Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка
(Романы) - Бээкман Эмэ Артуровна - Страница 56

— Вчера не стало барана, сегодня — отца. Завтра вдруг ты оставишь меня одного? — сказал Роберт Бените.

Женщины, на цыпочках сновавшие по комнате, увели мальчишку, и он не услышал ответа матери.

Эти женщины, вносившие сейчас в комнату еловые ветки и ставившие в изголовье Йоосепа свечи, отлитые домашним способом, с приходом в дом беды удивительно быстро устранили из комнаты следы попойки. Очевидно, они потому с таким усердием таскали ветки, что и им чудился запах сивухи, не покидавший Бениту. Правда, запах мог исходить и от тела хозяина Рихвы, которое обмыли остатками самогона. «То, что Йоссь не допил при жизни, досталось Йоосепу после смерти», — подумала Бенита, следя за тем, как старательно хлопочут женщины.

Их суетня и беготня заразили и Бениту. Ей стало казаться, что ее ждет какое-то важное дело, хотя какое именно, она не могла припомнить. Какой-то внутренний приказ, которому она не могла противостоять, заставил Бениту отойти от окна. Она тусклым взглядом окинула помещение, но никакого спешного дела, к которому следовало бы приложить руки, не обнаружила. Бенита вышла в проходную комнату и внимательно огляделась. Кровать с продавленным дном — ложе Каарела — стояла на прежнем месте, покрытая линялым солдатским одеялом. На веревке, протянутой вдоль теплой стенки, висели серые шерстяные носки. Бените показалось странным: листва с деревьев еще не облетела, а уже наступила пора, когда надо надевать шерстяные носки.

Пониже веревки, поперек кладки шла, извиваясь, желтая полоска, след от мелинита, которым морили тараканов. В свое время Бенита немного колебалась, проводя на теплой стенке эту полоску, но тараканьему нашествию она положила конец.

Здесь тоже ничто не требовало немедленного наведения порядка. В кухне Бенита споткнулась о стружки, которые один из отпрысков кулливайнуской Меэты запихивал в топку плиты. Запах дубового дерева вместе с чадом из котла, где варился картофель свиньям, ударил в нос, и у Бениты засосало под ложечкой. Она выбралась из кухни и спустилась с крыльца. И только тогда вспомнила.

Теперь она твердо знала, что ей делать. С выражением сосредоточенности на лице, словно это служило ей щитом, она пошла по двору, не пускаясь в разговоры ни с одним из снующих там беженцев. Взяв у ворот хлева лопату, Бенита направилась к навесу, где лежал торф. Какое-то мгновение она колебалась, разглядывая торфяную кучу, а затем вонзила лопату в кочку рядом с живой изгородью из елей. Дерн был крепкий и такой неподатливый, что острие лопаты никак не входило в него. Бенита нажала ногой, однако безуспешно.

Пот стекал по лицу, она совершенно обессилела. Работа нисколько не подвигалась. В конце концов хозяйка Рихвы обеими руками подняла лопату высоко вверх и со злостью вонзила стальное острие в землю.

Сердце билось, она задыхалась, но работу нельзя было оставлять незаконченной. Раньше Бените ничего не стоило выкопать маленькую яму за несколько минут, теперь же это требовало огромных усилий. Сняв с кочки верхний покров, Бенита концом лопаты разрыхлила землю и стала потихоньку откидывать ее в сторону. Казалось, она действует игрушечным совком, так не похоже это было на работу взрослого человека. Бенита беспомощно тыкала и тыкала лопатой, словно приговоренный к казни, который, копая себе могилу, стремится продлить оставшиеся перед расстрелом минуты жизни.

Несколько раз измерив лопатой глубину ямы, Бенита в конце концов осталась довольна. Она распрямила спину и, смертельно усталая, пошатываясь, поплелась к торфяной куче. Голова Купидона то и дело соскальзывала с лопаты. Бенита усилием воли превозмогла слабость в руках и с трудом донесла голову барана до ямы. Голова Купидона со стуком упала в яму, и Бенита стала поспешно закидывать ее землей.

У нее не было ни сил, ни желания оглядеться вокруг, и поэтому она не знала, долго ли наблюдал за ней Эрвин Молларт или подошел к ней только сейчас.

