Удар током (СИ) - Яловецкий Вадим Викторович - Страница 11

В помещении забегаловки по-своему уютно. Гранёные стаканы использовались по двойному назначению: выпивка и запивка - весьма распространённая практика в Совдепии. Я смотрел на подпола и вспоминал своего ротного из ближайшего будущего. История его банальна и поучительна. Военный лётчик 1 класса майор Рудаков, был командирован в Египет, где в составе отдельной истребительной авиационной эскадрильи нёс боевое дежурство по защите объектов АРЕ от ударов авиации противника. Мериться мастерством с израильскими пилотами пришлось летом 1970 года. Стрельбой ракетами “вдогон” Рудаков сбил над Суэцким заливом неприятельский штурмовик “Скайхок”. За это был удостоен ордена Красной звезды. В один из вылетов, на МИГ-21 оказало вооружение. Ракеты был израсходованы, одна надежда на авиационную пушку ГШ-23, ну не таранить же израильский истребитель. Рудакова тогда чуть не отправили к праотцам.

Вернувшись на аэродром, майор принял на грудь, чтобы снять стресс, затем отыскал начальника группы вооружения и отмудохал капитана до потери сознания и частичной потери здоровья. Мотивация простая и понятная любому технику: “Из-за тебя, сука, я чуть не погиб, грёбанная двустволка отказала, пока попусту давил на гашетку, машина получила повреждения, с трудом ушёл из под огня”. Скандал замяли, майора вернули в Союз, где он запил по-чёрному, что послужило основанием медкомиссии забраковать истребителя. Оставили в части заместителем начальника штаба, где обида боевого лётчика и вредный характер подстегнули к новому витку пьянства. Майору дали последний шанс и отправили тянуть до пенсии под Ленинград в танковый полк, расположенный в Сертолово на должность начальника роты материально-технического обеспечения. Главное, подальше от рёва двигателей самолётов и неискоренимого желания снова взяться за ручку управления сверхзвуковым фронтовым истребителем. Я, будучи его подчинённым, постоянно выручал хроника-майора от необдуманных поступков. Слушал его истории и поражался бездарному отношению к своей карьере, воинскому долгу и к семье, наконец. Плачущий нытик, вечно жалующийся на жизнь, сорокалетний майор оставлял жалкое впечатление. Ему не приходило в голову во всех бедах винить свои пороки: пьянство и несдержанность.

Семаков другой человек. Военная косточка, как и Рудаков, но Евгению Матвеевичу алкоголь лишь развязывал язык, никак не влияя на волевые качества, политическую сознательность и ответственность за своё дело. Идейная закалка Семакова оставляла место для компанейского, приятного и неглупого человека. Я это почувствовал часа через два, когда пришло время расходится.

- Хороший ты парень, Дима… и странный. Тут ко мне прутся родители маменькиных сынков, уговаривают, деньги суют и вдруг приходит парень с улицы, рвётся в строй, да ещё проставляется. Есть, конечно, патриоты, не спорю, но вот так не подъезжают. Я понял, понял, не надо объяснять. Все хотят служить в городе или совсем рядом. Сейчас думать пока рано. Направление в автошколу дадим после медкомиссии. А квоту на распределение надо заслужить.

Он хитро посмотрел и я понял - не прост военком, совсем не прост. Прощупывает несмышлёныша, откуда ему знать кто я такой. А узнай он всю правду, послал бы меня куда подальше - чудиков итак хватает.

Сложный сезон лета 1969 года. К автошколе примешивалась ещё одна головная боль: аттестат о среднем образовании. Как втиснуть в свой график практику на заводе, курсы вождения и учёбу в вечерней школе. А самодеятельность в “Фениксе, а помощь по дому родным? А личная жизнь, Томка и другие? Фарцовка до кучи. С осени возобновятся занятия в “путяге”, вот какой головняк! Ничего, Димон, пробьёмся, со мной будущее! С этими мыслями возвращался домой. Конечно я не помнил подробностей, как когда-то проводил эти летние дни и оттого, каждый день повторного проживания создавал дискомфорт. Постоянное дежавю ведёт к идейной стагнации. Просыпаешься утром с вопросом: что сегодня и сравниваешь сумеречные воспоминания ретроградной памяти с нынешним бытовым фоном и новыми задачами. Часто задавался вопросом: как же меня всё-таки закинуло сюда? Провидение или чья-то воля? И как я выберусь из этого пространственно-временного туннеля? Порой так невыносима эта канитель: изворачиваться, врать, носить в себе временные наслоения и испытывать мучительный дефицит привычных благ научно-технического прогресса двадцать первого века. Ненавижу такую жизнь! Ненавижу! Это сперва было интересно: я крут, всезнайка из будущего, гормоны, понты перед девчонками, а внутри страх перед завтрашним днём и безысходность пленника. Простите, соотечественники, завязываю ныть. Сейчас спрячу тетрадь в тайник, кстати, если придут по мою душу менты, КГБ или какие другие лихие человечки, хрен им мои откровения. Потомкам - сколько угодно, нынешним - никак нельзя и для себя опасно.

