Семен Дежнев — первопроходец - Демин Лев Михайлович - Страница 5

Плавание вверх против течения было затруднительным, к тому же дул резкий противный ветер. Приходилось идти на вёслах. Гребли двумя сменяющими друг друга парами. В одной паре Иван с Семейкой, в другой — Агафоник с Игнатом. От Игнашки было мало проку. Он быстро уставал, начинал плакаться, что натёр до кровяных мозолей ладони, болят руки. Иногда он просто переставал грести, надеясь на напарника, приходилось Ивану проявлять терпимость и говорить: «Передохни, Игнашка. Вижу, переутомился с непривычки». И сам брался за Игнашкины вёсла. Дежнёв был рад, когда наконец удалось избавиться от избалованного парня, передав его на руки отцу.

На семнадцатом году Семейка влюбился, крепко и безоглядно. К тому времени стал он парнем физически крепким, рослым, на верхней губе начинали пробиваться усы. Предметом его увлечения стала односельчанка Ираида. Возрастом она была на полгода постарше Ивана и отнюдь не писаная красавица. Но статная, аппетитная, краснощёкая и полногрудая. Про таких говорят — в самом соку девка. Родители её считались хозяевами крепкими, живущими в достатке. Отец Ираиды вёл какие-то торговые дела с Двиняниновым.

Казалась Ираида девицей неприступной, даже высокомерной, на Семейку не обращала ни малейшего внимания. Это только подзадоривало парня. Решил он обратиться за советом к Агафонику, родственнику своему, тому самому, с которым на Соловецкие острова плавал. Агаша, хотя и постарше и отец трёх малышей, к Семейке относился по-приятельски, по-доброму. Семейка рассчитывал на его рассудительность, полезный совет.

   — Посоветуй, Агаша, как мне Ираидку захороводить?

   — Всерьёз это у тебя?

   — Всерьёз. Уж очень хороша девка.

   — Как захороводить — спрашиваешь? Вот что я тебе скажу. Веди себя смело, наступательно, с нахалицей даже. Девки таких любят. Сопли не распускай. Спрячься в прибрежных тальниках и высмотри, как нагая Ираидка купается, какие у неё телеса, груди. Стоит ли девка, чтобы из-за неё голову терять.

   — Девка того стоит. Но на грех-то какой толкаешь меня, Агашка.

   — Слушай меня, не перебивай... Разглядишь её всю с ног до головы, а потом встретишь её где-нибудь и скажешь — а ты ничего, Ираидушка. И телеса у тебя отменные и прелести все твои женские на месте. Нам бы с тобой детишек нарожать дюжинку, никак не меньше. Красивые бы детишки получились.

   — На что ты меня толкаешь, Агашка? За такие-то слова Ираидка может и плюху крепкую в рожу мою влепить. Я знаю Ираидку.

   — А если и влепит? Твоё дело...

   — Ответную плюху отвесить?

   — Дурак ты набитый, Семейка. Кто ж с зазнобушкой так поступает? Твоё дело крепко ухватить девицу за руку и поцеловать ладошку. Можешь сказать ей — вот такие мне нравятся. Плюха твоя слаще ложки мёда. Повтори, коли не жалко тебе Семейку. От тебя всё стерплю. Она опешит, не сразу и найдётся, что ответить. А тем временем растолкуй ей. Ну что, девка, взъелась, что я тебя голенькую из кустов разглядывал? Значит, было что разглядывать. А если бы глянул на тебя и сплюнул. Какая, мол, гадкая, нелепообразная девка, ни кожи ни рожи. Было бы тебе приятно такое выслушать? Скажешь ей всё это и предлагай дружить.

   — Тебе легко советовать...

   — Немножко по собственному опыту.

Хотел Семейка последовать совету родича, да вышло всё несколько по-другому. Выследил он Ираидку, направлявшуюся к реке, и пошёл вслед за ней, прячась за кустами. Углубившись в заросли тальника и раздвинув ветви, парень узрел, как девушка подошла к кромке воды, попробовала босой ступней воду, холодна ли Пинега. Осмотревшись вокруг, словно чувствуя присутствие кого-то чужого, скинула расшитый узорчатый сарафан, оставшись в исподней рубахе из тонкого холста. Её, однако же, не скинула и прямо в исподнем пошла в воду, нырнула, потом поплыла по течению. Искупавшись вдоволь, Ираидка вышла из воды. Мокрая рубаха плотно облегала молодое девичье тело, пышную грудь, широкие бёдра. Семейка как зачарованный любовался Ираидкиными формами, жалея, что она не скинула и рубахи. Купальщица долго просидела на солнцепёке, чтобы пообсохнуть, и только после этого облачилась в расшитый сарафан. Семейка догнал её на тропинке, выйдя из зарослей. Спросил первое попавшееся, чтобы как-то завязать разговор.

