Благодать (СИ) - Титов Алексей - Страница 2

Она вцепилась пальцами в ручку завода. И принялась вращать её, всё быстрее и быстрее, будто пугающая лёгкость могла смениться сопротивлением усилию. Крики, доносившиеся с улицы, заставили старуху прекратить бестолковое терзание механизма – часы ткнулись в коврик и качнулись пару раз на цепочке. Внутри позвякивала, перекатываясь, пружина.

Зрелище было кошмарным. Галка Феклистова и в былые времена настолько не блистала красотой, что не очень-то и разборчивые местные парни при виде её шарахались в стороны с ничуть не наигранным свят-свят-свят, с годами же лицо её и тело стали ещё безобразнее. Она походила на скрюченную, изломанную, жуткими узлами завязанную корягу. Коряга бежала.

Она стелилась над улицей, поросшей хилыми бодыльями бурьяна. Её космы болтались грязными жгутами, которые, казалось, способны перебить, повыворачивать кости, выпирающие из-под нелепых бугристых нагромождений рыхлой плоти. Чудовище мчалось, как показалось Марине Фёдоровне, прямо на неё – старуха попятилась, едва не упав, запнувшись о ступень крыльца. За Галкой, прихрамывая, бежал Копыльченко, одной рукой придерживающий оправу очков с перемотанной черной изолентой перемычкой другой же размахивающий так, словно от комаров отбивался.

- Начинается! – заорал бывший завхоз, и Марина Фёдоровна медленно сползла спиной по срубу своего дома, крестясь и ощущая сердце прыгающим вверх-вниз по пищеводу зверьком. Губы Копыльченко расплылись, разметались отвратительной бахромой и запунцовели. Он что-то возбужденно бубнил, и лохмотья губ взлетали и опадали, и слюна вылетала изо рта взвесью мелких капелек. Старуха закрыла глаза и сглотнула, подавляя тошноту.

Грибы. Её глаза широко распахнулись, и тут же сузились в подозревающие щелочки. Она с невероятным для её возраста проворством поднялась. В коленках хрустнуло, и боль заставила её вскрикнуть. В другой день она пошла бы в дом и, прилегши на кровать, попыталась поменьше двигаться, дабы боль, повертевшись в теле, убралась восвояси, решив, что поживиться тут особо нечем. В другой – да, но не сегодня. В груди заклокотало, и старуха прокашлялась, сплёвывая на растрескавшиеся ступеньки крыльца.

Оглядев обозримые окрестности и прикинув, где вероятнее всего найти грибницу, отправилась на заброшенную пасеку. Далековато, конечно, да и страшно, однако там наверняка не встретит конкурентов. Каждый следующий шаг давался легче предыдущего, и Марина Фёдоровна ухмыльнулась мысли, что торопится, как на свидание. В некотором смысле так оно и было. Она быстро зашагала вдоль пустых домов – из-под босых ног разлетались брызги пыли, на лету развеивающиеся и, клубясь, опускающиеся на покрытую трещинами землю.

Холодало и сумрачнело. Она вскинула голову к небу. Будет дождь. Она чувствовала себя лучше и лучше, и поднявшийся ветерок не досаждал старым костям. Марина Фёдоровна заприметила россыпь пупырчатых шляпок, и опрометью бросилась к ним, воровато озираясь по сторонам и недоверчиво улыбаясь удаче. Мелькнула, было, мысль поделиться с соседями, но старуха не дала ей развиться. Она хихикнула и рухнула на колени, глядя на грибы с вожделением. Не опоздала – грибы не успели сморщиться, выплеснув перед этим свою жижицу. Голова закружилась от ощущения удачи, и Марина Фёдоровна улеглась на траву, раскинув руки в стороны и глядя на небо с вызовом распутницы.

Глава I

1

Катя. Екатерина Тимофеевна. Екатерина Тимофеевна Горбунова. Кошмар. Имя ещё ничего – надменное такое, монархически-величавое, имперски-гордое. Отчество неплохое – народное, кондовое, тёплое, домашнее, уютное. Фамилия вот подкачала, но тоже не худший вариант, и имей она какого известного однофамильца, биографы оного обязательно сочинили бы на этот счёт романтическую историю: допустим, о несчастном горбуне и втрескавшейся в него боярской дочке, каковая супротив воли отца взяла да и поселилась в доме у калеки, и наплодила странная парочка потомков, кои и продолжили род убогого. Так что составляющие ФИО компоненты по раздельности были не лишены приятности, а то и благозвучия, будучи же собранными вместе составляли сочетание какофоническое. Это нагромождение звуков резало слух, как Катина внешность – взгляд. Ей мнилось, что все только тем и занимаются, что таращатся на прыщавую толстуху, а смех прохожих или обрывок разговора их же так и вовсе ввергал в отчаяние. И она торопилась домой, чтобы, запершись на оба замка в своей однушке, тотчас набрать номер родителей и осыпать поднявшую трубку маму упреками в том духе, что уж лучше бы родительница аборт сделала, чем самим рождением уродины обрекла ту на существование парии.

Она швырнула на тумбочку батон, сбросила на пол парус плаща, кинула поверх блузку, пошитую будто по лекалам туристической палатки, и джинсы такого размера, что стандартные накладные карманы казались на них мелкими декоративными элементами. Взяла телефон и отправилась в ванную, соображая, сейчас поговорить с мамой или заскочить после работы – вид перепуганной и виноватой родительницы доставлял ей одно из немногих удовольствий. Она включила воду, не без опаски присела на краешек ванны, набрала номер. А после пяти долгих гудков нажала кнопку отбоя – пусть мама помучится, гадая, что дочь припасла на этот раз.

Девушка влезла в ванну, с трудом перебравшись через бортик и проклиная сантехников, водрузивших корыто на высоту столь же труднодостижимую, сколь издевательскую. Она их выгнала за перемигивания, которыми они явно старались дать друг другу понять, что толстозадая хозяйка здорово намучится. Обматерили её и ушли, так что раковину и унитаз ставили другие, и хоть растянулось у новых сантехников это на неделю, в течение которой они выжрали с ящик водки, и хоть раковина в результате их стараний оказалась перекошенной, а унитаз подтекал, девушка всё ж заплатила им вдвойне. За то, что не подсмеивались. Или не в состоянии были.

Обмакнувшись махровым полотенцем, которое запросто могло накрыть малолитражку, Катя поспешила к зеркалу в прихожей. Хоть после проведения ремонта старое трюмо следовало бы выбросить на помойку, девушка не стала расставаться с рухлядью, непрестанно убеждая себя в том, что хочет сохранить семейную реликвию, а не потому, что не нашла другого, способного целиком отразить её тушу. Багровое после растирания мочалкой, тело выглядело безобразнее, чем накануне, и Катя безо всякого веселья подумала, что недалёк тот час, когда при виде своей зазеркальной сестрицы она рухнет без чувств. Собственно, этим утром она была, как говорится, на подходе. Она швырнула первую попавшуюся под руку баночку с кремом в зеркало, если в чем и виноватое, так разве что в неумении льстить.

2

На работу явилась запыхавшейся и зареванной, и Серж не преминул удивиться в своей издевательской манере:

- Ну откуда в тебе, такой субтильной, столько жидкости? – и откинулся на крякнувшую спинку кресла в полном бессилии перед разрешением сей загадки природы.

- Без тебя тошно, - сказала она и хлопнула его по затылку ладошкой.

- Руки-то не особо распускай. – Серж посмотрел на неё с выражением барской снисходительности на роже, что бесило не меньше его однотипных реплик.

Она направилась в хранилище. Ну вот, с утра пораньше – настоящий дископад. Мебельщики сварганили полки так, что не свалить с них десяток-другой компактов не представлялось возможным. По крайней мере, для неё.

- Я б помог, да сама понимаешь, не пролезу, - возник в дверном проёме за её спиной Серж, и поспешно ретировался, стоило ей бросить на него взгляд. Выглянув из-за угла, недовольно проговорил: - Надо шефу сказать, пусть этот твой хлам выбросят. Я тебе сам внешний жесткий подарю, если тебя общие не устраивают.

Набрав стопку дисков, Катя поспешила в студию – до эфира оставалась пара минут, а ещё следовало посмотреть, нет ли заказов на озвучку

3

Попала она на радио благодаря подруге.