Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Тихонова Карина - Страница 2

Его жена пожала плечами, признавая разумность довода, и отошла к окну.

Некоторое время собравшиеся молчали.

Они вообще встречались очень редко, и родственниками считались лишь формально. Впрочем, Валя дружила с Димкой, сыном Сергея Владимировича и Екатерины Алексеевны. Димка был очень славный. Вообще-то, родители считали, что с ребенком им не повезло. Димка не унаследовал ни мягкой, но настойчивой пробивной силы отца, ни железной воли матери. Был он человеком добрым (слабохарактерным, в родительской интерпретации), равнодушным к деньгам (лишенным амбиций) и абсолютно нерасчетливым в выборе знакомых (недальновидным).

С Валькой они подружились еще в детстве. Во-первых, потому что учились в одной школе (правда, Димка был на два класса старше), а во-вторых, потому что Димка очень любил рассказывать прочитанные книжки, а Валька очень любила его слушать. Димкины родители их дружбу не поощряли, но и не запрещали, скорее всего, им было все равно. А вот Валькиным родителям Дима нравился, и он проводил в их доме гораздо больше времени, чем в собственном.

С детьми Евгения Павловича и Альбины Яковлевны у Вальки отношения не сложились. Дело даже не в том, что они ей не очень нравились (хотя был такой грех), просто познакомились они уже в том возрасте, когда сойтись труднее, чем в детстве.

И Стаська, и Фидель родились в Гаване, когда их родители строили для кубинского народа то ли электростанцию, то ли какой-то другой нужный в хозяйстве объект. Верноподданническое имя Фидель, данное сыну в надежде на некоторые выгоды, принесло только моральные дивиденды. Счастливую мать, прижимающую к груди новорожденного, сфотографировали для центральной кубинской газеты, короткие сообщения мелькнули в телерепортажах. И все. Именитый тезка на заигрывания не среагировал, и интерес к русскому семейству, давшему отпрыску имя вождя кубинской революции, быстро увял.

Так что Федька, как теперь предпочитали называть его родители, расплачивался за родительские грехи в одиночестве.

Стаську назвали странным для женщины именем «Станислава», но и этот родительский поступок имел вполне логичное обоснование. Только не подумайте, что ждали мальчика, приготовились назвать его Стасиком, а когда родилась девочка, то в припадке разочарования нарекли ее тем же именем… Совсем нет. Станиславой звали богатую бабушку тети Али, от которой семейство ожидало некоторых дивидендов. И, надо сказать, в отличие от кубинского лидера старушка не обманула ожиданий. Стаське досталась большая квартира, правда в ближайшем Подмосковье, но дареному коню, как известно, зубы не считают. Сейчас Стаська, отметившая двадцать восьмой день рождения, затеяла обмен квартиры на меньшую в столице, невзирая на родительское сопротивление. Федька завидовал сестре со всей силой, на какую был способен тридцатилетний холостяк, обладающий никому нынче не нужным историческим образованием и не имеющий никаких материальных перспектив, кроме родительского наследства.

«Господи, кто же знал!», — стонала Альбина, нацелившая сына на партийную карьеру, первой ступенькой к которой и являлся истфак. События повернулись совсем не в ту сторону, и Федька, дважды обманутый — судьбой и родителями, превратился в желчного, рыхлого и вечно раздраженного маменькиного сыночка, похожего на кастрированного домашнего кота, и так же боящегося улицы и незнакомых людей. Валька сочувствовала ему и ругала себя за то, что избегала общения с родственником. Спору нет, парня жаль, но уж больно он занудный…

Стаська, в отличие от брата, уродилась на свет особой цепкой, пробивной и упорной, как бультерьер. Уже в детстве она с маниакальной настойчивостью тащила в свою сторону любые приглянувшиеся ей игрушки, не обращая никакого внимания на рев собратьев по песочнице. Повзрослев, Стаська так же упорно прибирала к рукам все, что ей нравилось: фирменные тряпки, симпатичных мальчиков, нужных подружек и их родителей. Практически безо всякой родительской помощи она поступила в финансовую академию, выбрав мало кому знакомую специальность маркетолога, и не ошиблась с оценкой ее перспективности. Сейчас Стаська работала аналитиком в американской компании, занимающейся исследованием загадочного российского рынка, зарабатывала две тысячи долларов в месяц и имела все шансы стать первым русским руководителем московского филиала фирмы. Обычно на этот пост американцы назначали только своих соотечественников, опасаясь русской вороватости, но Стаська, похоже, и их сумела прибрать к рукам. Вальке казалось, что бабушка Стаську не любила. Странно. Из всех отпрысков фамилии та была больше всех похожа на Евдокию Михайловну, если не внешностью, то беспощадной бульдожьей хваткой и твердостью в достижении поставленной цели.

Да-а, интересной персоной была бабушка году, примерно, в шестидесятом. Хотя почему «была»? Она и теперь несильно переменилась. Разве что морщин прибавилось…

А фигура по-прежнему стройная, почти такая же, как была в молодости, когда бабушка, тогда еще молоденькая Дунечка Головина, закончила хореографическое училище при Большом театре и была принята в труппу на вторые роли. Валька видела старые фотографии в ее альбоме. Неправдоподобно молоденькая и хорошенькая бабушка в накрахмаленной юбочке стояла перед фотографом, скрестив гибкие руки и опустив долу лицемерные глаза с узким азиатским разрезом. Это просто фантастика, как нравилась коварная дебютантка обеспеченным, сытым карьеристам! И еще более фантастично то, как хорошо уже в этом невинном нежном возрасте соблюдала Дунечка свой собственный корыстный интерес!

Родственники брезгливо подбирают нижнюю губу, упоминая о многочисленных связях бабушки. Впрочем, Валька уже не маленькая и прекрасно понимает смысл поговорки «зелен виноград…» Тетя Аля полжизни бы отдала за то, чтобы хоть годик пожить так же весело, как жила в молодости бабушка. А тетя Катя, хоть и похожа на Торквемаду в приступе нравственного негодования, не отказалась от возможности урвать кусочек бабушкиного пирога, приехала по первому зову…

Конечно, не Вальке их судить. Ее мать тоже приехала сюда ради дочери, так что они ничем не лучше других. Но мать, в отличие от других, и не скрывает, что ожидает выгод для своего ребенка. И вообще, она так разговаривает с бабушкой… Вальке иногда даже страшно становится от маминой манеры общения…

Но бабушка на нее ни разу не обиделась. Вот интересно, а почему? С тетей Алей, которая перед ней лебезит, бабушка разговаривает грубо, с тетей Катей, которую все боятся, пренебрежительно. А вот с мамой, которая ей откровенно хамит, жалостливо… М-да, ничего непонятно.

Валька легко вздохнула и посмотрела на мать. Все-таки сильно она сдала после смерти отца.

Конечно, мама все еще красивая женщина. Да и какие ее годы? Подумаешь, сорок пять! В сорок лет жизнь у многих людей только начинается, но у мамы она окончилась в неполные тридцать шесть, тем страшным мартовским утром, когда отец, как обычно, ушел на работу.

И дошел только до гаража.

«Сердечный приступ», — как сказал врач «Скорой помощи», которую вызвали совершенно незнакомые посторонние люди, нашедшие отца у открытых ворот гаража. Все произошло мгновенно, он даже не успел ничего понять, — утешали маму ее подруги и знакомые, но утешения растворялись в воздухе. Неделю мать провела в странном душевном столбняке, не реагируя на уговоры и соболезнования, потом забилась в долгой бесслезной истерике.

И только через месяц после похорон замкнулась в упрямом ожесточенном молчании, заставляя окружающих озабоченно поджимать губы и делать друг другу многозначительные нехорошие знаки бровями.

Именно тогда бабушка забрала Вальку к себе, в Барвиху, а мать отправилась в санаторий, как сказали дочери. Но это была неправда.

Мать провела почти полгода в реабилитационном центре, гае лечились очень известные или очень богатые пациенты после нервных срывов. Пребывание в этом недешевом заведении оплатила бабушка, но что-то непохоже, чтобы мать была ей за это благодарна. Слава богу, что полоса отчуждения, начавшаяся с отца, и продолженная матерью, не пролегла между бабушкой и Валькой. Мама не запрещала ей общаться с Евдокией Михайловной, хоть и не скрывала, что ждет от этой дружбы некоторого выгодного финала.