Портрет тирана - Антонов-Овсеенко Антон - Страница 39

На второй день после убийства Кирова в Ленинград прибыл бывший нарком внутренних дел Белоруссии Л.М. Заковский. Сталин поставил его на место «проштрафившегося» Медведя. Заковский ранее работал в Виннице, Одессе, Минске. Сталину особенно импонировал стиль его работы. К тридцать четвертому году он успешно освоил и применял «новейшие» методы — фабрикацию дел, изощренные пытки в сочетании с щедрыми посулами и жестокими наказаниями.

«Попади ко мне в руки сам Карл Маркс, и он признается, что шпионит в пользу Бисмарка», — хвастал Заковский.

Увы, то не была пустая самореклама.

За четыре года хозяйничанья в Ленинграде Заковский снимет не один кровавый урожай, а потом Сталин прикончит его как… «английского шпиона». Это произойдет уже при новом наркоме Берии.

Через несколько дней после убийства Кирова начались аресты в среде руководителей ленинградского комсомола. В списке «Ленинградского террористического центра» одним из первых значился И.И. Котолынов. В двадцатых годах секретарь Выборгского райкома и член ЦК ВЛКСМ Иван Котолынов выступал против засилия сталинцев в комсомоле, а в тридцать четвертом участвовал в обсуждении плана публикации книг по истории ленинского комсомола. В кабинетах следователей эти собрания трансформировались в тайные сборища террористов, с… участием Николаева.

Поскольку «контрреволюционная» деятельность Котолынова «и других» началась в двадцатые годы, при Зиновьеве, Сталину было не трудно придать следствию нужное направление и смысл. А заодно пристегнуть к делу Троцкого, который якобы осуществлял «общее руководство» заговорщиками через некоего иностранного консула. От этого мифического дипломата Николаев будто бы получал деньги. Так, по крайней мере, значилось в обвинительном заключении, опубликованном 27 декабря за подписями Вышинского и Шейнина.

Одним из первых арестовали бывшего секретаря ЦК Г.Е. Евдокимова. Затем — Бакаева — он возглавлял при Зиновьеве Ленинградское ГПУ. 15 декабря взяли самого Зиновьева, вслед за ним — Каменева.

Сталин умело подготовил партию к этим полицейским акциям, доведя весь народ, с помощью газет, радио и митингов до массового припадка истерии. По его указке в первые дни декабря, в точном соответствии с новым «законом», в Ленинграде, Москве, Киеве десятками тысяч расстреливали «белогвардейцев», «троцкистов» и прочих «террористов». Их имена выискивали в протоколах давних съездов и собраний, вытягивали из посеревших уст истязаемых на допросах. «Правда» призывала «охранять жизнь вождей как знамя на поле битвы»[125].

На поле битвы, как известно, стреляют. На этом фоне арест ленинских соратников, Зиновьева и Каменева, столько лет деливших со Сталиным власть в партии, прошел гладко.

И — стреляли, стреляли, стреляли.

…Котел закипел.

Сталин приказывает подбросить дров.

Уже 22 декабря народу было дозволено отведать из газеты «Правда» сталинской стряпни: револьвер Николаева направил в сердце партии «Ленинградский троцкистско-зиновьевский центр». Но Сталину очень важно было привязать к этому делу руководителей «Московского центра» Зиновьева и Каменева — на роли вдохновителей террора. Читатели «Правды» проглотили и это блюдо, вместе с известием об аресте бывших членов ПБ и их «пособников».

Вместе со слухами, которые, надо полагать, зародились не на деревенских посиделках. Вначале пустили слух, будто Николаева по дороге в тюрьму растерзала разъяренная толпа. И «очевидцы» нашлись. Потом — будто Николаев убил Кирова… из ревности. Кого они не поделили? В такие детали авторы слухов не вдавались.

Не из тех ли самых дверных щелей выползут вскоре слухи касательно Ягоды, будто он готовился к бегству за рубеж и был схвачен на аэродроме с чемоданом золота в руках?..

