Благодать (СИ) - Титов Алексей - Страница 64

Поерзав на диване, с которого все время соскальзывал, нехотя встал, закурил, и решил проведать ту деревянную бабу на срубе колодца. Вытащил телефон, в этом селе если на что и годный, то разве что как плохонькая фотокамера. Индикатор показывал, что батарея разряжена наполовину. Ну, пофоткать колодец по-любому хватит, решил он. Да и тянуло послушать тот глухой стук, с которым бревна тычутся в заходящий в речку забор.

Моросил гадкий дождь, и Борька, подняв воротник своей балахонистой джинсовой куртки, двинулся в сад-огород и, проходя мимо сарайчика, уловил краем зрения блеснувшее на чем-то матовое сияние, и усилием воли подавил желание разглядеть, что это было – чего доброго, наткнется еще взглядом на кого из компашки. Им и без меня неплохо, подумал он, услышав женский вскрик, скорее возбужденный, чем испуганный…

Его ударило по плечу, И Борька вскрикнул, обругав себя: ну чего ты орешь – обыкновенная шишка… Стоп. А откуда она взялась тут, пусть в заброшенном, но всё же – саду? Ну да, сажают во дворах коттеджей ели для красоты внутриусадебного ландшафта, но ведь не в деревне же, что отстоит от леса метров на пятьсот, в деревне, где никому и в голову не взбредет насаждать сад такой бесполезной с практической точки зрения культурой. Да расслабься ты. Белка. Ага, или ежик. Древолазающий, со здоровыми такими когтями. Он ускорил шаг. Бурьян мокрыми плетьми хлестал по штанам, оставляя на них темные следы с вкраплениями семян. Стрекотала сорока. В старых деревьях шуршало. Огород казался бесконечным. Борька почти бежал.

Она ждала его. Конечно, ждала, она же не могла взять да и так просто уйти, как тот деревянный боцман, что спас Нильса от гнева статуи короля. Только шляпы на деревянной девахе не было.

Зато глаза открылись. Борька сам одеревенел. Да нет, показалось, решил он. Просто в первый раз внимания не обратил. Так и было… Да нет же, он отчетливо помнил, что тогда деревянные веки статуи полуприкрывали глаза, оттого деваха казалась сморенной сном, и поза была такая расслаблено-усталая… Не в пример теперешней, все еще расслабленной, но готовой в любой момент вскинуться навстречу пришельцу, настолько нескромному, что позволил себе нарушить безмятежность отдыха обнаженной девицы, с которой даже и не знаком. Бред какой-то, подумал Борька, встряхнув головой. Но все же отошел на пару шагов и, приложив ладонь ко лбу, напрягши память, принялся сопоставлять запечатленную в ней позу девахи с той, которую видел теперь. Да такая же, показалось просто, нечего было на сиськи пялиться, упрекнул он себя, припомнив замечание Вадима. Она светлее была, а теперь дождь вон ее смочил, детали и проявились; смотри-ка, зрачки выдолблены, как у какой мраморной полубогини. Он застегнул воротник куртки под самое горло, и вновь приблизился к скульптуре. Захотелось выдернуть из ее лба штырь с намотанной на его барабан цепью, и Борька оторвал от него руки только тогда, когда понял, что избавить деревянную нимфу от занозы в черепе ему одному явно не под силу. Да и страшновато было.

Он погладил девку по груди, потер торчащий и как будто теплый на ощупь сосок, и почувствовал эрекцию. Скосил взгляд на ширинку, словно для того, чтобы и зрительно убедиться, что его чурбак возбудил. Периферийным зрением уловил движение, словно всплеск всколыхнутых ветром волос, и вскинул голову, вперившись округленными глазами в зрачки-дырочки. Левая рука его продолжала механически поглаживать деревянную, колышущуюся, грудь, правая сжимала собственную ширинку.

Налетевший порыв ветра шелохнул старые груши, деревья скрипнули, мокрая темная листва полетела Борьке в лицо. Он прикрыл глаза, и в размытой полоске меж сощуренных век разглядел плавное движение плеча скульптуры – она им так повела, будто под лопаткой кольнуло… В следующее мгновение Борис тяжко охнул, когда зажатая подмышкой скульптуры ладонь послала в мозг импульс чудовищной боли. Борька заорал, тщась вырвать руку из деревянного капкана и вопя с каждым вздохом всё громче. Вытаращенные глаза секла тяжелая мокрая листва, в раскрытый в крике рот летели какие-то щепки; а девка тем временем словно в размерах увеличивалась. Да нет, она просто поднималась, решив, видимо, что отдохнула на славу, потому может уделить внимание этому визжащему существу.

