Разнести повсюду весть (ЛП) - Вилгус Ник - Страница 52

— Он в порядке, — на автомате сказал я.

— Я не думаю, что он в порядке.

— Он в порядке, — снова сказал я.

— У него проблемы, Вилли.

— Я это знаю!

Джексон ничего не говорил, пока я брал Тони на руки и поднимал его. Он не очнулся, не замечал меня.

В глазах Джексона был взгляд одновременно оцепенения и смирения.

— С ним все будет хорошо, — сказал я. — Вот увидишь. Ты должен доверять мне.

— Давай вернёмся в кровать.

Глава 74

Говоря пару слов

Панихида по мистеру Ледбеттеру проходила в изящном мавзолее, который больше походил на почтовое отделение для мертвецов, а не на окончательное место упокоения. Он был отделан в успокаивающих цветах — бежевый, бледно-оранжевый и жёлтый — и был просторным, практически роскошным, и всё же у меня оставалось чувство холода, даже холоднее, чем на улице. В высоких стенах были ниши для урн, каждая с маленькой медной пластинкой с именем. Это было как смотреть на ряды почтовых коробок.

Амелия передумала насчёт визита, а Тони, казалось, не совсем ясно представлял, что мы делаем, где мы, или о чём всё это. Присутствие стольких людей заставляло его нервничать, и он крепко держал меня за руку и держался строго рядом со мной.

К счастью, служба была короткой и состояла по большей части из того, что друзья мистера Ледбеттера вставали и говорили пару слов.

Я отчасти удивился, когда Джексон в конце встал и подошёл к трибуне, сам желая сказать несколько слов. Он ничего не говорил о желании произнести речь.

— Мой папа был сложным человеком, — тихим голосом произнёс Джексон. Затем он замолчал, борясь с эмоциями. — Я хотел рассказать вам о нём, каким он был, обо всём хорошем, что он сделал — то, что он никогда никому не рассказывал. Он не хвастался. Он был очень скрытным. Он был…

Джексон снова замолчал, глядя вниз, на трибуну, отказываясь поднять глаза.

Миссис Ледбеттер неудобно ёрзала на скамейке передо мной.

— Просто прямо сейчас я так невероятно зол, — наконец признался Джексон, ещё раз глядя на нас. Я видел в его глазах полыхающий огонь. — Я продолжаю спрашивать себя, почему так злюсь. Я не должен злиться. Мой папа был хорошим человеком. Он помог многим людям. Он хорошо относился к своей семье. Он был хорошим человеком. Но всё, что я чувствую прямо сейчас, — это просто огромное количество злости. Потому что он не слушал. Ему платили, чтобы он слушал. Но он не слушал. Не всегда. Я не знаю, понимаете ли вы. Вы зарабатываете на жизнь, слушая людей и беря плату за это, и вы приходите домой и… не слушаете. Вы не слышите, что говорят. Вы помогаете многим людям пройти через их проблемы, а приходите домой и… не видите то, что у вас перед носом. Я однажды спросил у папы, могу ли я стать одним из его клиентов. Тогда мне было около восемнадцати. Он хотел знать, зачем. Я сказал: “Папа, я хочу, чтобы ты послушал меня”. Он разозлился. Он подумал, что я просто… Я не знаю, что он подумал.

Джексон замолчал.

Это было болезненно неловко, но отчасти трогательно. Джексону нужно было сказать что-то об этом мужчине в присутствии его семьи (такой, какой она была), друзей и коллег, что-то, что хотело вырваться наружу раньше шанса потеряться, что—то, что нужно было сказать, пока люди слушают.

Будто мы слушали.

— Может быть, он был слишком умным, — сказал Джексон, казалось, закрепив свои намерения. — Он видел всё, все возможные исходы любой данной ситуации. Он знал, к чему всё могло привести. Для него всё это было часовым механизмом. Вы делаете это потому, что тот-то и тот-то сделал это, и так всё закрутится. Или иначе. Или, может быть, если вы сделаете это, то произойдёт это. Я с этим вырос. Вы не понимаете? Он узнал всё обо мне раньше, чем я. У меня никогда не было шанса что-то сделать, потому что он уже знал, что из этого выйдет. И он всегда был прав. И он вызывал у меня страх что-то пробовать, потому что он всегда был прав и видел всё насквозь до конца, и он всегда был так уверен, что всё закончится слезами, и я пожалею об этом и никогда не смогу что-то сделать, потому что не знаю, как принимать правильные решения… Не знаю, есть ли в моих словах смысл. Я даже не знаю, должен ли говорить такое. Но он будто обманул меня. Будто я не мог просто жить, и быть, и существовать. У меня должна была быть причина. Всегда нужно было достичь какого-то исхода, нужно было идти к какой-то цели, учитывать какой-то фактор. А я никогда не соответствовал требованиям. Я никогда не знал, как принимать решения, которые сделают его счастливым.

Он вытер глаза, казался невероятно маленьким и уязвимым, пока стоял там.

— Так что я ушёл, — сказал он. — Я сбежал, проехал весь путь до Миссисипи и встретил одного сумасшедшего южного парня, в которого влюбился. Я принял решения, которые мой отец никогда бы не одобрил. И знаете, что? Всё вышло хорошо. Полагаю, мой папа этого не предвидел. И полагаю, что я злюсь из-за того, что мы должны жить своими жизнями. Мы должны жить. Это не просто планирование и приготовление, и А ведёт к Б, которое ведёт к В, Г и Д. Есть всё, что происходит в середине — и это всё, что не видел мой папа. Он упустил это. И я тоже упустил часть этого, потому что так переживал из-за исхода, так был сосредоточен на цели, так занят достижением и делом, и я упустил это. Ежедневные дела. Это будто вы едете куда-то в великолепное путешествие и проводите так много времени, планируя каждую деталь, и не замечаете, как весело планировать, ждать, испытывать предвкушение, думать о том, как это будет, мечтать — вы упускаете всё. Вы так сосредоточены на конечной цели, что не видите всех замечательных вещей, с которыми встречаетесь по пути, добираясь туда. И я хотел бы, чтобы мой папа понял это. Какой смысл быть живым, если вы на самом деле не живы?

С этим отчасти загадочным вопросом Джексон вернулся к скамье и сел рядом со мной, отказываясь встречаться с кем-то из нас взглядом.

Священник, после того, как подождал и посмотрел, хочет ли выйти вперёд кто-то ещё, сказал свои последние слова, и служба закончилась.

Глава 75

День был тяжёлый

— Я не голодна, — сказала миссис Ледбеттер, отодвигая тарелку.

— Мам, тебе нужно поесть, — сказал Джексон.

Это был поздний вечер длинного дня. Днём мы проводили дядю Чарли до аэропорта. Лидия приготовила ужин, но миссис Ледбеттер стала крайне отрешённой в течение дня, и сейчас она вообще едва говорила.

— Думаю, я пойду спать, — объявила она. — Вы останетесь на ночь?

— Конечно, — ответил Джексон.

— Тогда хорошо.

Я смотрел, как она поднимается на ноги и разворачивается. Я никогда не видел её такой разбитой, такой лишённой жизни.

— Бабуля в порядке? — прошептала мне Амелия.

— День был тяжёлый, — ответил я.

— Оу.

Глава 76

Другие варианты

— Ну и как дела? — спросила Хизер.

Это было через четыре дня после похорон. Она пришла в нашу квартиру, чтобы провести первый визит на дому, поэтому чопорно сидела на диване у камина.

— У нас всё в порядке, — сказал я.

— Я не так уверен насчёт этого, — сказал с кресла Джексон.

— Оу? — Хизер приподняла брови.

Я нахмурился.

— У Тони психологические проблемы, — сказал Джексон.

— Да, — сказала Хизер. — Да, я знаю.

— И вы рассказывали нам о них, — продолжил Джексон. — Мы понимаем. И Вилли не переживает об этом, но переживаю я. Я поднимаю эту тему потому, что хочу быть уверенным, что у нас есть все доступные ресурсы, чтобы помочь, что мы ничего не упускаем.

— Например, консультации, вы хотите сказать, — сказала Хизер.

— И лекарства, — добавил Джексон. — Когда я просматривал его досье, видел, что вы пробовали различные препараты.

— Они не особо помогали.

— Но это рабочий вариант, — сказал Джексон. — Мы серьёзно настроены к Тони. Не поймите неправильно, но нам нужно это учитывать. У меня появляется чувство, что Тони подвергался насилию.