Выбери любимый жанр

Заговор профессоров. От Ленина до Брежнева - Макаревич Эдуард Федорович - Страница 39


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта:

39

Лучше всего выразила эту ситуацию деятельность Александра Васильевича Чаянова — экономиста-аграрника, теоретика кооперации. На момент Октябрьской революции он был заместителем министра земледелия во Временном правительстве Керенского. Не без колебаний, но принял советскую власть. В 1920 году он член коллегии народного комиссариата земледелия и включен Лениным в состав Госплана — государственного планирующего органа. А в 1922 году Чаянов возглавил Научно-исследовательский институт сельскохозяйственной экономии и политики, руководил которым до 1929 года. Он гордится институтом: «Мы имеем теперь большой дом, библиотеку более чем 100 000 книг, хорошо обставленные кабинеты, налаженную исследовательскую работу и великолепные связи с научными центрами всего мира». «Великолепные связи» — это не только связи с мировыми научными центрами, но и контакты с эмигрантскими научными кругами. Он сам, ученые его института ездили в научные командировки, проводили отпуска в европейских странах, публиковали работы в зарубежных изданиях. Одно из свидетельство этому — переписка Чаянова с Сергеем Николаевичем Прокоповичем и его супругой — Екатериной Дмитриевной Кусковой, длившаяся с 1922 по 1928 год, когда Чаянов бывал в заграничных командировках и отпусках и посылал им свои письма из Лондона, Парижа, Гейдельберга и Обервега (Германия).

Прокопович, ставший адресатом Чаянова, ученый-экономист, в правительстве Керенского — министр торговли и промышленности, затем министр продовольствия. Как принципиальный противник большевизма, сторонник парламентской демократии, в 1922 году выслан из советской России. Его супруга Е.Д. Кускова — известный публицист, активно публиковалась в эмиграционных изданиях, придерживалась внепартийной ориентации «здравого смысла». Когда Чаянов в 1923 году был в командировке в Гейдельберге, между ним и четой Прокопович шла активная переписка, затрагивающая и идеи евразийства. В частности, он пишет Кусковой (из Гейдельберга в Берлин, начало 1923 года): «Не был ли у Вас Савицкий, которого я просил урегулировать поездки в Берлин пражских профессоров к нам в Институт?»

Контакты Чаянова с Савицким, одним из лидеров евразийства, начавшись на научной стезе, касались потом организации связей с русскими «пражскими» профессорами по темам экономического развития советской России и евразийских идей, которые совсем неоднозначно воспринимались и среди научной эмиграции, и среди советских исследователей того времени, консультирующих власть. Это видно из письма Чаянова Прокоповичу.

Чаянов — Прокоповичу (из Гейдельберга в Берлин, весна 1923 года) «Дорогой Сергей Николаевич! Мне было опять очень грустно получить Ваше письмо в такой краткой и холодной форме.

Те строчки, которые посвящены в моей статье коммунизму или, точнее, государственному коллективизму, занимают в ней третьестепенное место, и мне хотелось бы знать Ваше мнение о центральных ее частях — об анализе рабского и крепостного хозяйства. Неужели и это, по-Вашему, «Евразия»?

Мне вообще кажется, что если Вы признаете необходимость построить теорию крестьянского хозяйства без понятия заработной платы и чистой прибыли в капиталистическом смысле, то все разногласия между нами легко устранимы, и достаточно одного вечера, вплотную затраченного на обсуждение, чтобы они пропали.

Ведь Ваши обвинения меня в Евразийстве, Сергей Николаевич, основаны не на теории трудового хозяйства, а на предполагаемых Вами политических выводах из этой теории. “Предполагаемых”, потому что я их никому и никогда еще не формулировал.

Здесь, быть может, сговор будет труднее, но все же я полагаю, что и здесь найдутся некоторые точки соприкосновения, если, конечно, исключить проблемы сегодняшнего дня, в отношении которых мы даже факты воспринимаем по-разному»65.

Трудно давались евразийские идеи профессорским умам, особенно, когда совмещались с идеями организации крестьянского хозяйства. Вокруг этого шла жесткая полемика как в связи с евразийством, так и минуя его. Все эти идеи тем не менее имели хождение и в эмиграции, и в СССР. Чаянов пишет в августе 1923 года Прокоповичу: «Меня очень огорчило Ваше очень резкое Пражское выступление в области того же крестьянского хозяйства…» А огорчило потому, что Прокопович, выступая с докладом по проблемам развития крестьянского хозяйства в России на семинаре при Пражском институте сельскохозяйственной кооперации, проигнорировал позицию русских аграрных кругов, сосредоточившихся на взглядах немецких и швейцарских экономистов-аграрников. Через полгода Чаянов в своем институте в Москве проводит научную дискуссию на ту же тему. Власть отреагировала на московскую дискуссию статьей некоего С. Дубровского в журнале «Большевик», который заявил, что, критикуя «белогвардейских» ученых-эмигрантов, аграрники-марксисты не без прицела на будущее объединили взгляды «пражан» с позицией экономистов чаяновской группы. А ведь это было время, когда экономисты-чаяновцы еще давали советы правительству в решении проблем крестьянских хозяйств.

Ну, это экономические споры. А ведь были и «исторические» контакты евразийцев с учеными из СССР. Здесь стоит назвать советского академика Сергея Федоровича Платонова, историка-государственника, убежденного сторонника территориальной целостности и единства страны, автора «Очерков по теории смуты», книг «Борис Годунов», «Иван Грозный», «Петр Великий», «Москва и Запад в XVI—XVII вв.». В 1920 году он говорит одному из коллег, что Белое движение — «кто в лес, кто по дрова», а большевистская власть — это «централизованность и полное единомыслие», что дает силу, без которой ни о каком «государственном порядке» не может быть и речи. В ходе затеянного против Платонова в январе 1930 года так называемого «дела» историков-монархистов («Академическое дело») выяснилось, что в 1926 году он, когда был в научной командировке в Париже, встречался с одним из лидеров евразийства профессором Карсавиным. Это следует из показаний проходившего по тому же делу академика Евгения Тарле: «О Платонове, как выразителе русской национальной идеи, говорил Карсавин на юбилее Платонова в 1920 году. С Карсавиным, по словам Платонова, он виделся в 1926 году». Конечно, эта встреча способствовала усвоению идей евразийства, ибо с Карсавиным у них было идейное родство. А уж продвинуть евразийские взгляды в научной среде Платонов мог. В ходе следствия он как-то сказал: «Единство настроения и работа в ученых кружках — это единственные элементы борьбы мне в этом деле известные. Ни в чем другом борьба моя против советской власти не выражалась… Других форм борьбы за собой не ведаю»66. Как это близко к тактике Устрялова.

Платонов умер в ссылке в Саратове, в 1933 году, в возрасте 73 лет. Время школы Платонова — Тарле пришло через два года, когда Сталин определил идейную линию развития СССР — сильное имперское российское государство с русской историей и русской культурой.

Влияние евразийских идей, конечно, способствовало рождению и развитию концепции Российской империи в советский период, в том числе и благодаря Устрялову. Поэтому, даже спустя годы, он вполне может быть назван в ряду известных деятелей евразийского движения как теории и практики.

Если определить саму квинтэссенцию «устряловской» стратегии и тактики в отношении евразийства, то она такая.

Евразийство культурно-исторически богаче, интереснее, углубленнее сменовеховства, оно не абсолютизирует частную собственность, так же как и огосударствление, оно восстает против превращения России в колонию.

Для продвижения евразийства не нужно революций, выступлений подпольных групп, антигосударственных листовок.

Главная тактика — завоевание умов руководящей элиты, интеллигенции и далее масс. Причем важно завоевание умов как в СССР, так и в среде эмиграции. Основные инструменты — это коммуникации: полемика, дискуссии, научные кружки и конференции, газетные и журнальные публикации, развитие профессорских связей и контактов.

Завоевание умов случится, если оно будет происходить на объединяющей платформе российского патриотизма, российской истории, российской государственности, что является предтечей интеллектуальной силы, государственного порядка. И платформа та будет еще устойчивее, если патриотизм соединится с антимещанской позицией участников процесса и будет дополнен «устряловщиной» как неким духовным союзом, проистекающим от «сменовеховства».

39
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело