Город Змей - Шэн Даррен - Страница 31

Я качаю головой:

— Вы говорите о вещах, о которых я ничего не знаю. Никакой банды я не создавал. Я делаю свои дела в одиночку. Эти разговоры о партнерстве и борьбе за власть мне совершенно непонятны. Я в этих играх не участвую.

Выражение лица Даверна становится жестким.

— Не надо трахать мне мозги, — рычит он, — меня не проведешь! За десять коротких лет я поднялся от рядового члена Клана до начальника моей собственной армии, второй по мощи по сравнению с загнивающим войском Дорака. Этот ресторан был моим единственным источником дохода двадцать лет назад. Теперь я контролирую большую часть города. Думаете, я достиг всего этого, разрешая всяким подонкам гадить мне на голову? Я делаю серьезное предложение! Если вы не примете его, я прикажу вас вывести и поступлю с вами так, как поступают с самонадеянными выскочками, кем вы и являетесь.

Я медленно киваю.

— Теперь мы говорим на одном языке. — Я вынимаю свой кольт 45-го калибра и кладу его на стол. Глаза Даверна сужаются, но он не выказывает какой-либо видимой тревоги. — Хотите начать состязания по стрельбе? Нет проблем. Но бандитские разборки насчет раздела города не по моей части. Я в это дерьмо не лезу.

Даверн поднимает голову:

— Если бы я не знал подоплеку, то поклялся бы, что вам можно доверять. Надо поучиться у вас лгать так правдиво. Отказываетесь обсуждать дружеское соглашение? Что ж, прекрасно. Я уважаю ваше решение. Имеются еще игроки, и вы не хотите слишком быстро переходить на чью-либо сторону. В вашем положении я бы сделал то же самое. Но будьте осторожны, — он стряхивает крошки с губ шелковым носовым платком и встает, — у меня тоже есть выбор. Есть и другие, с которыми я могу объединиться. Я предпочел бы выбрать ваших Змей, но, если придется совершить сделку с белоглазыми дьяволами, я пойду и на это.

Упоминание о слепых священниках интригует меня, но я ничего не говорю, чтобы Даверн не выдал еще какую-нибудь напыщенную тираду.

— Вы можете идти, когда закончите есть, — говорит он и встает из-за стола. — Я не стану приказывать моим людям отвезти вас назад, но тут поблизости есть несколько стоянок такси. Не сомневаюсь, что вы найдете остронуждающегося в деньгах шофера, который с удовольствием довезет вас куда следует.

— Даверн, — останавливаю его я, когда он подходит к двери, — а как насчет Эла Джири?

Он медлит.

— Если я обнародую ваш секрет, вы уйдете в подземные лабиринты. Это было бы соблазнительно, хотя бы для того, чтобы заставить вас признать связи со Змеями, — он делает благородный жест рукой, — но меня устраивает, что я знаю, где вас найти, так что пока мы не будем раскрывать ваших секретов. Но если вы не станете играть по нашим правилам, все может измениться быстрее, чем пукнет колибри.

Он выходит.

Я немного задерживаюсь, пользуясь гостеприимством своего малоприятного собеседника, наслаждаясь едой и удивляясь, о чем это говорил Эжен Даверн, почему он думает, что я его конкурент и возможный союзник… и кто такие, черт побери, эти Змеи.

Воскресенье — традиционный день отдыха, но не для меня. Я провожу его так, как провел вчерашний день, рыская по улицам, расспрашивая информаторов в твердом намерении выяснить, что это за Змеи такие.

Никто ничего не знает. Кого бы я ни спрашивал, меня встречают недоуменные взгляды и пожимания плечами. Есть несколько банд со змеиной тематикой — Ядовитый зуб, Змеиный поцелуй, Змеевик, но просто Змей нет.

Еще есть одна подпольная банда под названием «Крысы». Небольшая группа, девять или десять членов, с навязчивой идеей апокалипсиса. Они скрывались в туннелях четырнадцать лет в ожидании атомного нападения. Питаются городскими отходами. Любимое блюдо — жареные крысы, отсюда — название; очень редко поднимаются на улицы — лишь гонимые наводнением или в поисках одежды и лекарств.

