего Андре, чье сердце еще билось, мечтая жить. Он представлял, как прямо сейчас перед ним, вместе с этими студентами, так же опустив взгляд и шепча молитву, мог стоять его собственный сын. Мурашки проносились по спине представителя власти, отрезвляя и напоминая о том, что он все еще жив и обязан продолжить зачитывать приговор. Его взор перенесся с присяжных на адвоката, сидевшего в уголку и тихо осматривающего зал. Он молчал, даже и не думая защищать подсудимых, ибо знал, что если и попробует сказать что-то против стороны обвинения, то через несколько дней будет также казнен. Адвокат присутствовал здесь только для того, чтобы у народа не возникло мысли о том, что суд был несправедливым и предвзятым. Его нахождение на заседании являлось лишь формальностью.

- Господа, - собравшись с мыслями, продолжил королевский прокурор, - всем нам известно, что королевская власть всегда стремиться идти навстречу народу, не проливая крови. Вы же, юноши, учинили жестокие расправы с представителями закона и, привлекая на свою сторону мирных жителей, рисковали их жизнями, как пешками в шахматной игре! Вы, молодые люди, не думали о том, что у этих людей были свои семьи, которые потеряв кормильцев, могли пострадать не хуже вас! - наблюдающие оживленно глядели на него, пожирая глазами. Де Вильере знал, что они хотели большей искры в его речи. - Я могу приводить массу примеров из истории и мифологии, дабы подтвердить то, что ваша «революция» - глупая проделка юных мечтателей. Давайте вспомним одного римского императора по имени Гай Юлий Цезарь Август Германик, известного под прозвищем Калигула. Однажды этот правитель объявил войну Посейдону и приказал своим солдатам собраться на берегу моря и начать кидать копья в воду. - По залу пронесся едва слышный смех. - Ответьте мне, молодые люди, чем ваш поступок отличался от его? Вы также безумно поступили, объявив войну королю.