Вымпел мертвых. Балтийские наблюдатели (СИ) - Буланов Константин Николаевич - Страница 32

Встав на путь принятия решения о дальнейших действиях после снятия с игровой доски фигуры еще одного корабля противника, Протопопов имел возможность выбрать лишь одно из двух - вернуться обратно на мелководье и тем самым спастись от возможной атаки крейсеров противника, или пойти на соединение с кораблями контр-адмирала Монтехо, чьи дымы он, скорее всего, наблюдал почти прямо по курсу.

Все же в силу отсутствия какой-либо связи с основными силами, ему приходилось действовать исходя из прежних планов, намеченных на последнем общем заседании, да той картинке, что представала перед глазами. И поскольку все остававшиеся в строю боевые корабли противника находились слева по борту, впереди его могли ждать, либо свои, держащие курс к Маниле, где и было запланировано соединение обоих отрядов перед решающим сражением, либо вражеские транспорты, уничтожение которых также являлось одной из прерогатив. Все же без их поддержки американские корабли, даже выиграв сражение, не смогли бы надолго остаться в местных водах - без угля, провизии, с кучей раненных на борту особо не повоюешь. Кстати, именно необходимость уничтожения транспортов, помимо сокрытия факта наличия в местных водах броненосного крейсера, было одним из факторов, повлиявших на расположение испанских отрядов. Монтехо, не без причин, полагал, что американцы оставят пароходы, либо недалеко от фарватеров, ведущих в Манильский залив, либо где-нибудь подальше от испанских орудий, но в зоне видимости. В любом случае, ни при каких обстоятельствах не станут таскать за кормой боевого отряда, чтобы не подвергать опасности. Потому его крейсера и базировались до прихода противника вне залива, чтобы совершенно точно не дать ускользнуть американским транспортам.

И сейчас Протопопову, как командиру, приходилось принимать решение, что в одинаковой мере могло привести, как к успеху - если впереди его ожидали свои крейсера или беззубые снабженцы, так и к поражению - если в желании отомстить за потопленные пароходы американский командующий рискнет сунуться под огонь тяжелых орудий охраняющих Манилу, где и предполагалось отсиживаться минному дивизиону до подхода основных сил. Приказав поднять сигнал об увеличении скорости хода до 18 узлов, максимальных для "Полярного лиса", Николай Николаевич сосредоточился на наблюдении за действиями вражеских кораблей, что вскоре непременно должны были кинуться вслед за ним. Все же именно для уничтожения всех испанских кораблей американцы сюда и заявились.

Сосредоточившийся на подавлении батарей береговой обороны коммодор Дьюи узнал о появлении хотя бы части кораблей противника, кои он столь сильно желал повстречать, слишком поздно. Пока "Конкорд" дошел до "Индепенденса", пока они вдвоем доползли по однажды пройденному маршруту, чтобы точно не нарваться на минное поле, до крейсеров, прошло почти сорок минут. Сорок минут, которые попросту не представлялось возможным наверстать. Как ни крути, а скорость кораблей его отряда все еще держалась на уровне в 6-7 узлов и потому не требовала поддержания паров во всех котлах, так что об организации погони нечего было и думать. Впрочем, не совсем так. В погоню они, конечно, пошли и даже начали разводить пары в доселе спавших котлах, но о том, чтобы быстро догнать противника или спасти свои транспорты, речи уже не шло. Да, он прекрасно понимал, что оставлять безоружные суда на попечение одного таможенного крейсера было не лучшей идеей. Но ведь и выбора у него не имелось! Либо так, надеясь, что противник до них не доберется, либо таскать за собой, рискуя подставить под огонь вражеских орудий или завести на минное поле. Тогда он принял решение. И как сейчас наглядно демонстрировал ему испанский, а может и русский, визави - оно оказалось неправильным. Но ведь именно в этом и состояла львиная доля работы командира - нести полную ответственность за принятое решение.

Опознать противника оказалось весьма просто - ведь помимо кораблей испанского флота, в водах Манильского залива могли быть только американцы. И поскольку силуэты находящихся прямо по курсу судов не напоминали крейсера испанской эскадры, на кораблях минного дивизиона вокруг минных аппаратов засуетились офицеры и матросы, ведь тратить снаряды на потопление столь крупных пароходов было нецелесообразно. Да и соответствующий приказ с флагмана оказался подан задолго до подхода на дальность пуска самоходных мин.

Попытавшийся было преградить путь к транспортам "МакКуллох" успел всадить в "Рапидо" пять трехдюймовых снарядов, прежде чем выйти из игры, будучи объятым пламенем от носа до кормы. Все же этот композитный корабль строился не для морских баталий, а чтобы гонять браконьеров, да вести гидрографическую разведку. Потому и продержался он против настоящих военных кораблей всего ничего. За какие-то десять минут новенький таможенный крейсер превратился в полыхающую развалину. Впрочем, для своего уничтожения он потребовал траты более сотни снарядов, что в сложившихся условиях могло считаться достижением. Все же в последние минуты жизни корабля по нему продолжали вести огонь лишь два минных крейсера, поскольку на "Рапидо" снарядов осталось всего половина от изначального запаса, а ведь впереди еще ожидался основной бой.

Экипажи "Наншана" и "Зафиро", став невольными свидетелями скорой расправы над своим охранником, приняли весьма правильное решение не играть в героев и мгновенно спустили флаги, стоило испанским крейсерам нацелиться на них. Конечно, все они являлись моряками военно-морского флота САСШ и находились под присягой. Однако попросту погибнуть, будучи не в силах нанести противнику хоть какой-либо ущерб, виделось глупым. Не стрелять же им было по противнику из немногочисленных револьверов, в самом деле! Потому отряду Протопопова так и не пришлось применить мины, ведь это было уже нарушение правил ведения боевых действий, за что вполне можно было отправиться на трибунал. В том числе и после окончания войны.

Вынужденно скинув скорость до шести узлов, отряд принялся конвоировать хоть и богатые, но весьма нежеланные здесь и сейчас трофеи в порт Манилы. И лишь изначальный значительный отрыв, а также появление крейсеров эскадры Монтехо в конечном итоге спасли корабли минного дивизиона от игры в салочки с вражескими снарядами.

Подошедший второй раз за день к Маниле коммодор Дьюи уже был морально готов сунуться под огонь тяжелых орудий испанцев, чтобы наверняка засыпать три небольших крейсера снарядами, но именно в этот момент с кормы обнаружились множественные дымы, которые ничем иным кроме как оставшимися испанскими кораблями быть не могли.

Осознав, что его поредевшая эскадра имеет все шансы оказаться между молотом и наковальней, Дьюи приказал ложиться на обратный курс, надеясь разобраться с отрядами противника по очереди. Все же, ни большие безбронные крейсера, ни малые бронепалубные, являвшиеся, по сути, канонерками, ни проданные русскими минные крейсера, не могли тягаться в линейном бою с его кораблями. А наличия минных полей и замаскированных артиллерийских батарей, от которых и были понесены основные потери, посреди залива можно было не опасаться. Что же касалось взятых противником транспортов - то их всегда можно было вернуть, пустив на дно все до последнего корабли противника.

Сказать, что наличие в местных водах у испанцев современного броненосного крейсера оказалось для американцев натуральным шоком, значило не сказать ничего. Не узнать столь уникальный силуэт, каким располагали крейсера типа "Джузеппе Гарибальди" оказалось попросту невозможно, а потому все былые надежды на скорую расправу с испанскими силами рухнули в одночасье с появлением на сцене столь солидного бойца. Ведь, не присоединись в последний момент к отряду Дьюи "Индепенденс", и о тихоокеанской крейсерской эскадре смело можно было забыть. Все же подобный корабль, как "Кристобаль Колон", вполне мог в одиночку противостоять тройке крупных бронепалубных крейсеров, за исключением разве что флагманской "Олимпии", имевшей неплохие шансы избить броненосный крейсер снарядами своих четырех восьмидюймовок. Но и сама она, непременно, нахваталась бы достаточного количества стали и взрывчатки в ответ, чтобы к концу противостояния представлять собой жалкое зрелище.