Я знаю этих Крыс — они пару раз помогали мне, когда я преследовал добычу, спустившись в туннели, — но они точно не могут быть Змеями, о которых говорил Даверн. Крысы так же мало интересуются миром наверху, как живущие наверху интересуются ими. Но размышления о них наводят меня на одну мысль. Зная туннели, как никто другой, они могут вывести меня на след пропавшего Кардинала иди помочь мне в его поисках.

Вечером в воскресенье я отправляюсь на поиски Крыс, но не нахожу их. Они любят менять места, имея временные пристанища повсюду в туннелях под городом, так что придется потратить время, чтобы их найти. Я оставляю весточки в четырех местах их бывших стоянок, прося их связаться со мной, потом возвращаюсь на улицы, чтобы расспросить припозднившихся гуляк насчет слухов о Змеях.

Вернувшись домой, я тщательно моюсь под душем: зловоние в туннелях омерзительное, — потом заползаю в постель и лежу, уставившись в потолок, пока не засыпаю.

Понедельник. Похороны Фабио. Его внук пустил в ход свои связи, чтобы протолкнуть старого сводника вперед на листе ожидания. Они хотели провести церемонию вчера, но отложили ее на двадцать четыре часа, чтобы оповестить всех его родственников и друзей.

Фабио был католиком, о чем я узнал только после его смерти, и по нему будет отслужена заупокойная месса в его приходской церкви Св. Джуда. Это гигантское сборище. Тысячи людей заполняют церковь и ближайшие улицы. Никогда не видел такой огромной толпы на похоронах (на похоронах Фердинанда Дорака присутствовали сотни тысяч, но я пропустил это действо, поскольку лежал в больнице).

Священник произносит молитву по-латыни, как и просил Фабио. Я отключаюсь через две минуты, поскольку для меня это тарабарщина. Фло попросила меня сказать несколько слов, но я отказался. Публичные выступления никогда не были моим коньком.

Я сижу впереди — по настойчивой просьбе Фло, — окруженный тремя детьми Фабио и их потомством. Малыши ведут себя чинно, сидят молча, как маленькие ангелы. Я нахожусь в соответствующем моменту настроении, но лишь до тех пор, пока один из сыновей покойного не сообщает о том, что Фабио за десятилетия накопил значительную сумму и завещал разделить ее между молодыми наследниками, но только теми, кто вел себя достойно на его похоронах. Когда я слышу это, меня начинает разбирать смех — я оглядываюсь вокруг и вижу, что большинство скорбящих смеются и шутят, как того и желал бы Фабио.

Требуется не менее получаса, чтобы поставить гроб в катафалк, — каждый хочет дотронуться до него на счастье или произнести прощальные слова, — и еще полчаса, чтобы очистить квартал. Только небольшая часть толпы приглашена в крематорий. Избранные собираются на ступенях церкви. Это — семьдесят или восемьдесят человек — дети Фабио (без внуков, за исключением одного или двух) и ближайшие друзья.

Когда толпа редеет и мы можем добраться до наших автомобилей, кортеж отправляется в крематорий. Я взял с собой байк, хотя фактически никогда не пользуюсь им, находясь в образе Эла Джири. Это долгая поездка, и я пропущу начало службы, если поеду на нем.

Я паркуюсь позади церкви, показываю свое приглашение охранникам у входа и присоединяюсь к остальным присутствующим в большом приделе, стены которого задрапированы пышными портьерами. Фло и Зеба стоят в дверях, приветствуя пришедших и указывая им, куда проходить. Мое место оказывается в третьем ряду слева, около стены. Оттуда почти не видно гроба, что немало меня радует. Ненавижу похороны.

Когда все размещены, священник выходит вперед и читает прочувствованную отходную молитву по Фабио. Стараясь избегать лицемерных сентенций, он говорит, что знал о том, чем именно Фабио зарабатывал на жизнь, и, как духовное лицо, не может этого одобрить, но, тем не менее, испытывает к нему уважение.

— Он был человеком чести, держал свое слово и не приносил вреда другим, если, конечно, они первые не делали ему зла…

В конце своей речи он прочищает горло и краснеет.

— Я, хм, обычно остаюсь до самого конца, но Фло и Зеба придумали кое-какие вещи, так что я на самом деле не могу… — Он краснеет еще больше. — Короче, я подожду снаружи, — бормочет он и стремительно выходит, сопровождаемый удивленными взглядами присутствующих.