   — Купалась?

   — А ты подглядывал?

   — Зачем бы мне подглядывать?

   — А почему бы и не подглядывать? Девка я справная, видная. Люди про то говорят.

   — Правильно люди говорят. И я бы сказал тебе...

Семейка запнулся. Проклятая робость сковала его, мешала говорить. Мысли путались. В гортани застрял липкий ком.

   — Что бы ты сказал мне, Семейка? — подзадоривала его Ираидка.

Семейка кое-как пересилил робость и произнёс сдавленным шёпотом:

   — Хорошая ты. По душе мне пришлась. Давай дружить, Ираидушка. А там... Если и я по душе тебе придусь...

Ираида ничего не ответила, нахмурилась. Она была озадачена неожиданными словами парня. А Семейка осмелел и заговорил с азартом, храбрился:

   — Хочешь, сделаю для тебя всё, что пожелаешь. Луну бы с неба достал, кабы это было возможно.

   — Зачем мне луна с неба? Что с ней стану делать, — ответила с разливистым смехом Ираидка. — Моё желание будет попроще. Переплыви Пинегу. Там, на другом берегу, в старице растут белые лилии. Нарви мне букет и приплывай обратно.

   — Это мы мигом, — живо отозвался Семейка. Желание своенравной девушки не показалось ему трудновыполнимым. Он поспешно скинул рубаху, верхние портки, оставаясь в подштанниках.

   — Постой, непутёвый, — пыталась остановить его Ираидка. — Пошутила я. Понимать надо. Стремнина опасная у того берега. Помнишь, прошлым летом мальчонка Василия-кузнеца утонул там.

Но Семейка уже был охвачен азартом.

   — А мне стремнина нипочём! — вызывающие воскликнул он и стремглав побежал к воде, оставляя Ираидку в тревоге. Она уже была не рада, что раззадорила парня и толкнула на отчаянную выходку. И в то же время тайная мыслишка приятно тешила её, щекотала самолюбие. Отчаянный парень. Такой в огонь и в воду за неё пойдёт. Потому что любит.

Пинега здесь довольно широка и у изгиба противоположного берега имеет стремнины и водовороты, которые может преодолеть только ловкий и сильный пловец. Дай-то Бог, чтобы с Семейкой не случилось беды, как с тем мальчонкой, сыном кузнеца. Хотелось верить, что ничего не случится. Семейка был сильным и выносливым парнем.

Он плыл не спеша, взмахивая руками как вёслами, экономя силы. Когда доплыл до опасной стремнины, выложил все сэкономленные силы в сильном рывке вперёд, к берегу. Выбравшись на берег, отдышался, отыскал заросшую осокой старицу, от которой пахло тиной, стоячей водой. Нарвал большой букет белых лилий. Возвращаясь обратно, не стал рисковать и обошёл стремнину. Ниже её начинался перекат. До середины реки можно было пройти по каменистой отмели, где вода была по щиколотку. Далее глубина реки резко увеличивалась. Но здесь было уже спокойное течение.

   — Вот тебе белые лилии, — произнёс Семейка и положил охапку цветов у ног Ираиды.

С этого и началась их дружба.

Натрудится Семейка за день в поте лица, до ломоты в костях. Все Дежнёвы были трудолюбивы. Батюшка Иван не давал детям пребывать в праздности и безделии и внушал им, что без общего трудолюбия в доме не будет достатка. Вот покрылись луга сочной травой — чуть ли не в человеческий рост. И вся мужская половина семьи Дежнёвых, и сам отец, и старший уже семейный братец Тихон, и Семейка выходят на косьбу. Младшие ребятишки пасут скотину, собирают в лесу хворост. Покончив с косьбой, Тихон с Семейкой заготавливают строевую сосну, на новую избу. Отец надумал отделять старшего сына. А там ещё заготовка дров на зиму, рыбная ловля. В Пинеге хорошо ловится омуль, щука, нельма.

После ужина, когда вся семья отправляется на сеновал, на отдых, Семейка старается незаметно ускользнуть из дома. На речном берегу он поджидает Ираидку, отпугивая веткой тальника назойливых комаров. Вот наконец от тёмной опушки кустарника отделилась светлым пятном девичья фигура.