Город Змей - Шэн Даррен - Страница 30

— Мы не собираемся раскрывать твои секреты, — говорит Уорнтон, — их знает только небольшая группа людей, и мы поклялись Эжену, что будем хранить эту тайну. — Он морщит нос. — Лично я бы разоблачил тебя немедленно, но Эжен — наш босс, и мы знаем цену преданности, в отличие от некоторых рас, о которых мне противно говорить.

Я игнорирую этот оскорбительный намек и обдумываю его предложение.

— Чего хочет Даверн?

— Откуда я знаю? Может, ему понадобился новый чистильщик обуви.

— Почему я должен тебе верить?

— Конечно не должен, ниггер! — смеется Уорнтон. — Я могу дать тебе слово, но мое слово священно, только когда я даю его равному себе. Ниггеру я могу врать без угрызений совести. Хотя, впрочем, если это поможет тебе почувствовать себя в большей безопасности…

— Да пошел ты… — огрызаюсь я, потом откладываю пушку в сторону. — Мне надо несколько минут, чтобы одеться. Ждите меня у входа.

Уорнтон кивает своей охране. Они, пятясь, удаляются из помещения, не опуская оружия. Последним к двери направляется Уорнтон.

— Хайд, — останавливаю я его, — я знаю, что вы, белые парни, неравнодушны к черным парням, так что, если хочешь остаться и помастурбировать, пока я одеваюсь, я не возражаю.

Его отвалившаяся челюсть почти примиряет меня с тем, что с меня сорвали маску.

В машине Уорнтон не снимает свое меховое пальто, хотя жара такая, что моя футболка от пота промокла насквозь. Он сидит на переднем сиденье рядом с шофером, а два других громилы — по обе стороны от меня на заднем сиденье. Все молчат. Мы останавливаемся около клуба «Крутые Кошечки», ресторана Даверна, который открылся в 1980-х и тогда назывался «Ку-Клукс-Клуб». Он и остался таким, как прежде, хотя пылающие кресты в окнах и официанты в капюшонах стали реликвиями прошлого.

Меня проводят через боковой вход мимо нескольких ошеломленных сотрудников в комнату в задней части здания, где уже ожидает Эжен Даверн. К моему удивлению, у меня не отбирают оружие. Уорнтон делает мне ручкой, бормочет: «В добрый час, ниггер!» — и закрывает за мной дверь. Даверн стоит перед витриной, заваленной проспектами ресторана. Ему немного за сорок, он высокий, не меньше шести с половиной футов, и в хорошей форме. Приглаженные назад темные волосы, щегольские усики и эспаньолка, безупречный кремовый костюм. Руки держит в карманах брюк. Он молча смотрит на меня, не двигаясь и не вынимая рук из карманов, чтобы поприветствовать меня.

— Удивлены, почему у вас не отобрали оружие? — говорит он, пронзая меня взглядом холодных серых глаз.

— Да, — отвечаю я, хмуро и недоверчиво глядя на этого умного и очень опасного человека.

— Я оставил вам оружие, потому что не боюсь вас. Здесь моя территория, и на ней я не боюсь никого. Кроме того, вы ведь не тупица. Мои люди знают, где вы живете. Вы десять лет ведете двойную жизнь. Я обладаю властью позволить вам продолжать такую жизнь или разоблачить вас. Власть надо уважать. Убить меня будет для вас саморазрушительно.

— Как вы узнали обо мне?

— Неважно, — хмыкает он. — Лучше давайте поговорим, почему вы здесь. Я хочу заключить сделку.

Я моргаю в замешательстве:

— Сделку какого рода?

Даверн отходит от витрины. Делает шаг ко мне и изучает мое лицо — свернувшиеся в кольца змеи, неестественно зеленые глаза. Он не похож на злобного Хайда Уорнтона, но у меня создается впечатление, что он еще более нагл и бесцеремонен и думает обо мне не больше, чем о муравье.

— Вы убили моих людей, — тихо говорит он, — тех, с кем я работал много лет. Моего друга Дэна Керрина. Мы с ним выросли вместе. Были ближе, чем братья. А вы жестоко зарезали его в ванной и оставили обнаженное и окровавленное тело, чтобы на него наткнулась жена.

Он произносит свои обвинения бесстрастно. И это впечатляет сильнее, чем если бы он орал и оскорблял меня.