— Размеры потери начинаешь понимать потом, — пробормотал он. Очевидно, это должно было служить утешением.

— Когда-нибудь минувшее поглотит нас, — напряженно ответила Бенита.

Молларт кивнул.

Несколько мгновений они молча стояли у елей, словно прислушиваясь к чему-то.

Бенита плашмя ударила лопатой по бугорку, чтобы уплотнить яму.

— Вечные явления, повторяясь, приобретают новое содержание, — промолвил Молларт.

— Между новым и старым нет фактически разницы, — пробормотала Бенита и посмотрела на рихваский дом, из трубы которого тихо поднимался дым.

— Чем старше мы становимся, тем яснее понимаем, что абсолютно нового и не существует, — согласился с Бенитой Молларт.

— Все под этим небом возвращается на круги своя, — заметила Бенита.

— Большей частью небо бывает низким и оттуда часто льет дождь.

— Иногда появляется и облако, похожее на Купидона.

— Ветры быстро уносят его далеко за лес, — медленно произнес Молларт.

— Если б впереди не было леса, — часто повторяли нам в школе.

— Тогда мы думали, что через лес можно пройти.

— Снег залепляет глаза, и мы не находим дороги, — нерешительно произнесла Бенита и добавила — И снова гнем спину в картофельной борозде и копошимся на своем огороде.

— Сегодня и в самом деле все кажется именно так, — как можно непринужденнее ответил Молларт.

— Я знаю, — сурово заметила Бенита.

— Остается пожелать, чтобы время летело быстрее, — тихо сказал Молларт.

— Когда-нибудь снова настанет день, когда тебя пригвоздят трехдюймовым гвоздем к столбу судьбы.

— Счастье или несчастье человеческой жизни зависит от дистанции. Впрочем, задним числом и длина дистанции не имеет никакого значения.

— Отсюда истина, — заметила Бенита, — шагай по борозде настоящего, не оглядывайся назад и не заглядывай вперед.

— В большинстве случаев человек находится в ограниченном круге своих представлений, — заметил Молларт. — Из борозды настоящего люди пытаются шагнуть в сторону.

Бенита молчала.

— Не вышло. Не сумел принести вам облегчения, — извинился Молларт и каблуком погасил свернутую из самосада папиросу.

еред началом проповеди пастор прочитал отрывок из библии. Отложив в сторону толстую книгу, он стал говорить о хозяине Рихвы как о толковом и серьезном эстонском крестьянине, который трудился не покладая рук, сеял и жал. Утешив мать, вдову и сына, у которых рука убийцы отняла сына, мужа и отца, пастор перешел к волновавшим его насущным вопросам.

— Народы мира чувствуют неопределенность своего положения, — начал он. — Правители, которых не так уж много, суровы, злы и высокомерны. Они держат народ в оковах страха и в постоянной тревоге за будущее. Люди с трезвым умом, которые любят справедливость и хотят видеть торжество правды, не могут в тихие часы отдыха отогнать от себя тревожные мысли. Ничто не кажется постоянным, человек боится, что его и его детей может поразить какое-нибудь ужасное несчастье. Революции нанесли тяжелый удар по народам, все на земле перевернуто с ног на голову. С деревьев падают недозревшие плоды, наводнения и песчаные бури опустошают землю, засухи уничтожают посевы, поля становятся голыми. Войны швыряют людей с места на место, многие так и не находят себе пристанища. Брат поднял оружие на брата, и сердца матерей разрываются от отчаяния.

Никто не понимает, почему повсюду в мире царит такой ужас, почему несчастья повсеместно обрушились на человека и на целые народы. Настанет ли когда-нибудь такое время и найдется ли где-нибудь такое место, где честные, открытые и справедливые люди почувствуют себя совершенно уверенно? Смогут ли когда-нибудь люди спокойно жить в своем доме, не боясь лишиться имущества, здоровья и жизни?

В этом месте Минна, вздрагивая всем телом, громко заплакала.

Жены беженцев придвинулись поближе к старой хозяйке Рихвы и взяли ее под руки.

Пастор украдкой вздохнул, посмотрел на покойника, в изголовье которого трепетало пламя свечей, и запел псалом: