Семь горных воронов - Алхимова Ванда - Страница 79

Они кружат по песку, и Ирли морщится. Лорелея знает, что у той онемела грудь и сейчас отдает дергающей болью в плечо. У нее самой кровь хлещет из разбитой брови и побаливают места ударов. Но это все не имеет значения. Лорелея совершенно спокойна.

Ирли снова атакует, и толпа взрывается восторгом. Это действительно красиво: так бросается на жертву хищная птица. Лорелея чувствует, что ярость Ирли достигла границ, и они сцепляются, осыпая друг друга молотящими ударами, а потом падают на землю.

Лорелея оказывается снизу, и Ирли ловит ее шею в захват. Тело пронзает адская боль, перед глазами вспыхивают крошечные ослепительные солнца. Ирли оплетает ее ногами, давит бедрами, это больно до стона, до хрипа пополам с кровью. Лорелея собирает все силы и переворачивается вместе с Ирли гш спину, падая на нее всем весом.

Ирли кричит. Это вопль безумной ненависти и отчаяния. Лорелея вонзает ей в грудину локоть, зная, чтовнутри сильного гибкого тела Ирли с хрустом трескаются ребра.

А потом Лорелея изворачивается и со всей силы бьет Ирли лбом в переносицу. Кровь брызгает ей в лицо, оседает росой на затоптанном песке. В следующую секунду кулак Лорелеи впечатывается Ирли в висок. Сердце гулко бьется в звенящей тишине, когда Лорелея смотрит на изуродованное лицо Ирли и на закатившиеся глаза.

Потом она медленно поднимается с песка, и ее накрывает шквал обожания, летящий от толпы. Лорелея даже не улыбается, нет никаких эмоций. Вон он — Дун Диар. Высокий, красивый, отбивающий ладони. Он смеется, глядя на нее. Сердце сладко замирает — это свобода. Теперь она уйдет с арены, уплывет в большой мир. Да, она будет принадлежать этому незнакомому человеку, но она сможет быть женщиной, сможет смеяться, гулять, радоваться, пить вино, у нее будет своя кровать и все, что есть у других людей. Она использовала свой шанс.

Лорелея спокойно смотрит, как двое охранников уносят тело Ирли. Неясно, жива та или нет. Вполне возможно, для нее тоже все кончилось. Или она может остаться инвалидом, потерять молодость, красоту и здоровье. Такие поединки часто заканчиваются и так, Лорелея навидалась тех, кто выжил после таких ударов. Душераздирающее зрелище.

Дун Диар ждет ее. Лорелея все еще смотрит, как уносят Ирли. Все тело разламывается от боли, тоже наверняка вывернуто плечо и сломаны ребра. Но Лорелею это не беспокоит. Она отворачивается и идет к Дун Диару.

Отворачивается так, словно с арены уносят не Ирли. Они росли вместе, они были, насколько возможно в таком месте, подругами. Некстати всплывает воспоминание: им лет шесть-семь, они объедаются в кладовке вареньем из грецких орехов. Перемазанная мордочка Ирли искрится весельем, черные глаза озорно блестят. Она торопливо облизывает пальцы и смеется. Их большая общая тайна. Сердце сжимается, почти останавливается от внезапной боли.

Но шанс был только для одной. Лорелея не могла его упустить. Дун Диар представляется и говорит ей, что ему нужен телохранитель. Что он готов внести братьям «залог». То есть — ее стоимость, если говорить, как есть. Но Дун Диар спрашивает, хочет ли Лорелея пойти с ним.

Лорелея коротко кивает. Знал бы Дун Диар, что она готова орать, как будто с нее содрали кожу, валяться у него в ногах, сосать его член, пить его мочу и вылизать его сапоги, только бы он не передумал и забрал ее отсюда.

Солнце слепит ей глаза, и она даже не может толком рассмотреть его лица. Но ей все равно. Она выиграла свою свободу. И цена не имеет значения.

Пробуждение было ужасным. Лорелея проснулась рывком, еще толком не протрезвев. Инстинкт выбросил ее из сна, и она подскочила на постели, судорожно соображая, где находится.

В камине тлели угли. Дикий спал рядом, обняв подушку, спиной к гостье. Лорелея смотрела на его мускулистые руки и широкие плечи, на рассыпавшиеся волосы, и ее, словно волной, накрыло пониманием того, что здесь произошло. Об этом же кричало все ее тело, особенно остро ощущалось все между ног.

Лорелея слетела с постели, сгребла в охапку свою одежду и сапоги, и, как была обнаженная, выскочила за дверь. Она бегом спускалась по ступеням, натягивая на ходу нижнюю рубашку и сюркотт. Выскочив в галерею, бросилась к своим комнатам. Надо было пройти мимо многих комнат, и навстречу ей уже попадались слуги и поднявшиеся спозаранку фении. Все они косились на нее, и Лорелея готова была сквозь пол провалиться от позора.

Влетев к себе в комнаты, она швырнула штаны и сапоги в угол, трясущимися руками достала из-под кровати горшок, и ее вырвало несколько раз подряд, едва не вывернув наизнанку. Ее колотило, словно в лихорадке. Скорчившись, Лорелея вцепилась в волосы обеими руками и беззвучно взвыла от невыносимого отвращения.

Она рыдала бесшумно, без слез, содрогаясь в конвульсиях, каталась по полу, словно от дикой боли. Стоило ей представить ненавистное ухмыляющееся лицо Дикого, как ее накрывало с новой силой.

Щенок, который крутился рядом, пытаясь привлечь внимание хозяйки, тоже жалобно заскулил, сунулся под руку. Его упитанное теплое тельце вдруг показалось Лорелее лекарством от боли. Она прижала к себе Хвата и уткнулась лицом в теплую шерсть. Песик завозился и принялся лизать ей лицо влажным шероховатым языком.

Лорелея замерла, сжавшись в комок. Единственное, что согревало ее, — теплое тельце и мокрый настойчивый язык. Постепенно стало легче.

Она поднялась с пола, взяла таз с холодной водой и тщательно вымылась. Потом переоделась и подошла к зеркалу, посмотрев в глаза своему отражению. Следов слез не было, хотя лицо немного опухло с похмелья.

Лорелея поджала губы. Хотелось спрятаться и закрыться у себя, но она знала, что рано или поздно придется выйти за дверь и встретить последствия своей слабости лицом к лицу. Она криво улыбнулась: это не худшее, что ей приходилось переносить. С этим она тоже справится.

Тут в дверь постучали.

— Да? — твердым голосом отозвалась Лорелея.

— Миледи, вас зовет к себе миледи Воронов, — донесся голос Ройле.

— Иду.

Миледи Воронов сидела в кресле, закутавшись в теплую шаль из овечьего пуха, и разбирала рукоделие. Лорелея подошла и села напротив, сложив руки на коленях.

— Не могу понять, куда запропастился моток серебристых ниток, — сказала миледи. — Ну да пусть его. Думаю, нитки и иголки тебя мало интересуют.

— Я не обучена вышивать, — пожала плечами Лорелея. — Рукоять меча моим рукам привычней иголки.

— Не женское это занятие, мечом махать.

Миледи откинулась на спинку кресла, в упор глядя холодными глазами на гостью.

— Каждому свою судьбу пряхи напряли, — сухо ответила Лорелея.

— Неплохо выглядишь. Только глаза злые, как у медведицы, поднятой зимой из берлоги, — усмехнулась миледи.

Лорелее вся кровь бросилась в лицо.

— Вы обещали мне достойное обращение и безопасность в вашем замке!

— Обещала. — В глазах миледи тоже загорелась злость. — Но я не могу водить тебя за руку, словно несмышленого ребенка. Я предупреждала, что Серые горы — плохое место и тут следует всегда быть настороже. А не пить, забывая себя.

— Ваш сын поступил подло! — вырвалось у Лорелеи. — Он воспользовался моей слабостью. Это недостойно лорда.

— Мой сын — последняя скотина, хуже кобеля весной, — спокойно ответила миледи Воронов. — Тебя об этом предупреждали. Ты задела его за причинное место, и надо было понимать, что он не уймется, пока не возьмет верх. А теперь ты пришла ко мне плакаться. Надо было держать себя в руках, а не вилять задницей.

— Я не…

Лорелея сама себя оборвала на полуслове. Оправдываться было невыносимо.

— Я понимаю тебя, — вдруг жестко сказала миледи Воронов. — Но ты сама себя поставила как сильного человека. Надо было держать себя в руках, не проявляя слабости.

— Уж кто бы говорил! — в бешенстве произнесла Лорелея. — Вы-то сами что себе позволяете? Думаете, никто не видит, как этот ваш тролль с башню ростом роняет на вас слюни?