Песня кукушки - Хардинг Фрэнсис - Страница 42

— Да, — быстро ответила Не-Трисс, заметив, что Пен залилась краской.

Сорокопут кивнул, по виду еще более довольный, и бросил взгляд на Пен.

— А ты, ты с удовольствием бродишь по улице с этой, правда? Она тебя не пугает?

— Я ничего не боюсь, — ледяным голосом ответила Пен.

— Чудесно. — Сорокопут задумчиво взглянул на царапины, украшавшие щеку Пен, и хихикнул со смесью радости и восхищения. — Почему бы и нет? Что такое незначительные увечья и предательство между друзьями? О, не надо смотреть на меня так кисло. Я впечатлен. Не помню, когда я последний раз был под таким впечатлением.

Произнося эту тираду, он время от времени бросал взгляды на Пен, но больше рассматривал Не-Трисс. В его глазах читались любопытство, одобрение и даже гордость.

— Чудесно, — сказал он сам себе. — Ты чудо, если я могу так сказать.

— Это вы меня сделали, не так ли? — спросила Не-Трисс. Ее слова прозвучали как обвинение. От этой мысли она почувствовала себя уязвимой, как будто она — книга и кто-то увидел все ее тайные страницы.

— Да. — Сорокопут подмигнул ей, доставая серебряную табакерку из верхнего кармана. — И должен признаться, я превзошел сам себя. До настоящего момента я даже не осознавал насколько.

Он открыл табакерку, и, к своему удивлению, Не-Трисс увидела, что там вовсе не табак. Внутри на клочке ткани лежал кусочек масла. Сорокопут лизнул его узким черным языком, внимательно разглядывая Не-Трисс сузившимися глазами.

— Я был бы счастлив, просто счастлив узнать, как ты смогла нас найти. Не говоря уже о том, откуда ты узнала, что надо воткнуть кинжал в землю и принести с собой эту птицу.

Однако Не-Трисс отнюдь не собиралась делиться источниками информации. Какой бы коварной ни была женщина-птица, Не-Трисс не желала ей зла.

— Возможно, листья и ветки внутри меня знали, — предположила она. — Вы ведь сделали меня в этой мастерской, верно? Может, они помнили.

— Возможно. — Вряд ли Сорокопут поверил ей, однако он склонил голову, допуская эту мысль. — Но… дело в том, что своим приходом сюда ты поставила всех нас в неловкую ситуацию. Пожалуй, даже назову ее затруднительным положением. Суть его в следующем. Это секретное место, и не случайно. Безопасность всех, кто здесь живет, зависит от секретности. Так что тебе на самом деле нельзя здесь находиться. Ты не должна знать, как сюда попасть. И определенно не должна знать, что мы вообще тут есть. И теперь ты знаешь, что мы не можем позволить тебе уйти. Но сложность в том, что благодаря твоему петуху мы на самом деле не можем помешать тебе уйти.

— Если мы и правда всем расскажем и за вами придет полиция, так вам и надо! — мстительно заявила Пен.

Сорокопут проигнорировал ее взрыв и прервался, чтобы снова лизнуть масло. Такое впечатление, будто он чего-то ждет, и Не-Трисс не знала, что именно.

— Так… что вы собираетесь делать? — наконец спросила она.

Он пожал плечами.

— Это, дорогуша, зависит от тебя. Ты наверняка пришла сюда не просто так. Чего ты от меня хочешь?

— У меня есть вопросы, — ответила Не-Трисс. — Вопросы об Архитекторе, обо мне и… о другой мне.

— Разумеется. — Сорокопут задумчиво моргнул, и его черный язык нырнул за очередной порцией масла. — Опасные вопросы и опасные ответы.

Он втянул воздух сквозь зубы, как делают на рынке, когда собираются торговаться.

— Вы хотите заключить сделку, верно? — спросила она.

— Или так, или сидеть тут, глядя друг на друга до второго пришествия, — безмятежно ответил Сорокопут. — Ты хочешь услышать ответы на вопросы. Я хочу защитить свой народ. Так мы заключаем сделку. Ты придержишь свой язык, а я развяжу свой. Все счастливы.

— Трисс, я ему не доверяю! — заявила Пен. — Он работал с Архитектором! Он солжет нам и предаст нас! Надо напустить на него петуха и убежать!

Сорокопут одарил Пен жесткой ухмылкой:

— Ты напоминаешь мне одну маленькую девочку, с которой я был знаком давным-давно. Однажды у нее неожиданно отвалилась голова. Очень печально.

