Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка
(Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна - Страница 122
- Предыдущая
- 122/177
- Следующая
Я долгое время простодушно думал, что «инфант» означает «хилый». Поэтому в душе никак не мог примириться с тем, как одевалась тетушка Мария. Она тоже, подобно хилым испанским мальчикам, проживавшим в больших и, по всей вероятности, сырых комнатах замков, украшала свои платья кружевными воротничками и большими, как у клоунов, пуговицами.
В мою память врезалась Испания почтовых открыток тетушки Марии — замки, фонтаны, парки, памятники — обитель многовековой древней культуры, и поэтому безжизненное плоскогорье, на котором я сейчас нахожусь, вселяет в меня чувство страха. Неужели в сегодняшнем, кишащем людьми мире, тем более в дряхленькой Европе, возможна такая фантастическая оголенность? Ни единой, даже самой маленькой деревушки не маячит на горизонте. Никаких строений, которые небосвод, хотя бы с одного края, пришпилил к земле. Нет даже миража горстки домов, которую узкие, утонувшие в вечной тени улочки, подобно темной сети каналов, делили бы на островки.
Очевидно, от усталости я потерял терпение.
Неожиданно на левое крыло планера обрушивается удар. Еще один!
Приходится поверить собственным глазам, понимаю, что я беспомощен и сделать ничего не могу.
Сильный порыв ветра отрывает исковерканный конец крыла и уносит прочь. Планер, вздрогнув, подскакивает вверх, словно освободившись от ненужного обломка, и через секунду, подхваченный ветром, уже летит вниз, в сторону земли.
Ущерб серьезный, планер беспомощно болтается в воздухе. Я напрягаюсь. Прочь все посторонние мысли! Сосредоточиться, углубить и ограничить внимание. Я и не пытаюсь отыскать на земле преступников, избравших мишенью мою воздушную повозку. Ведь я не могу покарать их. Кто бы они ни были — браконьеры или террористы. При приземлении я должен остаться цел. Чьим же врагом я оказался? Теряюсь в догадках. Если хочешь жить, откинь все посторонние мысли. Действуй! Ты все равно не знаешь обычаев и условий здешних мест, так что едва ли сумеешь привести их в какую-то систему.
Мою апатию как рукой сняло.
Я обязан выйти живым из этой дурацкой истории.
Планер вздрагивает, кренится набок и скользит по какой-то странной траектории без того, чтобы я направлял его. Не очень-то приятно сознавать, что все мои усилия идут насмарку. Хорошо еще, что птица со сломанным крылом вообще несет меня. Но куда? Нос планера тянет на запад. Садящееся солнце ослепляет. Щуря глаза, я стараюсь разглядеть, какова поверхность земли. Внизу бескрайняя темная пустота. Долина? Нет, это не ложбина, созданная природой, скорее огромный открытый карьер. Сквозь голубую дымку замечаю обвалившиеся уступы. На одном из них, кажется, остов экскаватора, наполовину засыпанного землей.
Планер теряет высоту. Я очутился в полосе безветрия. Захватило дух — раскаленный солнечный диск исчез. Тень, отбрасываемая краем карьера, поглотила меня.
Понемногу глаза начинают различать в темноте. Только бы не рухнуть на своем покалеченном планере на какую-нибудь машину или механизм! Тогда сегодняшний безумный день завершится достойным образом. Полагаю, что возможен и более благоприятный исход. Впереди в похожем на кратер водоеме отражается небо. Маленькое круглое озерцо, берег заменяет земляная насыпь. Размеры этого водоема соответствуют моему умению плавать.
Хвост планера шлепается в воду.
Корпус же пропахивает земляной вал.
В глубине моего сознания кто-то торжествует.
Покалеченный планер заслуживает того, чтобы называться орлом. Мне и раньше приходилось стукаться об землю. Не в новинку.
Да здравствует безветрие!
Еще несколько десятков метров лета, и планер врезался бы в стену карьера.
Открываю купол, и меня внезапно охватывает ощущение, будто весь этот долгий день я дышал искусственным воздухом, легкие наполнены жалким заменителем. Вылезаю из кабины, одеревеневшие суставы делают меня неповоротливым, будто я робот. Прыжок получается неловким, но я все же оказываюсь на берегу: ноги погружаются в какое-то крупитчатое вещество. Черт его знает, гравий это, шлак или высохшие комья земли. Ноги не слушаются, колени подгибаются, и я сажусь. Внезапно ощущаю чудовищный голод. Поспешно открываю молнию на куртке. В одном из внутренних карманов оставалась про запас плитка шоколада. Шоколад наполовину растаял, пачкает руки, но до чего вкусно! Я облизываю и хрустящую фольгу, в которую он был завернут. Сейчас мои силы восстановятся, и я встану. Прежде чем стемнеет, неплохо бы узнать, куда я попал. Сейчас обзор закрывает какая-то темная куча. Куда? Пустая порода? Дьявол его знает!
Слабость не дает мне встать. Прилечь бы ненадолго прямо тут, на этой насыпи. Чуть-чуть вздремнуть было бы совсем не лишним.
Я вяло роюсь в карманах, проверяю, на месте ли документы. Внезапно чувствую, что поблизости кто-то есть. Чутье не обмануло меня. Из-за кучи породы выползают темные фигуры. Пятеро мужчин. Теперь-то уж придется преодолеть лень и подняться, чтобы вежливо поприветствовать незнакомцев. Ненормальные! Они не дают мне даже пошевелиться. Выскочили, словно пантеры, и окружили меня. Ну и шутники! Почему у них в руках кривые обрезки труб? Как козлиные рога на фоне светлого неба. Один из парней толкает меня в грудь, я падаю навзничь, в полумраке мне не разглядеть его лица. Другой вытаскивает из кармана моток провода и связывает мне руки. Любезные господа рывком ставят меня на ноги. Ощупывают с ног до головы. Какое дружелюбие напополам с грубостью для того, чтобы обнаружить под одеждой пистолеты и другое оружие. Ну да ладно, но почему они молчат? Немые сумасшедшие? Или, по их мнению, слова — ничто, пыль? Закончив обыскивать меня, они соблаговоляют отступить на шаг, однако один ретивый малый не желает оставлять меня в покое. Хватает за запястья, тонкий пластмассовый провод и без того врезается в них. Охранник не смотрит на меня. Вижу его профиль. Мужчина как мужчина, щеточка усов, на шее, на шнурке, маленькая фигурка с зеленовато флюоресцирующими глазами. Кто знает, что за разбойничий талисман! Но почему разбойничий? Охранникам не обязательно быть в форме. Я ведь не знаю, в какое секретное место или запретную зону занес меня мой планер со сломанным крылом. Ни один из рядовых граждан и представления не имеет, какие замаскированные зоны и секретные районы можно обнаружить на этом огромном и крошечном земном шаре!
Штатский человек, обладай он хоть каким зорким зрением, на самом деле слеп, как котенок. Ему неведомо, что, быть может, — мощные машины, пожирающие камни и щебень, долбят землю, создают подземные лабиринты, где размещаются какие-то важные военно-стратегические материалы; он понятия не имеет, что хранится за толстыми, без окон, каменными стенами зданий; гуляя по идиллической лесной тропинке, он может ненароком очутиться возле запретной зоны, окруженной оградой из колючей проволоки, за которой находится нечто сверхсекретное и сверхохраняемое, — и он с бьющимся сердцем заспешит прочь, так как знает, что лучше ничего не знать.
Он знает только, что человек должен быть оптимистом, верить в прогресс цивилизации и светлое будущее планеты. Простодушно принимать за чистую монету внушаемую ему мысль: все засекреченное служит безопасности такого, как он, штатского человека.
К счастью, я слишком устал, чтобы вырываться, кричать, топать ногами и требовать ясности и справедливости. Возможно, именно моя вялость и безучастность смогут лучше всего защитить меня.
Да и как бы я смог рассеять их подозрения? Кто в наше время верит словам? Кто станет слушать заверения? Даже в повседневной жизни человек подчас не понимает, почему кто-то считает его врагом и норовит стереть в порошок, а тем более оказавшись в чужом месте во власти какой-то шайки.
Мой страж следит за действиями остальных. Те осторожно оттаскивают планер подальше от воды, волокут его через береговую насыпь. Они обращаются с ним чуть ли не с нежностью, словно он фарфоровый. Теперь рыщут в кабине, но там ничто, похоже, не привлекает их внимания, они распрямляются и с новым рвением принимаются за планер. На этот раз действуют грубо. Вонзают в тело планера ножи, вспарывают обшивку — что они рассчитывают найти там, кроме тросов? Эти идиоты со все возрастающим жаром удовлетворяют свою неуемную страсть к уничтожению: ломают на куски крылья планера, ломают штурвал. Кошмарное положение — я не могу найти объяснения этой разрушительной работе. Неужели они считают меня пришельцем из космоса, а может, я попал на другую планету?
- Предыдущая
- 122/177
- Следующая