Бриллиантовый пепел, или В моем конце мое начало - Тихонова Карина - Страница 36
- Предыдущая
- 36/94
- Следующая
Он думал… Впрочем, прошу прощения. Как можно сказать, о чем думает государственный чиновник не самого высокого, но и не маленького ранга, исчисляющий свой рабочий стаж несколькими десятками лет? Чиновник, переживший и пересидевший развитой социализм, перестройку, реставрацию и пятерых начальников? Чиновник, добившийся того, что его подпись стала оцениваться немалой суммой в твердой валюте?
Так что постоим почтительно и постараемся смотреть в сторону до тех пор, пока слабость, случающаяся даже с государственными чиновниками, не пройдет сама собой, и лицо Сергея Владимировича вновь не превратится в хорошую копию портрета Дориана Грэя.
Это произошло сразу же вслед за тем, как Екатерина Дмитриевна вернулась в спальню.
— Сережа, а что сказать Дмитрию, если он спросит, куда ты уехал? — спросила она.
Лицо Сергея Владимировича немедленно приняло прежнее выражение спокойной благожелательности, которое он носил и дома, и на работе, справедливо полагая, что чем крепче такое выражение прирастет к лицу, тем будет лучше для всех.
— Не надо сообщать ему, куда я уехал, — ответил он негромко.
— Ну, давай договоримся…
— Давай. Скажем, я поехал в командировку… В Бельгию. Я туда, кстати, загляну перед возвращением. Куплю парочку сувениров.
— Хорошо, — согласилась жена. — Когда тебя ждать?
— Катя, я не знаю, это не от меня зависит… Я позвоню, хорошо?
И Сергей Владимирович снова взялся за отложенную рубашку.
— Альбина в больнице, — поделилась с Валькой мама за ужином.
— Тетя Аля? Что с ней?
— Инфаркт, — лаконично ответила мама и передала дочери бутерброд.
— Инфаркт? Господи, почему?
— Валька, это риторический вопрос.
Валька впилась зубами в край свежего черного хлеба с сыром и сделала глоток из своей чашки.
У Альбины Яковлевны инфаркт… Неужели у такой женщины может болеть сердце?
— Бабушка знает? — спросила она.
— Знает. Катя звонила и ей, и мне.
— Когда поедем к ней?
— Когда разрешат посещения, — ответила мама. И добавила после короткой паузы, — хотя…
— Что «хотя»?
— Катя мне сказала… Смотри, это секрет! Катя сказала, что разговаривала с лечащим врачом…
Мама немного поколебалась, но договорила:
— Он сомневается в выздоровлении.
Валька без слов отложила недоеденный бутерброд и уставилась на мать испуганными глазами.
Не может быть!
Не может умереть тетя Аля, которая настолько жизнелюбива, что обожает мужской стриптиз! Не может умереть женщина, родившая дочь Стаську! (Вот уж кто точно бессмертен!). Не может умереть мать сыночка, по имени Фиделио, до сих пор не пристроенного в этом мире!
— Какой ужас, — проговорила Валька, едва шевеля неповинующимися губами. — Не может быть!
— На этом свете все может быть, — горько ответила мама.
Встала и сказала, сознательно меняя тему:
— Со стола убери…
Вышла из кухни и прикрыла дверь, оставляя дочь наедине с ее мыслями. Валька откинулась на спинку жесткого кухонного дивана и отодвинула подальше недопитую чашку и недожеванный бутерброд. Есть после того, как она узнала, что при смерти тетя Аля, ей казалось кощунством.
«Будем честны, — призвала Валька сама себя. — Тетку я недолюбливаю. Недолюбливаю вообще всех родственников, кроме бабушки и Димки. Но от этого новость не становится менее драматичной».
Неужели тетя Аля умрет?
Стаська эту потерю перенесет достаточно легко. Ей вообще на всех наплевать, кроме самой себя, конечно… Федька, наверное, больше расстроится. Уж не говоря о том, что Альбина Яковлевна единственный человек на свете, который любит его без памяти, со смертью матери он потеряет единственный источник беспроблемного существования. И что с ним будет дальше? А Евгений Павлович? Что будет с ним?
Стоп!
Валька нахмурилась. Свинство какое, тетка-то еще жива, а она уже акценты расставляет… Посмертные, так сказать… Нельзя этого делать.
