Благодать (СИ) - Титов Алексей - Страница 63

4

Может, я и в самом деле испытываю их терпение, - подумала Маша. После деревянного елдака папаша вряд ли еще чем позабавит. Придурок. С родственниками я попала. Куда ни кинь – все с прибабахом. Ну и ладно. Отоварюсь травкой – и домой. А с ними – будь что будет. Тоже мне, искатели приключений. Если какие тайны и откроются, то не здесь. В лесу – да, возможно, и очень даже вероятно. Так почему бы их не обломать…

Они ввалились в комнату.

Там много чего интересного было: от длинных, составленных в один, столов, покрытых разномастной и разноразмерной клеенкой, до решеток на окнах. Нет, не тупо сваренных из арматурных прутьев, какие мы видим на первых этажах хрущоб, и уж конечно, не кованых, что оберегают покой хозяев особняков. Здесь были решетки, сплетенные из толстых, гладких, навроде то ли тополиных, то ли ивовых веток, и нужно было обладать немалой силой, чтобы изогнуть и сплести их с такой мнимой небрежной легкостью и диковатым изяществом. Впрочем, диковатым или нет, Маша украсила бы таким плетением свою квартирку, если Вадик не станет возражать.

А он ведь не станет, верно?.. Маша посмотрела на него долгим многозначительным взглядом, и его краем уловила полыхнувшие злобной ревностью глаза Любы, этой сопливой блондиночки, обиженная рожа которой бледной луной возникала в размышлениях Маши, связанных с Вадимом. Брр… да еще эта кровища на столах. Потеки на покрывавших их клеенчатых скатерках были явно не кофейными. Бурые потеки запеклись размашистыми росчерками.

— Ну, и кого он здесь потрошил? — дрогнувшим голосом поинтересовался Шурик, глядя на похожее на огромную лохматую запятую пятно.

— Да крысок же, небось, — предположил Вадим.

— Про каких крыс вы всё время талдычите? — спросила Люба настороженно. — Говори сейчас, а то я тебе ночью устрою.

— Странный ты способ шантажа выбрала. Вроде, от исполнения мужского долга я никогда и не уклонялся особо. Если я правильно намек понял. Да, и если уж и впрямь в масть, то предупреждаю: трахай меня до полусмерти, а не расколюсь. Вот.

— Может, руку он просто поранил, — сказала Маша, зная, что говорит полную чушь, но как бы со стороны наблюдая, как слова сами вылетают из ее рта. — А кровь сразу не замыл.

— Ага, — с сомнением кивнул Шурик и, потянувшись рукой к очкам, одернул ее.

Вадим подошел к одному из столов, задрав покрытую бурыми художествами клеенку, взялся за круглую ручку выдвижного ящика:

— Здесь посмотреть. Что ищем-то – знать бы.

— При виде этой кровищи я вообще соображать не могу, — скуксился Шурик наигранно и положил ладонь поверх Вадимовой. И, словно обжегшись, отшатнулся, схватив ладошку другой рукой, когда заметил, с какой гадливостью поморщился Вадим – будто слизень его коснулся.

— Вытягивай, — проговорила Маша низким голосом, дурашливо ухмыляясь.

— По-моему, мы ожидаем, нет, скорее, ощущаем загадочность, мистичность в том, где им попросту не место. — Люба оглядела троицу с жалостью. — Мы ж не в вампирском замке находимся, а в обыкновенном сельском доме, покинутом хозяевами не так давно, чтобы жилище успело обзавестись зловещей атмосферой. Затхлой – да. Но ведь для того, чтобы от этого избавиться – проветрим. А вот как просквозить ваши мозги? Может, наконец, пооткрывать тут все ящики да шкафчики, убедиться - никаких скальпов да отрубленных конечностей тут нет?

Она подошла к другому столу, сдернула с него клеенку, разрисованную умилительными котятами, там и сям забрызганными поверх мордочек да пухловатых телец бурыми пятнами, и рванула ящик. Он вывалился. Выпала к Любиным ногам сухой тряпицей мумия крысенка. Зубы засушенного детеныша клацнули о пол. Люба завизжала.

Маша подскочила к ней и хлестнула раскрытой ладошкой по щеке. На Любином лице проявилось удивление, из глаз полились слезы боли, по щеке забагровел след ладошки с тремя начавшими лиловеть вмятинами от колец. Вадька перевел взгляд со щеки плачущей подруги на руку Машеньки – та протянула ладонь с растопыренными пальчиками: — Можешь отрубить.

— Что за… — промямлил Шурик, не решаясь продолжить, и втянул голову в плечи.

Люба всхлипывала. Ну да, она испугалась. Ну, так неожиданно эта дрянь вывалилась, и хвостик, хвостик полоснул ее по ноге, как холодная проволока. Но это она переживет. Ее больше волновало, что Вадим даже виду не подал, что возмущен тем, как Маша её успокоила. Было больно, но, признаться честно, действенно: в голове более менее прояснилось. Она вытерла ладонями слезы со щек – на левой руке остались слабые розоватые разводы. Это что, эта рыжая сука щеку ей рассекла? Вадик улыбался. Козёл, подумала Люба и ощупала языком внутреннюю поверхность щеки, будто чтобы удостовериться, что кольцо суки не прошло сквозь неё.

5

Борька побродил по дому, минутами замирая на месте и вдыхая аромат Маши. Наверное, ему следовало пойти в какую-нибудь парфюмерную лабораторию дегустатором, или как там эта должность называется, а то и составителем ароматических композиций, подумал он, и, наполняя легкие, размечтавшись, решил, что определенно знает, как назвал бы собственноручно и собстеннообонятельно составленные духи, и уж конечно, они стали бы шедевром, принесшим бы ему моральное удовлетворение. Что до физического, то есть масса латексного добра и замечательных смазок. Встрепенувшись, он огляделся по сторонам, досадливо сплюнул:

— Тоже мне, Гренуй недоделанный…

И устыдился. Никакого права сердиться на Машеньку у него нет, зато поводов к недовольству собой – более, чем достаточно. Начиная от лени, препятствующей не только занятиям в спортзале, но и трудовой деятельности вообще, и заканчивая каким-то тупым упорством, с которым он поглощает невероятное количество калорий, с неким извращенно оттягиваемым предвкушением воображая, насколько еще может расплыться тучное тело.

Ну да, знакомы с детства, но подавляющее большинство таких парочек, некогда игравших одними игрушками, а потом вместе выкуривших первую сигарету, сначала разглядывавшие лобки друг друга, а потом показывавшие свои уже покрытые порослью сокровенные места кому угодно, но только не бывшему напарнику по игре «в доктора», ни к каким сексуальным, не говоря уже о брачных, отношениям не приступают. Однако ж случается… Борька недоумевал, почему они с Машей не принадлежат к меньшинству. Он бы ради неё… Ну, ей достаточно было хотя бы разок намекнуть, а с годами это постоянное ожидание намёка стало состоянием его души. Ожидающий чуда. Ничего для этого не предпринимавший. У Маши было несметное количество мужиков, и ведь можно было еще надеяться на то, что она соблаговолит таки разглядеть в его глазах эту собачью тоску, и отдастся ему если и не из жалости, то хоть по пьяни, и не раз, будучи на одной с ней вечеринке, Борька с замиранием сердца видел, как Маша пробирается сквозь галдящую толпу к нему на своих подгибающихся ногах; и вот – рот ее приоткрывается, его сердце, как говорится, пропускает удар, и Маша должна уже сказать то, что он ждет… а она интересуется, икая, где здесь туалет. И он, проводив, стоит столбом у двери, и Маша вываливается из нее в объятия какого-нибудь очередного хмыря. Типа этого вот Вадима. А потом её педрила Шурик везет пьяную парочку куда скажет Маша. А Борька сгорает, истлевает от ревности и ненависти. И непонимания. И зависти. К кому? Да к Шурику же – не имея желания иметь Машу, тот имеет возможность хоть видеть ее. Обнаженную. Да и вообще – хорошо устроился.

Борис плюхнулся на горбатый диван, и тот, недовольно хрюкнув, выстрелил пружиной, хлестнувшей парня по заднице сквозь искусственную кожу обивки. Впрочем, Борька не обратил на это внимания. Он размышлял, умышленно ли Маша оскорбила его перед всей компанией или просто он попал под горячую руку. Для кого другого – всё было бы понятно, но Борька всё надеялся на проявления к себе хоть какой-то человечности со стороны подружки, человечности, которой здорово в ней поубавилось с момента выезда из города. В неё словно вселялась порой та чокнутая Машка, та, что перебесившись в пресловутый период, вдруг стала не уравновешенной, но спокойной, даже иногда слегка заторможенной. И картавость, от которой избавилась еще в школе, теперь стала проявляться, причем Машеньку, видимо, это нисколько не смущало – она, казалось, даже не осознавала, что её порок речи вернулся из продолжительного отпуска.