Песня кукушки - Хардинг Фрэнсис - Страница 41

Кто-то с гоготом выдернул из ее бока длинную сухую лозу и потащил прочь. Боль была ужасной, но еще хуже оказались головокружительная слабость, которая пришла следом за болью, и ощущение, будто она теряет самое себя. «Они все чудовища. Меня разорвут на части чудовища. Но я тоже чудовище».

Когда в нее снова вцепились безжалостные пальцы, она оскалила зубы-шипы и зашипела как можно громче:

— Не трогайте меня! — Не-Трисс закричала так, что ее голос перекрыл шум окружающей толпы. — Я кусаюсь! — Она почувствовала, как сквозь подушечки пальцев пробиваются когти-шипы.

Нападавшие резко отступили, словно солома, которую уносит ветер. Холодные жесткие глаза вокруг нее утратили блеск и стали утомленными, оценивающими. На секунду она подумала, что обвела их вокруг пальца, но потом настойчивый шепот ножом разрезал толпу.

— Они знают, как войти!

— Они знают, кто мы!

— Они всем расскажут! Мы не должны выпускать их!

Толпа снова начала наступать. Не-Трисс поняла, что у нее остались считаные секунды. Она толкнула сонную Пен себе за спину, повернулась лицом к толпе и… сорвала ткань с головы петуха. Обнаружив, что его неожиданно явили миру, он дернулся, захлопал крыльями и прокукарекал. Его крик оглушил девочку, даже улицы содрогнулись от этого звука. Со всех сторон послышались жуткие вопли, странные существа, окружавшие Не-Трисс, сложились вдвое, прижав руки к ушам и вскрикивая от боли.

— Мы хотим видеть Сорокопута! — прокричала Не-Трисс, с трудом перекрывая шум.

Раздававшиеся вокруг вопли не были человеческими. Они напоминали звук, который она издала в момент самой ужасной боли, только усиленный во сто крат.

— Убирайтесь! — вопила толпа. — Убирайтесь, или мы разорвем вас на части! Сдерем с вас кожу живьем!

Не-Трисс осознала, что враждебная толпа раздается, давая ей дорогу к отступлению. Впереди она даже видела манящую арку моста, по которому они с Пен пришли в деревню. Позади нее дрожала Пен. Маленькие ручки вцепились в ее рукав. Но Не-Трисс прошла весь этот путь не для того, чтобы просто убежать. Она стиснула зубы.

— Мы хотим видеть Сорокопута! — снова крикнула она.

Грохот стал таким сильным, что у нее заболели уши. Толпа хлынула вперед, готовая поглотить девочек, и Не-Трисс начали щипать, царапать, дергать, тыкать в нее пальцами и кусать со всех сторон. Вокруг нее кружилась мозаика из едва различимых лиц. С острыми чертами и серовато-коричневатой кожей. Морщинистые лица с человеческими глазами. Бесцветные девушки с мокрыми волосами. Не-Трисс потребовалась вся ее воля до последней капли, чтобы не броситься наутек. И вся ее сила, чтобы удержать петуха за ноги. Но она справилась, а птица вытянула шею и начала кукарекать, кукарекать, кукарекать.

Перья петуха отливали бронзовым блеском. Он встряхнул ярким, словно пламя, хохолком, отбрасывая лучи света. И те, кого касались эти лучи, кричали и пятились, словно обжегшись об угли. Вокруг дрожали и тряслись здания, словно курятник, набитый перепуганными наседками. Солома и тростник отрывались от крыш и падали вверх, оставляя зияющие дыры. На улицах появлялись трещины, расходились камни, утекал гравий. Лужицы взлетали в воздух коричневым дождем. Тем существам, кто был меньше ростом, приходилось хвататься за свесы крыш, чтобы их не унесло вверх.

Не-Трисс почувствовала, как ее тело становится невесомым и пустым. Где-то над головой ее манила неведомая бездна. Она крепко зажмурилась.

— Мы хотим, — завопила девочка во всю силу своих легких, — поговорить с Сорокопутом!

Один голос перекрыл гомон. Он не был громким, но заставлял прислушаться к себе, словно скрипичная нота, прорезающая бурю.

— Оставьте их. Я поговорю с этими леди… если они закроют голову птицы.