— Но мы и правда не знаем, можно ли вам доверять! — вмешалась Не-Трисс, пока перепалка не превратилась в стычку.

— Есть один способ, — ответил Сорокопут. — Как бы тебе объяснить… Можно дать… особенное обещание. Если кто-то нарушает такое обещание, на него падает ужасное проклятие. Я хочу пообещать тебе, что правдиво отвечу на твои вопросы, если вы обе пообещаете, что не расскажете ни одной живой душе о том, что узнали в Подбрюшье.

Сделка выглядела справедливой, но по опыту встречи с женщиной-птицей Не-Трисс взяла минуту подумать. Однако Пен времени на размышление не требовалось.

— Это нечестно! — заявила она. — Это два обещания в обмен на одно! Если мы с Трисс обе дадим обещание, вы тоже должны пообещать нам две вещи!

— Она права. — Не-Трисс прикусила нижнюю губу. — Вы просите нас не сообщать жителям Элчестера о том, что прямо у них над головами находится лагерь… опасных волшебных существ! Тогда вы должны пообещать, что никто из вашего народа не станет чинить неприятности людям Элчестера! Не станет красть детей, причинять кому-то боль или расставлять ловушки…

— Я не могу это пообещать. — Сорокопут перестал улыбаться.

— Значит, вы это признаете! Что именно это они и собираются делать! — Сердце Не-Трисс упало, когда она представила, как шипящая, наполовину невидимая толпа из Подбрюшья устремляется на улицы Элчестера.

— Некоторые из них — да. — В откровенности Сорокопута было что-то обезоруживающее. — И обычно — не всегда, но обычно — это происходит потому, что человек их обидел, навредил им… или пригласил. — Он выгнул бровь и бросил колкий взгляд на Пен. — Ты думаешь, она первая заключила сделку с моим народом?

Пен яростно вспыхнула под его взглядом, но Сорокопут продолжил с еще большей откровенностью:

— И какие обещания ты можешь дать за весь свой род, дитя людей? Можешь ли ты пообещать, что никто в Элчестере не будет лгать, воровать, причинять вред и убивать? Нет. Разумеется, нет. Потому что Элчестер — это город. И здесь тоже город. Мешанина из беспомощных, безвредных, хитрых и злобных созданий. Поверь мне, это не наш выбор — вступить в такой тесный контакт с вами или даже жить в такой близи к вашему роду. Этот город — наше убежище. Мы все здесь не потому, что сами хотим, а потому, что нам некуда больше идти. Места, которые нам принадлежали… мы больше не можем там жить.

— Почему? — спросила Пен.

— Долгая история. — Сорокопут криво улыбнулся, и Не-Трисс подумала, что уловила его мысль. «Я расскажу тебе, если мы заключим сделку».

— А… если мы и правда расскажем людям, что вы здесь? — Не-Трисс почувствовала, что атмосфера сразу же накалилась.

Секунду или две Сорокопут молчал, потом закрыл свою коробочку с маслом.

— Нам придется уйти. Я… выживу. Некоторые из нас тоже, умные и умеющие приспосабливаться. Остальные… — Он пожал плечами, и в этом не было ни капли жалости. — Большинство из них не справятся. Кто-то слишком стар, кто-то слишком потерялся в прошлом, некоторые слишком странные или слишком глупые. Один-другой… очень неприятные существа, и, возможно, им лучше было бы умереть. Но это мой народ, и это его последний шанс измениться и найти себе место в этом новом мире. Мне бы хотелось, чтобы они получили этот шанс. А если они не смогут им воспользоваться… что ж, пусть тогда присоединятся к ископаемым костям в ваших музеях.

Не-Трисс взглянула на Пен и увидела ту же нерешительность на ее лице, которую чувствовала сама.

— Я вижу, у вас до сих пор остался осадок от приема, который вам оказали по прибытии в город, — заметил Сорокопут. — Не могу вас винить.

Он посмотрел на прорехи в боку Не-Трисс и недовольно поморщился. Не-Трисс снова померещился мощный клюв, со щелчком раздавивший что-то маленькое.

— Детишки не были к вам добры, да?

— Детишки? — Не-Трисс осознала, что большинство существ были ростом ниже, чем взрослые.

— Кто еще мог быть так жесток? Погоди. — Он подошел к двери и свистнул, а потом Не-Трисс услышала, как он говорит: — Внутренности леди, верните их. Нет, все до единого кусочка. Я увижу, если чего-то не хватает. Входите в своих собственных телах — никаких личин или форм.