Город Змей - Шэн Даррен - Страница 51

Черты Билла разглаживаются, и он благодарно всхлипывает. Я терпеливо жду, пока он прекратит плакать. Теперь, когда настал долгожданный момент, у меня имеется достаточно времени. Я не спешу. Подожду, пока он сделает признание, а потом отправится на встречу с Создателем, ухватившись за иллюзию духовного очищения.

— Змеи похитили Рэтти и Джейн. Они велели мне убить Рэтти, чтобы спасти Джейн. Я изо всех сил пытался сопротивляться. Делал все, что мог. Даже пытался похитить тебя.

— Меня? — удивленно вставляю я. — Какое, черт возьми, я имел к этому отношение?

— Ты был очень важен для Змей еще с детства. Я пытался украсть тебя, чтобы обменять на девочек, но мне не удалось. У меня не было выбора. Я должен был выполнить приказ Змей. И я не мог дать Джейн умереть.

Билл закрывает глаза. Его подбородок дергается все сильнее. Приходится ниже опустить нож, который я прижимаю к его горлу, чтобы он случайно не порезался им.

— Это произошло здесь, — говорит он тихо. — Змеи доставили ее в этот дом. Вот почему я вернулся сюда. Тогда здесь не было ни крыши, ни верхнего этажа. После возвращения я достроил дом. Но первоначально это был просто остов здания. Змеи привязали ее к стулу в гостиной, — продолжает он, — они побрили ее наголо — как тебя, — завязали ей глаза и заткнули рот кляпом. Они заставили меня раздеться догола и пытать ее оружием и… собой. Понимаешь?

— Они заставили тебя ее изнасиловать?

Билл кивает и снова начинает дрожать.

— Это был ужасный сон наяву, даже хуже, потому что больная часть меня наслаждалась этим. Поэтому Змеи меня и выбрали — они почувствовали зло внутри меня и захотели вытащить его наружу. Когда все было закончено и они больше не могли развлечься за мой счет, они заставили меня убить ее.

У него по щекам льются слезы.

— Это полная чушь, — бормочу я и тыкаю острием ножа его в грудь. — Эй, старик, посмотри на меня. — Билл не реагирует. — Смотри сюда, я говорю! — Я толкаю его, и голова Билла устало поднимается. — В то, что ты мне сказал, я не верю. Они хотели, чтобы ты убил ее, но ты этого не сделал. Не смог. И поэтому твоя сестра была безжалостно убита. Ты не убил Рэтти. Она здесь, живая, вместе с остальными гарпиями.

— Верно, — говорит Билл, — озорница Рэтти. Она взяла мою книгу. Я должен пожурить ее, но не очень сильно. Она не хотела этого делать, но против природы не пойдешь.

— Тогда что за бред ты несешь насчет того, что ты ее убил? Если ты хочешь вызвать жалость…

Он хмурится:

— Это моя последняя исповедь. Думаешь, я стал бы тратить время, рассказывая сказки?

— Тогда что…

— Это было просто, — прерывает он, — жизнь Рэтти за жизнь Джейн. Я был доведен до отчаяния и сделал то, что они велели. Джейн была моей сестрой. Я не мог дать ей умереть, даже если мне пришлось бы мучить, насиловать и убивать для того, чтобы спасти ее. Я знал, что мне не будет прощения. Я планировал после всего покончить с собой — единственное подходящее наказание, которое я мог придумать. Но все равно я должен был это сделать. Джейн…

Он останавливается, потому что его душат рыдания. Я даю ему прийти в себя, стараясь угадать продолжение. Успокоившись, он вытирает слезы и говорит глухо:

— Змеи обменяли их.

Мои глаза расширяются.

— Что?!

— Девочки были похожи лицом и фигурой. С бритой головой, повязкой на глазах и кляпом во рту я принял Джейн за Рэтти.

Моя рука с ножом падает вниз, и я отшатываюсь от Билла с глазами, полными ужаса.

— Змеи дали мне девочку для мучений. Чтобы спасти Джейн, я убил ту, которую они привели ко мне, думая, что это Рэтти. Но это была не она. Змеи поменяли их. — Он смотрит на меня и усмехается как человек, который попал в ад и до сих пор там находится. — Я мучил, насиловал, а потом жестоко убил Джейн, приняв ее за Рэтти Кроу. Когда все было кончено, Змеи открыли мне правду, а потом смотрели и хохотали, когда я плакал над кровавыми останками моей бедной обреченной сестры.

После этих слов старик замолкает, закрывает глаза и спокойно ждет, когда я избавлю его от страданий.

Я выжимаю из своего мотоцикла все, на что он способен, и проглатываю улицы на скорости девяносто миль в час, потом сто и еще быстрее. Я игнорирую красный свет и одностороннее движение, поворачиваю, не снижая скорости, как будто проверяя, способен ли город оторвать колеса у моего байка и переломать мне кости.

Вскоре я попадаю в поле зрения полиции и слышу завывания сирен. Они устанавливают заграждения на дороге, которые я без труда преодолеваю, не включая мозги, автоматически анализируя обходные пути, предугадывая новые заграждения и изменяя маршрут прежде, чем столкнусь с ними. Половина меня хочет ворваться в засаду и пасть под градом пуль, но другая половина сопротивляется и умоляет поберечь свою жизнь. Пока две мои половинки сражаются друг с другом, я лечу на один шаг впереди смерти, готовый в любое мгновение остановиться, повернуться и встретить ее с распростертыми объятиями, если моя мрачная половина одержит верх.

Мысли о Билле свистят между спицами колес. Они быстрее, чем мой байк — быстрее, чем что-либо, — но они не обгоняют меня, а следуют по пятам, щекоча затылок и нашептывая в ухо: «Выхода нет, даже в смерти».

Я сворачиваю на длинный прямой отрезок пути и замечаю горящую баррикаду. Отсюда идет дорога на восток, перегороженная местными жителями. Никто не охраняет ее в такой ранний час. Увидев языки пламени, я принимаю решение. С улыбкой самоубийцы направляю байк в центр огромной кучи старых покрышек, столов, шкафов и стульев и жму на газ.

Скорость больше восьмидесяти миль. Я закрываю глаза и врезаюсь в смесь резины, пластика и железа. Осколки впиваются мне в лицо и руки. Что-то обжигает левое ухо. Смрадный воздух непригоден для дыхания.

Я прорываюсь сквозь баррикаду живым. Разгневанный, я стряхиваю горящие ошметки с лица и черепа, потом ощупываю поврежденные места. Множество порезов и царапин. Из мочки уха вырван кусок. Во всем остальном я цел и невредим. Проклиная глупость тех, кто строил эту баррикаду, я возобновляю путь, снова набирая скорость и срезая углы круче, чем всегда. Я потерял копов — они не рискуют соваться так далеко на восток. Теперь в честном состязании участвуем только мы вдвоем — я и смерть.

Я кружу и петляю по улицам так быстро, что дома, лавки и вывески сливаются в одно цветное пятно. Если мне суждено умереть, это такое же подходящее место, как и любое другое. Я рад, что еще рано и беспорядки загнали большинство людей в их дома. На улицах почти нет народа, так что когда я разобьюсь, то никому не причиню вреда.

Наконец, начав уже думать, что байк состоит в заговоре против меня, я, на бешеной скорости повернув за угол, въезжаю в дохлую собаку. Колеса останавливаются, байк издает хриплый кашель, и я вместе с ним взлетаю в воздух. Он делает несколько оборотов в воздухе, разносит вдребезги декоративную металлическую решетку и окно магазина и влетает внутрь, прокладывая широкую разрушительную просеку в рядах выставленного товара. Меня разворачивает, несет обратно на то, что осталось от решетки и окна, и выбрасывает обратно на мостовую. Голову резко швыряет назад, и я погружаюсь в темноту. Да-а-а!!!

Нет. Моему байку пришел конец, а мне еще нет. Через несколько минут я прихожу в сознание и с трудом сажусь, скрипя зубами от мучительной боли и ненавидя этот мир за то, что он так цепляется за меня. Наскоро определяю масштаб нанесенных увечий. Содранные локти и колени, кровоподтеки и шишки, глубокая рана на лбу, из которой обильно льется кровь. Куртка и брюки разорваны в клочья. Спина чувствует себя так, словно боец сумо использовал меня в качестве трамплина. Невероятно, но, похоже, у меня нет ни одного перелома.

Я встаю, и, хотя голова сильно кружится, а ноги подгибаются, мне удается сохранить равновесие. Я не обращаю внимания на кровь, текущую из раны на голове, надеясь, что окочурюсь от кровопотери, но, с трудом подняв руку и ощупав лоб, чувствую, что рана покрылась засохшей коркой и перестала кровоточить. Выходит, смерть откладывается.