— Ну отпусти, сука такая, ну для чего я тебе, с меня толку – чуть, вони больше, да поймай ты козу какую-нибудь, ну, не человека же, в самом деле, мучить, спалю тебя, сука, да отпусти же, говорю, отпусти…

Она ухватилась за колесо на противоположном лбу конце штыря, и принялась вертеть и раскачивать его, все более резкими и быстрыми движениями, под хруст и скрип дерева, под завывания Борьки, мечущегося вслед за ее телодвижениями. Парня бросало и швыряло, с одной ноги слетела туфля и упала в колодец, штаны изодрались о торцы сруба, на которых багровели следы соприкосновения Борькиных ног с бревнами.

Колесо вместе со штырем она зашвырнула далеко за забор, в речку. И застыла, услышав всплеск.

6

…ИИИИЖЕ… …УКАААА… …ЕЕЕЕЕ… …АШАААААААА…!!!

Только Люба угомонилась, тут еще этот притрушенный. Ясно ведь – Борька орал, больше некому. На самом, как водится, интересном месте с куском сала стряслось что-то. Вадим обратился к Маше:

— По-моему, он тебя звал.

— Слышу, — ответила она, дуя на ладошку, которой врезала Любе. Рука ныла.

— Так чего мы тут отираемся? Может, он ногу сломал, или еще чего? — Люба прикладывала и отнимала от щеки тыльную сторону ладони.

— Ну, положим, то, что он может сломать, я уже говорила. Ладно, пошли, охрипнет еще вдобавок, — Маша поморщилась.

— Беда он наша, — сказал Вадим.

— Да-а-а? — Маша взглянула на него. — Я-то думала, тебя другие беды одолевают.

— В самом деле, — встал на сторону Маши Шурик. А что ему оставалось делать?

— Убью, — тихо проговорил Вадим, глянув на очкарика исподлобья. Люба схватила его за рукав и что-то зашелестела в ухо. Дура.

— Может, одного уже и замочили, так что давай без мокрухи,— сказала Маша с издевкой. — Пошли, на жмурика позырим. А чо? Всё веселье. — Она хохотнула, из её глаз брызнули слёзы.

— Машк, не истери, — бросил Шурик, опустив взгляд.

И первым пошел вглубь двора. Остальные, продираясь через мокрый бурьян – за ним.

Борька лежал метрах в трех от колодезного сруба, и выглядел так, словно из криницы выпрыгнула противопехотная мина.

— И что с ним такое приключилось? — проговорил Вадим, подбоченившись, наблюдая за Машей, упавшей перед истрепанным тучным телом на колени. На лице ее застыла растерянность, она то порывалась притронуться к Борису, то отклонялась назад, одергивая руки и пряча их за спиной.

— Пульс есть? Пощупай. — Люба сглотнула – от картины происшествия ее подташнивало.

— Есть, конечно. Кровь, вон, точками из носа течет, — сказал Вадим. — Боров-то вон какой – чего ему станется. — Он перевел взгляд на колодец.

Скульптура возлежала всё в той же позе, разве что от дождя потемнела, залоснилась, отчего казалась словно живой. Капли стекали по деревянному телу, как пот. И кровью немного забрызгана, будто идол. Особенно – почему-то подмышкой.

— Вадь, ну сделай что-нибудь, — Люба повисла на его руке.

— Давайте его в дом перенесем, — приказала Маша. И посмотрела на Вадима.

— Придётся. Не мокнуть же, — кивнул он.

— Да как ты можешь?.. — Люба выпустила его руку и отошла на шаг.

— Что? — не понял Вадим.

— Донесешь хоть? — неправильно истолковав Любино восклицание, иронично поинтересовался Шурик.

— А тебя, бля, юморист, я точно ушатаю, если еще раз вякнешь. — Он отвел взгляд от Шурика, вновь принявшегося теребить свои долбанные окуляры. — Первую помощь умеет кто оказывать?

— Справимся как-нибудь, — сказала Маша, поднимаясь с колен. Она шагнула к скульптуре, с трудом выпрастывая ноги из раскисшей земли. Посмотрела на бабу, провела пальцами по расплывающимися под дождем пятнам крови на срубе, понюхала, а потом вдруг поднесла руку ко рту и жадно лизнула. И обвела всех оторопелым взглядом.