Щипки и царапанья внезапно прекратились, и Не-Трисс открыла глаза, обнаружив, что толпа отхлынула от нее с протестующим шипением. Трясущейся рукой она набросила ткань на голову петуха. Потребовалась секунда-другая, чтобы мир с щелчком и треском встал на место. Когда голова перестала кружиться, Не-Трисс обнаружила, что стоит посреди пустой улицы и видит только мимолетные движения в окнах и на перекрестках. Пен, испуганно задыхаясь, цеплялась за ее руку. Дальше по улице Не-Трисс увидела мастерскую с распахнутой дверью. У входа стоял невысокий плотный мужчина в шляпе-цилиндре. Он был в одной рубашке без пиджака, как будто вышел покурить. Она неотрывно смотрела на него, а он небрежно махнул рукой, приглашая ее подойти. Не-Трисс вместе с Пен, не отпускающей ее руку, осторожно приблизилась.

ГЛАВА 24

СОРОКОПУТ

Шагая в сторону мастерской, Не-Трисс заметила, что ее стены густо покрывает тусклая серая солома, которую кое-где прорезают влажные зеленые побеги. Мужчина не стал их ждать, он нырнул обратно под низкий свес крыши и скрылся в лавке. Идея последовать за чужаком в его логово не казалась привлекательной, но оставаться на улице Не-Трисс хотелось еще меньше. Пен тихо дрожала. Ее лицо все еще было бледным, но, к облегчению Не-Трисс, взгляд потихоньку обретал привычную растерянность и враждебность.

— Это он! — дрожащим голосом воскликнула Пен. — Тот второй мужчина, который был у Гриммера! Друг Архитектора! Тот самый, который призвал тебя из воды!

Не-Трисс уже догадалась. Ее туманные воспоминания о том, что она видела из-под воды озера, хранили очертания двух мужчин, стоящих над ней на берегу. Тот, что выше, без сомнения, был Архитектором, а рядом с ним стоял кто-то ниже ростом и толще.

— Да! Он и есть Сорокопут, и мы спросим его об Архитекторе. Он может и не быть нашим врагом. Но маловероятно, что он наш друг. — Не-Трисс, оказавшись вплотную к двери, облизнула губы. — Пен, держись как можно ближе ко мне. Здесь повсюду обман и ловушки. Ничего не ешь. Не танцуй под музыку. Ничего не трогай. И, — быстро добавила она, заметив, что на лице Пен проступает упрямство, — не позволяй мне делать ничего такого. Мы должны наблюдать друг за другом.

Одной рукой крепко прижимая закутанного в ткань петуха, другой изо всех сил охватив Пен, Не-Трисс вошла в мастерскую.

Внутри было сумрачно. Тусклый свет большей частью лился сквозь дверь, и несколько бледных пятен отбрасывали узкие окна. Сверху, над тяжелыми балками, Не-Трисс заметила колючую солому. Там и сям стояли столы, около дюжины, все заваленные инструментами, фарфоровыми ручками, травами и перьями. На этажерках и в шкафчиках были выставлены десятки кукол, почти все недоделанные. Большинство из них сооружены из зеленых побегов, листьев, фарфора и дерева. Все они были размером с ребенка, как правило, младенца, но кое-где виднелись фигуры детей постарше и даже взрослых женщин с выпуклыми животами, намекающими на беременность.

Не-Трисс ощутила беспокойство, заметив, что ближайшие куклы поворачивают к ней недоделанные лица, враждебно глядя на нее стеклянными глазами.

Мужчина, который пригласил их, сидел в маленьком кресле-качалке, наблюдая за гостьями темно-серыми глазами, чуть более яркими, чем пуговицы на солдатской шинели. Теперь, увидев его вблизи, Не-Трисс поняла, что он не намного выше нее самой. Лицо тяжелое, бульдожье. Кудри под цилиндром седые. На удивление длинный, с чуть загибающимся кончиком, нос натолкнул Не-Трисс на мысли о хищных птицах.

— Мистер… мистер Сорокопут? — уточнила Не-Трисс. Она не была уверена, как следует вести себя в этом странном месте.

— Просто Сорокопут.

Мужчина ухмыльнулся. На долю секунды Не-Трисс показалось, что перед ней не человеческое лицо. Захлопнувшийся клюв птицы. Изогнутый клюв, хитрый, умный, но жестокий. Потом впечатление рассеялось, и ей снова улыбался мужчина в цилиндре. Он махнул в сторону двух потертых стульев, обитых синим бархатом. Девочки сели, и он вопросительно поднял брови.

— Что ж, и правда неожиданно. — Сорокопут говорил с искренней радостью и удивлением. — Да, могу уверить, что не ожидал увидеть здесь тебя. Да еще в компании малышки сестры! — Он подался в сторону Не-Трисс с заговорщицким выражением лица. — Ты же знаешь, что сделала малютка Пенни, да? С доверчивой бедняжкой Терезой?