Семь горных воронов - Алхимова Ванда - Страница 80

— Да, — улыбнулась миледи Воронов. — Но я могу себе позволить и тролля, и его слюни. А знаешь почему? — Она подалась вперед. — Потому что я — миледи Твердыни Воронов. У меня столько силы и власти, что я могу позволить себе слабость. Но ты, среди чужих, без поддержки и опоры, без имени и родины, ты — нет. Даю тебе бесплатный совет, который, как известно, дороже золота: пока не достигнешь цели, не позволяй себе слабости. Потому что мне никто не смеет посмотреть в глаза, и все сплетни застревают в глотках. А ты — всего лишь раздвинувшая ноги дура. И по уши в дерьме.

Лорелея вскочила на ноги. Ей с трудом удалость сдержать себя и не ударить миледи Воронов, чтобы сбить с ее красивого лица эту невыносимую ухмылку.

— Вы забываете, миледи, что я убивала людей за ничтожные проступки, — процедила она сквозь зубы. — А вы плюете мне в лицо.

— Эмоции, — усмехнулась миледи, не выказывая ни малейшей тревоги. — Тот, кто идет к своей цели, не может позволить себе жить эмоциями. Я много лет давилась своими эмоциями, блевала ими пополам с кровью. Теперь я могу позволить себе последние чувства, жалкие отблески молодости и счастья. Но ты себе эмоций позволить не можешь. Убей меня — и что?

Лорелея молчала, глядя на нее. Она закусила губу так, что кожа лопнула и потекла кровь.

— Эмоции могут позволить себе либо те, у кого ничего не осталось, либо те, у кого есть все, — сверкнула глазами миледи. — Я позабочусь, чтобы Гордый не узнал о твоей слабости. Но ты засунешь свои эмоции себе так глубоко в задницу, что тоже сможешь выблевать их через рот. Мне ни к чему резня в замке, и я не собираюсь из-за тебя менять свои планы. Дикий сидит на престоле Твердыни, и он останется там.

— Хорошо, — сквозь зубы ответила Лорелея, сглатывая солоноватую кровь. В эту минуту она одинаково ненавидела их всех троих: миледи, Гордого и Дикого. Перед глазами вставала пыточная, где она заставляет их обливаться кровью и визжать, срывая голос. Но пока в пыточной визжала она, пусть и беззвучно.

— Вечером ты придешь ко мне на совет, — произнесла миледи. — Там будут оба. И ты не проявишь никаких эмоций. Что бы ни позволял себе Дикий. Осадить его — моя воля, но не твоя.

— Хорошо, — кивнула Лорелея, а потом повернулась и пошла прочь, едва видя из-за повисшей перед глазами багровой пелены, куда направляется.

Отдернув занавесь на двери, Лорелея увидела Ройле. Он тихо стоял там, хмурясь и внимательно глядя на нее. Лорелея поняла, что он все слышал и находился тут весь их разговор. В глазах Ройле она увидела опасное выражение. Тогда Лорелея остановилась и с вызовом посмотрела на него. Взгляд Ройле стал равнодушным. Его волновала только миледи Воронов. Лорелея прошла мимо, едва не задев его плечом.

Против ее ожидания, никто не шептался у нее за спиной, и внимания ей уделяли столько же, сколько и всегда: то есть почти нисколько. За обедом Дикого не было на его месте, и по пути обратно он тоже не попался. Лорелея запретила себе думать о том, что было. Помогал Хват с его забавными ужимками и обожанием в глупых щенячьих глазах. Она поневоле отвлекалась на его возню и заискивания.

Вечером Лорелея пошла к миледи, прихватив Хвата с собой. Когда она откинула в сторону занавесь, Хват вдруг обнажил маленькие зубки и зарычал. Взгляд его темных глазенок так и впился в Дикого, который сидел за столом, по обыкновению развалившись на стуле, и ковырял в зубах лучинкой.

При виде Лорелеи он гнусно ухмыльнулся и подмигнул. Лорелея шикнула на щенка, проигнорировала ухмылку, спокойно подошла к месту рядом с миледи и опустилась за стол. Хват прижался к ее ноге. По его виду было понятно, что Дикому он не доверял и намеревался за ним присматривать. Гордый сидел с отсутствующим видом и рассматривал столешницу, миледи Воронов куталась в свою шаль, а Ройле маячил в нескольких шагах за ее креслом смутной тенью.

— Итак, зима подошла к середине. Через три дня наступит Оймелк, и пора подумать о весне и о Бресе, — сказала миледи Воронов, глядя то на Лорелею, то на Гордого.

Последний вскинул голову и спросил:

— Ну и что ты думаешь о Бресе? Тут все равно только твои мысли имеют значение.

— Думаю, что кому-то придется перейти горы и спуститься к Стылому морю, — глядя ему в глаза, сказала мать.

— Это не простая прогулка, — вмешался Дикий. — И что ты хочешь найти у Стылого моря?

— Хлеб, — бросила в ответ миледи. — Сенхинолы — хорошие землепашцы. У них много зерна, много картофеля и гречихи.

— Но до этого всего еще надо добраться. А потом еще и договориться с этими тупыми упрямыми баранами, — проворчал Дикий. — Не зря говорят, что сенхинолу надо трижды повторить одно и то же, и тогда он догадается, что дело касается его, и спросит, что тебе нужно.

— Вот поэтому туда пойдешь ты, — кивнула миледи Гордому, который уставился на нее во все глаза. — Через две недели ударит оттепель, снег сойдет с перевалов, и можно будет пробраться. Я дам тебе людей, и ты перейдешь горы. Спустишься в долины и договоришься, чтобы сенхинолы продали нам зерна.

— Но я ничего не знаю ни про зерно, ни про сенхинолов! — воскликнул Гордый. — Я ратоборец, а не купец!

— Зато ты жил в столице и умеешь говорить с влиятельными людьми, знаешь, как держать себя с достоинством, — возразила миледи. — Ты выглядишь как настоящий лорд. Такой и нужен. И еще ты способен владеть собой, обладаешь терпением и дисциплиной, а и того, и другого тебе понадобится очень много. Сейчас у меня нет никого, кроме тебя, кому бы я могла доверить это дело. Так что ты и Лорелея отправитесь через горы, как только опустится снег.

— Она?!

— Я?!

Восклицания вырвались у обоих названных одновременно.

Дикий перестал ухмыляться, и его лицо покраснело. Он набычился и возразил, глядя на мать тяжелым темным взглядом:

— А ей туда зачем?

— Затем, что кто-то должен вовремя закрыть ему спину и дать разумный совет, а кроме нее сейчас на это никто не годится, — властно ответила миледи.

— Но она может сбежать, а она нужна нам в войне с Бресом, — не желал отступать Дикий.

Глаза его горели нехорошим огнем, вся фигура подобралась. Ройле неслышно продвинулся вперед, оказавшись сразу за креслом своей госпожи.

— Не сбежит, — усмехнулась миледи Воронов, глядя на сына, как на глупое животное. — Ее никто нигде не ждет, кроме заплечных дел мастеров Бреса. А я обещала замок и земли. Она не сбежит. А если вдруг и сбежит, — теперь уже холодные глаза миледи смотрели на Лорелею, — невелика потеря. Одним воином войну не выиграешь, а она уже рассказала нам о Бресе все, что можно.

— Но все равно нельзя ее…

— Закрой. Свой. Рот, — раздельно и медленно перебила сына миледи.

Наступила звенящая тишина. Дикий пошел пятнами, ногти его глубоко ушли в мякоть ладони. Гордый смотрел в столешницу. Лорелея — на миледи. Ройле — на Дикого.

— Итак, с этим все, — произнесла в тишине миледи и гибко поднялась с кресла. — А ты, лорд Твердыни, завтра поедешь по горным замкам, смотреть воинов и собирать войско.

Брес убедился, что его побитое войско в безопасности, и распорядился, чтобы командиры развели воинов отдыхать по ближайшим деревням. Оставив Брандона с войском, король Лугайда с небольшой охраной поехал в Тамврот, отправив вперед гонца с плохими вестями. В сопровождении всего двадцати воинов он гнал коней в захваченную столицу.

Возвращение было нерадостным, а разграбленный, переживший осаду и пожар город выглядел угрюмо и убого. Брайен по приказу Бреса ввел комендантский час, и на улицах не было ни одной живой души. Только изредка тишину нарушали тяжелые шаги лугайдийских патрулей, да на площадях раскачивались на ветру трупы висельников.

Брес добрался до дворца глубокой ночью, но Брайен не спал, ожидая его. Не ответив на приветствие, Брес отправился в свои покои: привести себя в порядок с дороги и перекусить. Уже перед рассветом он прислал за Брайеном оруженосца, чтобы позвать родича к себе.