11. Просто сентябрь, 1969

С автошколой ДОСААФ вообще никаких проблем, к декабрю получу права. “В Советском Союзе ДОСААФ считается самым престижным местом, где можно было научиться водить автомобиль или мотоцикл. Автошкола - своеобразный знак качества. Ученики учатся водить автомобиль на хорошем уровне и овладевать теоретическими знаниями”. Это не мои мысли, а примерное содержание вводной части в конспект, что заполнял на теоретических занятиях. Если бы не политизированная составляющая, то вполне внятный базис по матчасти и правилам дорожного движения. На Курляндской, 20, я числился, как допризывник по военно-учетной специальности “водитель транспортных средств”. Списанный и переоборудованный ГАЗ-63 - архаика, но и бесценный опыт, поскольку практики вождения грузовиков у меня по прошлой жизни не имелось, зато учебный “Москвич-407”, как “два пальца об асфальт”. Водительский навык не пропьёшь, ведь в другой жизни четверть века за рулём, оттого при мне чувство дистанции, автоматизм управления и отсутствие мандража. После “Хендай Санта Фе” по прозвищу “Инокентий” со всеми передовыми опциями третьего поколения, езда на раздолбанном москвиче с 45 сильным движком и объёмом 1,4 литра, выматывала физически. Тут вам никто не поставит электрический усилитель руля или систему АВС. Ладно с этим всё ясно.

Всё ясно и со школой, принявшей меня без звука со справкой о незаконченном среднем образовании. Я появляюсь на занятиях раз в неделю, что-то записываю. С англичанкой договорился сразу, объяснив свой правильный “оксфорский” тем, что несколько лет жил в детском возрасте с папой дипломатом в туманном Альбионе. Вралось легко, а кто проверит. Хочу договориться с учителями и завучем, чтобы исправно сдавать зачёты по предметам. “Вечёрка” располагалась в почти рядом с домом на проспекте Карла Маркса, 34, в здании бывшего сиротского приюта. Весьма символично, что при советской власти приют превратился в сменную вечернюю школу N 48 при Выборгском РОНО.

Два слова про ПТУ. Весной следующего году выпуск и по распределению возвращаюсь на родной “Русский дизель”, тут и запроса для двухгодичной отработки не потребуется, поскольку в трудовой всего две записи “Принят учеником токаря. 15 мая 1968 года” и “ПТУ N 49. Принят на обучение по специальности токаря-универсала. 1 сентября 1969 года”. Запах подгоревшей стружки и машинного масла сидит в подкорке и прописался там на всю жизнь. Недаром говорят первая любовь самая запоминающаяся, в моём контексте, любовь к металлу и станкам. Даже снится иногда, уже запутался в какой жизни, как затачиваю резец и проверяю угол. Добавлю, что любовь к железу будет порушена сценарием прошлой жизни, но я как искренний драматург-бытописатель, не буду опережать события. Сегодня 24 сентября. Всё впереди. А пока о насущном.

Лёва Магизинер пригласил меня в кафе “Север”. В те благословенные времена в к шампанскому подавали охренительно вкусное мороженное “Лакомка”. Я так понял, что разговор приватный и Лёве очень нужный, иначе с чего бы хитрому и прижимистому администратору тащить меня в любимое ленинградцами место, ещё не испоганенное приватизацией и рыночными отношениями. Было противно наблюдать, как Лёва наклонялся к тарелке и чавкая жрал знаменитые блинчики “Аппетитные”. Он обходился без ножа, свёрнутые в трубочку кулинарные деликатесы запихивал целиком в рот, изредка вытирая лоснящиеся жирные губы. Во мне боролся старый, умудрённый и битый жизнью Петрушевский с молодым легкомысленным подростком, не замечающим пробелы в правилах хорошего тона. Я вспомнил, как этот деятель прихватил меня как-то за галстук после выступления и потянув усмехнулся, мол что за прикид, ведь ты не в театре. Обычное хамство, без злобы, всего лишь от плохого воспитания и излишней самоуверенности: ведь он босс! Как тогда, так и сейчас хотелось вмазать ему по морде. Наевшись (нажравшись), Лёва приблизил свои губищи и выдал: