Удар током (СИ) - Яловецкий Вадим Викторович - Страница 46

- Не скучаете здесь, - скорей утвердительно, чем вопросительно молвил Чистяков.

- Так ведь благодать, радость после мегаполиса с его грохотом и хлопотами, а воздух какой!

- Я вот тоже мечтаю разделаться с делами и уйти на покой. Куплю участок, заведу живность…

- А что мешает? В лаборатории разве мало молодых специалистов?

- Не в этом дело, мы начинали с Сергеичем в конце шестидесятых. Как же это было тогда интересно. И первые тараканы, отправленные в пространство, первые мыши, дело шло к испытаниям добровольцев. Но после аварии, лабораторию, тогда она называлась ОЛИБ, надолго закрыли. Я парился в одном НИИ, потом Соболев разыскал и вновь пригласил. Но он сильно изменился…

Петрушевский мысленно содрогнулся: авария?! Вспомнил свой жуткий сон неделю назад. А последняя фраза насторожила, ведь его самого терзали смутные подозрения о жестокости и беспринципности начальника. Петрушевский, когда-то прошедший школу выживания, где почти не остаётся места высоким общечеловеческим ценностям, сразу почувствовал в характере и поступках Соболева твёрдый расчёт, авантюризм и едва заметные диктаторские замашки. Водку убирать рано, мягкого и вроде как совестливого Чистякова следует разговорить. После прогулки, Петрушевский, к удивлению жены, предложил продолжить банкет и вновь достал початую бутылку. В глазах учёного мелькнули радостные искорки. Выпили ещё, потом перешли на ты, Петрушевский всё подливал. Следующий перекур на фоне притихшей деревни и под необъятным небесным куполом, шли чуть ли не обнимку. Дмитрий Сергеевич придерживал гостя и сыпал вопросами.

- Ты чего-то там говорил про аварию. Соболев не рассказывал. А что случилось?

- А то и случилось, Дима, что кругом раздолбаи: финансирование хилое, оборудование изношенное, собирали по институтам, техника безопасности никакая, вохровцы пьянствовали. Сперва рвануло, затем пожар. Всё нахрен выгорело, хорошо у Дооса, нашего завлаба журналы опытов и остальные документы в сейфе несгораемом хранились. Люди не пострадали, всё случилось ночью. Следствие, комиссии всякие, пустое дело. Дооса хотели под суд отдать за халатность, да ранняя смерть уберегла от расправы, а Сергеича вроде за штат вывели, все материалы в Москву и крест на исследованиях. Ты понимаешь столько лет ушло коту под хвост?!

- А когда это случилось, год какой, Коля?

- В семьдесят второй, летом…

- Но ведь центр существует и вон какие результаты!

- Ну да, в девяностых, когда бардак в стране начался, Витька взял в аренду эти помещения, их после пожара подремонтировали и оставили за институтом Иоффе. Он всё отладил, оборудование достал. Финансирование глубокая тайна: то ли бывшие коллеги скинулись, то ли в Академии наук нашлись прозорливые люди, не знаю. Важно что экспериментальная установка работает и сам знаешь как. А вот директор другой, совсем другой, мстит власти или чего, я не понимаю. Жестокий, мстительный, безжалостный. С тобой зато нянчится, ведь вы в прошлом друзья? Потому и не сказал тебе про последний опыт, пожалел…

- Ну ка колись, Коля, скажи по дружески, я могила! Что за тайна про меня, а?

- А сам не понял? Говорил что ничего не было: чернее чёрного, пустота. Так ведь это ты смерть свою видел, прости. Ай, зачем сказал!

Петрушевский протрезвел, вот оно что! Примерно так он рассуждал, значит в будущем попал во временной вакуум и его, как физического объекта не существовало. Он уже умер, вопрос когда?

Утром, после завтрака, Чистяков засобирался на работу.

- Дима, извини, наговорил вчера по пьяни. Забудь и Сергеичу ни звука - подставишь меня по полной и себе навредишь.

- Естественно, я не враг себе и какой резон тебя подводить? Но забыть не смогу… А ответь мне, ты программу составить и осуществить запуск можешь?

- Конечно, а тебе зачем? Заговор готовишь?

Оба рассмеялись, Чистяков не придал значения странному вопросу, а Петрушевский больше техническими подробностями не интересовался. Николай Фёдорович ему понравился: юморной, преданный делу и в тоже время какой-то беззащитный, мягкий, совестливый.

13. 2017 год

Новая серия испытаний давалась всё тяжелей. В конце года Соболев перевёл на счёт Петрушевского в Сбербанке пятьдесят тысяч рублей. Это обстоятельство служило оправданием еженедельным поездкам в Санкт-Петербург перед женой. Увесистый приработок к пенсии - большая удача в наши дни. Светлана довольна и лишних вопросов не задаёт. Да он и не скажет никогда, зачем мотать нервы супруге. Не поверит и решит, что рассказы о путешествиях во времени - аномалии после комы. Лучше придерживаться версии о токарных работах в мастерской Центра.

Тяжело морально от жёсткого подхода директора к заданиям программы. Всё смахивало на эксперименты с изменениями хода истории, авантюрной основой бескомпромиссных требований и нежелания слушать возражения или замечания подопытного. Сегодня требовалось отправить письмо в Большой дом. Поскольку время не позволяло передавать сообщения на письменных или других носителях, Петрушевский вызубривал содержимое, а его юный двойник в прошлом, но облечённый знаниями из будущего, в точности повторял текст на пишущей машинке. Трофейную механическую “Mercedes Prima” с русским шрифтом, привёз после войны дед из политуправления, где служил во время войны. Мать подрабатывала машинисткой в студенческие годы и Петрушевский помнил, как пятилетним мальчишкой засыпал под бойкий стук клавиш. В памяти сохранилась надпись Mercedes Buromaschinen G.m.b.H. 1933.

В анонимном послании значилось следующее сообщение:

“Полковнику Серебрякову Н.Т. Довожу до вашего сведения, что заведующий лабораторией ОЛИБ при управлении КГБ по городу Ленинграду, гражданин Доос Генрих Иванович связан с БНД (внешней разведкой) ФРГ через родственников по немецкой линии. Кроме того г-н Доос ведёт аморальный образ жизни и состоит в любовной связи с лаборанткой Лидией Сергеевной Колывановой”.

Перед знакомым маршрутом к прототипу, Петрушевский не удержался:

- Виктор Сергеевич, но ведь это донос времён сталинских репрессий. Человека возьмут под наблюдение, а любовница тут причём?

- Дима, если понадобится я твоё мнение обязательно спрошу. Именно так и надо отсекать потенциальных врагов. О моральной стороне дела не тебе рассуждать, свои грехи не забывай. Делай как прошу и не задавай лишних вопросов. Тебя не киллером нанимаю, а добровольным помощником по великому блату. И не забудь: я в прошлом ничего об анонимке не знаю и знать не должен!

Петрушевского перекосило, но виду не подал, мысленно бросил в лицо директору: ах ты сука, какие такие грехи ты мне предъявляешь, начальник хренов? Зачем ты вообще появился в моей жизни? Вон как запряг!

Соболев словно почувствовал недобрые флюиды от подчинённого и примирительно добавил:

- Дима, не принимай близко. Это наши гэбэшные игры, пришла пора исправлять ошибки прошлого. Лучше тебя никто не сделает. Оцени степень доверия и не обижайся. Лады?

Бросок много времени не занял. Петрушевский в который раз подумал, что поступил мудро, сославшись на начисто стёртые воспоминая о своих поступках в рамках заданий из настоящего в прошлое. Он не стал рассказывать Соболеву как получив мысленный посыл на выполнение задания, долго взвешивал стоит ли его исполнять. Победил трусливый обыватель: в конце концов, начальнику виднее. А вдруг неизвестная информация, вскрывшаяся спустя столько лет? Неизвестный Доос ему не кум ни брат, но неприятный осадок остался, постепенно множа нелицеприятную картину взаимоотношений нынешнего Петрушевского с бывшим приятелем. Выбрав момент, Дима отстучал текст и затем вставил в каретку конверт и заглавными буквами впечатал адрес: “Главное управление КГБ по Ленинграду и Ленинградской области. Тов. Серебрякову Н.Т.”. Кинул конверт в первый попавшийся почтовый ящик, анонимка рано или поздно дойдёт до комитетских, не фельдъегерем же служебной связи отправлять. Вскроют, проверят, зарегистрируют и передадут полковнику.

Дмитрий Сергеевич, по дороге в Выборг прикидывал так и сяк ситуацию и гадал, как долго эта канитель с подмётными письмами, анонимками, редкими встречами с неизвестными контактёрами Соболева будет его касаться. Свои обязательства перед Соболевым он считал выполненными. По непонятным самому себе причинам, Петрушевский испытывал от путешествий во времени усталость, а временами глубокую депрессию. Мечталось уйти от этих испытаний и забыть навсегда центр с его комфортом, ресторанным меню и вежливыми сотрудниками. За эти два месяца он по настоящему сошёлся лишь с помощником Соболева, Чистяков хоть до мозга костей учёный, но не зацикленный фанат дела, а добрый и отзывчивый человек. Натура неуловимо похожая по складу характера на самого Петрушевского. Внутри медленно зрел протест, хотелось всё бросить, спрятаться на своём доме, с посиделками у камина в кругу с любимой женой и четвероногими друзьями Бубликом и Дуськой. Новый 2017 год встречали втроём. Дети как всегда укатили в Европу и с согласия жены, Петрушевский пригласил Чистякова, с эрудированным и весёлым собеседником всегда интересно. Федорович сыпал забавными историями и потешал анекдотами.