Зазвонил телефон. Валька вздрогнула и оторвалась от своих мыслей. Впрочем, к телефону не побежала, маме ближе. Та сняла трубку в гостиной и через секунду крикнула:
— Валюша! Это тебя.
Валька нехотя потянулась к аппарату. Разговаривать сейчас ей не хотелось ни с кем.
— Да, — сказала она хмуро.
— Привет.
У нее немного отлегло от сердца.
— Привет. Не ожидала, что ты позвонишь.
— Почему?
— Мы же только что распрощались…
— Ну, давай снова поздороваемся, — предложил Арсен. — Привет.
— Привет.
— Как дела?
— Не очень.
— Что такое? — встревожился цыган.
Валька вздохнула.
— У моей тетки инфаркт, — сказала она сдержанно. — Есть мнение, что она не выкарабкается.
— Чье мнение? — уточнил Цыган.
— Врача.
Арсен коротко свистнул.
— Наплюй! — посоветовал он убедительно. — В таких вещах врачи смыслят не больше нас с тобой. Решают не они.
Валька промолчала из вежливости.
— Ты, что, очень ее любишь? — спросил цыган сочувственно.
— Да не сказать, чтоб очень, — медленно ответила Валька. — Просто у нее сейчас масса проблем… Сын безработный, например…
— Понятно.
Они немного помолчали.
— Валь, — неожиданно предложил цыган. — Давай встретимся.
— Прямо сейчас?!
— А что такого? Время-то детское, всего половина девятого…
— Ну, не знаю, — нерешительно проговорила Валька и посмотрела на стенку, разделяющую кухню и гостиную, в которой сидела мама.
— Мама не разрешит, наверное.
— А ты попробуй.
— Ну, давай попробую…
— Я подожду.
— Ладно.
Валька положила трубку на стол и отправилась в комнату. Мама сидела перед включенным телевизором и на дочь не оглянулась.
— Мам, — нерешительно начала Валька.
— Только недолго, — ответила мама, не отрываясь от экрана. — И пускай он тебя до самой двери доведет, а то у нас ночью в подъезде бомжи ночуют…
Валька без слов чмокнула маму в щеку и убежала на кухню.
— Отпустила, — радостно доложила она.
— Ура!
— Ты где? — спросила Валька.
— В окно выгляни, — насмешливо посоветовал ей собеседник. Валька приподнялась на диванчике и прильнула носом к оконному стеклу.
Синий джип почти сливался с темнотой за окном, но Арсен пару раз мигнул фарами, и Валька его увидела.
— Иду, — сказала она в трубку лаконично.
— Жду, — отозвался цыган так же коротко.
Валька быстро прополоскала чашку, поставила ее на место и запихала в рот остатки бутерброда. Куда делось возвышенное чувство, отбившее аппетит?
Забежала в ванную и быстро почистила зубы, непонятно для чего. Все равно они еще ни разу не поцеловались по-настоящему… Кроме того пионерского поцелуя в щеку ей и вспомнить-то нечего! Ну почему он такой робкий, черт его возьми?
Валька стеснялась признаться самой себе, что хочет его до безумия. Что называется, выпрыгивая из штанов. Хочет поцеловать твердые губы, умеющие так обольстительно и насмешливо улыбаться, хочет почувствовать его горячие руки на своей коже, хочет обхватить его шею и крепко-крепко прижаться к нему всем телом. Но цыган медлил со сближением, а ей не позволяла сделать первый шаг странная смесь гордости и самолюбия. В конце концов, возможно, он медлит потому, что просто не хочет ее так сильно, как она его?
Валька быстро влезла в рукава старой куртки, очередной раз прокляла себя за способность собраться по-солдатски споро, крикнула маме: «Я закрою!» и скатилась по ступенькам вниз.
— А вот и я! — возвестила она, забираясь на сиденье возле водителя.
Арсен промолчал, ожидая, когда она усядется поудобней. Потом наклонился к ней, решительно взял в руки ее лицо и прижался губами к ее рту.
Валька обмерла.
Она целовалась с мужчинами не так часто, чтобы воспринимать поцелуи в губы, как нечто скучно-бытовое, но достаточно, чтобы знать, как это делается. И она сильно подозревала, что и у Арсена не было недостатка в подобного рода опыте. (Достаточно было посмотреть на радостно-готовное выражение лица кассирши в магазине тогда, когда она здоровалась с цыганом!)
- Предыдущая
- 36/94
- Следующая