Так газетный вымысел переплетался с вымыслом устным, официальная легенда прекрасно уживалась со сплетней и все вместе, сообща, исправно служили тайным замыслам генсека.

Трудно установить, когда на Руси зародился жандармский «фольклор», но то, что Сталин к расцвету этого жанра свою руку приложил, сомнению не подлежит.

Сталину очень хотелось устроить открытый судебный процесс. Но одно дело расписать коммунистов по двум «центрам», другое — выбить из них «чистосердечные признания». На это требуется время. А советский народ нетерпелив. Вот послушайте, что говорят рабочие на стихийных митингах.

«Дорогой Иосиф Виссарионович! Мы знаем, что в лице нашего Кирова ты потерял не только своего верного ученика и боевого соратника, ты потерял своего близкого и родного друга».

Это — из обращения двухсот тысяч рабочих Кировского района Сталину. Они обещают ему «зорче глядеть, повысить свою революционную бдительность, настороженность, еще крепче бороться за уничтожение под корень, до конца, последних остатков классовых врагов.

…Да здравствует мудрый вождь и учитель мирового пролетариата — наш Сталин!»[126].

Мудрый?…Топорно сработанное убийство, топорно проведенное следствие. В обвинительном заключении говорится, будто некий иностранный консул дал Николаеву пять тысяч рублей, из коих он четыре с половиной передал Котолынову. Нигде не работая с марта 1934 года, Николаев жил безбедно в трехкомнатной квартире, да еще снял дачу в Сестрорецке. И все это — на мизерную сумму в 500 рублей.

Составители Заключения уверяют публику в том, что план убийства Кирова Николаев разработал вместе с Котолыновым. Этим террористическим актом они рассчитывали поднять против партии и правительства весь советский народ…

Обвинительное заключение построено почти целиком на фантастических «признаниях» Николаева. Показания Котолынова и других «руководителей» террористического подполья отсутствуют…[127].

Никто не утруждал себя правдоподобием: сталинские подданные и не такое слопают. «Правда» назвала липовое обвинительное заключение «грозным обличительным документом». Разве этого недостаточно?!

И последовал шквал народного негодования. Вслед за рабочими вступила интеллигенция. Тысячи студентов и профессоров Ростовского педагогического института потребовали «немедленного расстрела всех членов контрреволюционной террористической организации»[128]. Михаил Кольцов выступил со статьей «Убийцы из Ленинградского центра». Автор задал риторический вопрос:

— И кто был вдохновителем убийцы?[129]

Действительно, кто?

В ноябре выходившая в Белграде эмигрантская газета «За Россию» призывала к террору против советских вождей. В статье «Чего они боятся?» прямо сказано: «Нужно убрать Кирова в Ленинграде»[130].

Вряд ли Сталин совершил убийство «своего близкого и родного друга» по наущению белоэмигрантов. Скорее всего он действовал самостоятельно. А уж потом, идя навстречу горячим пожеланиям трудящихся, генсек предельно сократил юридические формальности.

Уже 28 декабря Николаева доставили на заседание Военной коллегии Верховного суда СССР. Выездную сессию в Ленинграде возглавил неизменный председатель коллегии В. Ульрих. Высокого роста, Ульрих за столом выглядел приземистым, рано располневшим чиновником. Когда он поднимал от бумаг свое одутловатое лицо и через очки буравил маленькими глазками очередную жертву, одинокого смертника оторопь брала. Десять лет здесь объявляли редко.

…Зал заполнен агентами Органов. Над столом зловеще нависла бритая, заостренная кверху голова с лысиной, отдающей желтизной. На шее складки дряблого жира. И гаденький, вкрадчивый голос впридачу. Человеконенавистник в собственном соку.

Этот вурдулак пропустил через свой судебный конвейер десятки тысяч лучших умов России, сгубил на плахе цвет народа.

В компанию головорезов, рядом с Ягодой, Ежовым, Берией, Шкирятовым, Вышинским, Ульрих вписывался органично. Весьма существенный винтик в сталинской машине истребления. И один из самых долговечных.