Последняя воля Нобеля - Марклунд Лиза - Страница 7

— Ты их слышала. Так, во всяком случае, ты сказала.

— Но это было лишь слабое «паф».

— Пистолет с глушителем внутри длинной сумки должен произвести именно такой звук. Но ты не помнишь что-нибудь еще о внешности этой женщины? Какие у нее волосы? Как она была одета?

Она помнила только глаза и бретельки на голом плече.

— Должно быть, у нее были длинные волосы, иначе я бы обратила на них внимание. Но не думаю, что в них было что-то особенное. Наверное, они темные. Кажется, они были не распущены, а заколоты. Что касается одежды, то на ней было, наверное, вечернее платье. Во всяком случае, в ней не было ничего необычного. Она выглядела так же, как все. Ты не знаешь, как она попала в Золотой зал?

К. заглянул в блокнот.

— Мы сейчас отрабатываем списки приглашенных. Может быть, она там есть. Но точно мы этого не знаем. Некоторые свидетели говорят, что это был переодетый мужчина. Как ты считаешь?

Мужчина? Анника фыркнула.

— Это была девушка, — сказала она.

— Почему ты в этом уверена?

Анника скользнула взглядом по протоколам 1964 года.

— Она смотрела мне прямо в глаза и была ниже меня. Много ли найдется на свете таких низкорослых мужчин? К тому же она очень легко и непринужденно двигалась.

— Мужчины не могут двигаться так?

— Могут, но не на высоченных шпильках. Для того чтобы на них ходить, нужна многолетняя практика.

— Ты видела ее шпильки?

Анника встала и повесила сумку на плечо.

— Нет, но у меня на ноге наверняка остался синяк от ее каблучка. Можно, я позвоню тебе сегодня?

— И куда это ты собралась?

Анника остановилась. Ей показалось, что в просторном кабинете стало нечем дышать.

— В редакцию новостей. Мне надо поговорить с коллегами. Если, конечно, ты вообще не запретишь мне работать.

— Сейчас ты поедешь в спецотдел криминальной полиции и поможешь составить фоторобот убийцы.

Анника умоляюще вскинула руки.

— Ты что, с ума сошел? Время написания статьи истекает через два часа. Янссон уже рвет на себе волосы.

К. подошел к Аннике, глядя на нее с неподдельным отчаянием.

— Я очень тебя прошу, — сказал он.

Дверь открылась, и на пороге вырос офицер в форме. Сначала Анника подумала, что это тот же полицейский, что привел ее сюда, но оказалось, что другой, абсолютно стереотипный широкоплечий и высокий шведский выпускник полицейских курсов.

Остановившись в дверях, Анника оглянулась на инспектора:

— Ты и вправду назвал меня сучкой, охотницей за передовицами?

Не поднимая глаз, он взмахом руки выпроводил ее в коридор.

Она прошла мимо полицейского, выудила из сумки наушник и достала сотовый телефон. Полицейский, похоже, хотел запротестовать, но Анника ускорила шаг и оторвалась от него, не удосужившись даже оглянуться.

— Где ты была, черт бы тебя побрал?! — заорал Янссон, не дав ей сказать ни слова.

— На допросе, — быстро ответила Анника, держа микрофон в миллиметре от губ. — Я близко столкнулась с убийцей. Полицейские считают, что это она наступила мне на ногу.

Боль простреливала йогу при каждом шаге.

— Прекрасно, это пойдет на восьмую и девятую полосы. Что у тебя еще?

— Эй, — окликнул ее сзади полицейский. — С кем это ты разговариваешь?

Анника прибавила шагу, но у самого выхода из коридора наступила на подол своего платья, выронила из уха микрофон и упустила шаль, которая сползла с плеч на пол. Сырой сквозняк прохватил ее так, что Аннике показалось, будто на нее набросили холодное мокрое полотенце. Она задрожала и огляделась; в первом кабинете вместо члена академии сидели спиной к входу два официанта в белых кителях.

— Анника? — спросил Янссон, когда она снова вставила динамик в ухо.

— Я не могу ничего писать. К. запретил мне разглашать любые сведения. Меня могут обвинить по статье, если я начну рассказывать об убийце. Сейчас я еду на Кунгсхольмсгатан для продолжения допроса.

— Послушай, убери сотовый телефон.

Анника резко крутанулась на каблуках и впилась взглядом в полицейского офицера.

— Знаешь что, я могу разговаривать по этому телефону столько, сколько мне вздумается. Если тебе это не нравится, можешь меня арестовать.

Она повернулась и пошла дальше, стараясь поскорее покинуть холодный коридор.

— В данной ситуации слово «арестовать» не подходит, так как для этого случая арест не предусмотрен шведским юридическим каноном, — вежливо пояснил полицейский.

— Позвони юристу газеты и точно узнай, что я могу и чего не могу делать, — произнесла Анника в микрофон. — На что это похоже? Вам не хватает чего-то конкретного?

Она почти физически ощущала, как Янссон рвет на себе волосы. Она вполне разделяла его отчаяние, но ничем не могла ему помочь.

— У нас нет вообще ничего. Все уже выложили информацию на своих сайтах, а мы черпаем новости из сообщений агентств. Когда ты вернешься?

— Не знаю, но постараюсь как можно скорее. Что добыл Ольссон?

Янссон тихо застонал.

— Ничего. Он сказал, что ракурс был неудачным, а освещение плохим, и ничего не снял.

— Ты шутишь, — изумилась Анника.

Полицейский открыл дверь, и они вышли на галерею, обрамлявшую Голубой зал, рядом с первой дверью, ведущей в Золотой зал.

— Совсем нет. У него нет пригодного к печати материала. У нас, собственно, нет ни одной фотографии.

У Анники упало сердце.

Фотограф никогда не бывает виноват. Виноват всегда корреспондент, особенно если этот корреспондент — она, Анника Бенгтзон. Всего три недели назад но ее настоянию главный редактор опубликовал статью, вскрывающую диктаторские замашки семьи, владевшей большей частью акций газеты.

— Что вам нужно? — спросила она.

— Все что угодно — с кровью и полицейскими…

Анника, не сказав ни слова, отключилась и свернула влево. В Золотом зале она оказалась прежде, чем полицейский смог ее остановить.

Весь банкетный зал был залит ярким светом люминесцентных ламп. Здесь работала бригада судмедэкспертов. Вдалеке, под портретом безголового святого Эрика — без головы он оказался из-за путаницы с высотой потолка, возникшей в процессе строительства, — по полу, там, где была убита женщина, ползали на коленях два человека.

Анника подняла телефон, активировала режим фотосъемки и нажала кнопку «Съемка». Еще два шага — «съемка», пять шагов — «съемка».

Полицейский схватил ее за руку, но она вырвалась.

Отбежав на десять шагов, она сделала еще один снимок. Офицер-эксперт удивленно посмотрел на Аннику и тоже попал в кадр — «съемка».

— Все, мы уходим, — потеряв терпение, сказал полицейский, приподнял Аннику и вынес ее назад, в Голубой зал. Он поставил ее на пол только тогда, когда вышел на лестницу.

Почувствовав под ногами твердую каменную опору, Анника вдруг поняла, что стоит на том самом месте, где всегда фотографируются члены королевской семьи и лауреаты премии, прежде чем спуститься по самой знаменитой лестнице в мире в банкетный зал.

Их глазам представлялся совсем другой вид, подумала Анника, глядя на остатки обеда на тысячу триста гостей. Всего несколько часов назад лауреаты Нобелевской премии видели отсюда тщательно сервированные столы, безупречно одетых гостей, видели сверкание хрусталя и фарфора с ободками из чистого золота, цветы и жаркую медь духового оркестра.

Сейчас Голубой зал выглядел опустевшим и заброшенным. Главный стол был убран, но на прочих так и остались тарелки с объедками, запачканные скатерти и смятые салфетки. Стулья были в беспорядке отодвинуты, некоторые перевернуты. В двадцать два часа сорок пять минут полиция запретила что-либо трогать в Голубом зале, и время там остановилось. Время убирать следующие столы так и не наступило.

— Долго еще будет закрыт Голубой зал? — спросила Анника.

— Сколько потребуется. Где твоя верхняя одежда?

В гардеробе дежурил одетый в форму офицер полиции. Было видно, что он испытывает страшную неловкость от исполнения этого унизительного поручения. С видом явного недовольства он протянул Аннике ее пуховик.