— Я не убивал Дэна Керрина, — говорю я спокойно, — и остальных тоже.

— Вы это отрицаете? — Он поднимает левую бровь. — А я думал, что Паукар Вами любил хвастаться своими убийствами. Но ведь вы приписываете себе другие дела, не так ли?

— Если людям нравится приписывать их мне, ради бога — это может пригодиться для дела. Но я не лгу. Я не убивал ваших людей.

Даверн поглаживает свою эспаньолку большим пальцем.

— Вы не голодны? Не хотите ли разделить со мной трапезу?

Я несколько сбит с толку резким изменением его тона, но не показываю этого.

— С удовольствием, — говорю я, — но только если вы будете пробовать еду первым.

Даверн усмехается и ведет меня через зал мимо ранних посетителей — их злобное бормотание при виде меня звучит музыкой в моих ушах — в одно из частных помещений, где стол накрыт на двоих. Там множество круассанов, хлебобулочных изделий, фруктов, серебряные блюдца с маслом и консервами, пять кувшинов с молоком и фруктовыми соками, различные виды свежей выпечки.

— Не похоже на то, к чему вы привыкли, я думаю, — говорит Даверн, садясь и разламывая свежий рогалик зернового хлеба. Он передает половинку мне, разрезает свой кусок пополам и намазывает его толстым слоем масла. Я жду, пока он откусит, потом намазываю тонкий слой масла на свой кусок.

— Чего вы хотите? — говорю я, запивая рогалик пурпурным соком, но только после того, как его выпил Даверн.

Владелец клуба «Крутые Кошечки» и предводитель клуксеров, не отвечая, продолжает жевать смородиновое пирожное. Потом говорит:

— Вы лжете насчет Дэна, но это не имеет значения. Придет день, когда я задумаюсь о мести, но сейчас давайте поговорим мирно.

Он делает паузу. Я готовлюсь к тому, чтобы отрицать новые обвинения, но меня не особенно беспокоит, станет ли он обвинять меня в смерти своих друзей или нет. Интереснее то, зачем он меня позвал.

— Я знаю про Змей, — говорит он тихо.

— Змей? — не понимаю я.

— Змей, — шипящим шепотом повторяет он. — Я в восхищении, как вам удалось завербовать и вдохновить их, так долго держа это в секрете. Подобная инициатива довольно редка. Уверен, что вы не один над этим трудитесь. Армия требует средств, а вы небогаты — но, в отсутствие другого реального лидера, я готов иметь дело с вами.

Я знаю по опыту, что лучше хранить молчание, если вы ничего не знаете о предмете разговора. Дайте другой стороне выговориться, и тогда есть шанс что-то узнать. Но я настолько удивлен тем, что услышал, что невольно бормочу:

— Понятия не имею, о чем вы говорите.

Даверн тонко улыбается:

— Не смешите меня. Не знаю, сколько людей вы завербовали и как собираетесь их использовать, но знаю, что они существуют и содержатся в туннелях, подальше от света и пересудов. Я уверен, что вы планируете вскоре бросить их в бой, иначе зачем было похищать Капака Райми и нацеливаться на Форда Тассо и меня?

— Честно говоря, я понятия не имею…

— He лгите мне! — кричит он, и лицо его наливается кровью. — Сидеть здесь, чтобы выслушивать ложь какого-то… — Он останавливается.

— …ниггера? — договариваю я за него.

— Раз вы сами сказали, то да. — Он внезапно успокаивается. — Бессмысленно скрывать свои взгляды. Вообще-то, сейчас уже не имеется четкого разделения на расы. Черные и белые давно вступают в отношения, и, хотя я не одобряю такой мешанины, только дурак или романтик вроде Хайда приходит от этого в ярость. Городом больше никогда не будет править одна раса. Пришло время примириться с этим и начать создавать новые, взаимовыгодные отношения друг с другом.

— Трогательная речь, — усмехаюсь я.

— Просто констатация факта, — возражает он. — Я не стану притворяться, что мне нравятся ваши чернокожие собратья, но допускаю тот факт, что должен буду разделить с ними бразды правления. Я готов к этому. Я хочу начать партнерство с вами и вашими последователями. Места в этом городе хватит нам обоим. Когда Тассо и его гвардейцы будут устранены с дороги, мы сможем обсудить условия договора. Север и запад — мне, восток и юг — вам. А доки разделим пополам. Идет?