Первое танго в Париже: Привилегия для Эдисона - Павлова Мария Юрьевна - Страница 8

Павел раскрыл ладонь, медальон желтым пятнышком мирно покоился в его теплой руке. И эта вещица есть доказательство того, что связь времен не прерывается! Что судьба предков каким-то непостижимым образом продолжается в судьбе потомков — только чаще всего они об этом не подозревают и не знают, какие причуды фортуны являются ответом на поступки тех, чья кровь заставляет биться их сердца…

— Павлик, убери, пожалуйста, медальон! — требовательным шепотом прервала Маша его размышления. — Еще заметит кто-нибудь!

— А что сделает нам этот «кто-нибудь»? Разве в самолетах запрещено разглядывать старинные медальоны?

— Просто убери, и все! Мы уже садимся. И внимательно смотри по сторонам.

— Не бойся, Маша, я с тобой! Уж не разминемся…

В аэропорту имени Шарля де Голля в толпе встречающих мелькнула фигура молодого человека с плакатиком «Salue! Masha et Pasha Edisones!». «Новый водитель Милы?» — подумал Павел.

— Потрясающее непостоянство! — удивленно заметил он, обращая Машино внимание на молодого человека. — В Египте у Милы был водитель по имени Тэд, я его запомнил. Э-э-э… не думал, что Мила его уволит…

— А почему Мила не должна была его увольнять? — живо среагировала Маша, высматривая их чемоданы на движущейся ленте.

— Ну, раз уволила, значит, должна была. Я еще тогда подумал, что Гена приревнует его, и вот… поди ж ты, другой водитель!

— Бон жур! — поздоровался с ними «новенький» и сделал приглашающий жест рукой в сторону выхода из терминала.

По дороге Рене, так его звали, коротко рассказал историю своего появления в штате Милы Сандлер, владелицы крупного турбюро. Месяц назад он влип в потасовку в кафешке. Был суд, и Рене получил два месяца тюрьмы, смешно сказать за что… За то, что не ударил Милу, отвесив пару хороших тумаков Геннадию. Судья — женщина — усмотрела в этом «предпочтении» сегрегацию по половому признаку. Мила долго смеялась и в конце концов под залог вытащила бедного Рене — джентльмена, пострадавшего из-за моды на равенство полов. Тэд, прежний водитель, стал личным телохранителем Милы.

— О! Узнаю почерк! Именно так и должна была поступить Мила!

— Что это ты узнаешь? — подозрительно спросила Маша. Спросила автоматически, оглядываясь по сторонам и впитывая новые впечатления. Павел спохватился. Не слишком ли непосредственно выражает он свои эмоции? Еще не хватало им в этой поездке сгустить новые тучки над своими головами. И благоразумно вырулил:

— Тут все как надо. Все правильно — Мила не должна совершать необдуманных поступков. Она предприимчивая и прозорливая.

И оба расхохотались. Павел, вынув шоколадный батончик «Нестле», купленный еще в России, перевел для Рене рекламную надпись на обертке: «Хранить в месте, недоступном для женщин». Слоган на батончике гласил: «Онли фо мен!» На этот раз расхохотался Рене: «Да за такое у нас судья, наверное, шесть месяцев тюрьмы влепил бы!»

Вот и прибыли. Баржа «Ковчег». К берегу Сены прилепилось множество плавучих домиков. Смотрелись они удивительно уютно — все эти старые кораблики, понтоны… Аккуратные сходни, забавные и романтические названия. «Ковчег» гостеприимно распахнул свои двери перед прибывшими. Рене отошел в сторону, пропуская паломников внутрь.

— Привет, ребята! — возникли на пороге хозяева.

После взаимных объятий и непременного душа компания расположилась за столом в просторном зале с прекрасным видом на реку. Небольшой буксир коротко гуднул, предупреждая встречные лодки, и неторопливо продолжил свой путь, толкая впереди себя баржу с контейнерами. Супруги пребывали в умиротворенном настроении и жадно вертели головами по сторонам.

— Вечером здесь, наверное, красиво? — спросил Павел, не в силах сдержать эмоций. — А на улицах? А у Тур-д-Эфель? Господи, как я мечтал побывать в Париже, да вот только все не складывалось. Но уж теперь!.. — Павел порывисто обнял и прижал к себе Машу.

Мила улыбнулась мужу, и тот невольно потянулся к ней, отражая душевный порыв своих визави.

— Давайте-ка поподробнее о вашем сюрпризе, — улыбнулась Мила, высвобождаясь из ласковых объятий. — Генка, потерпи! Сначала о деле. — Мила приняла серьезный вид и поправила прическу. Тоненько звякнул браслет на ее загорелом запястье. Она обвела присутствующих выразительным взглядом. — Я хочу знать, что и как! Все же семейные реликвии! Не так уж часто они попадают в руки наследников! А на Париж еще насмотритесь! Он никуда не денется!

Маша и Павел, перебивая друг друга, начали излагать все с самого начала.

Гена перестал обнимать жену, но держал ее за руку, теребя пальчики. Мила руку не отнимала. После того как Павел и Маша умолкли, она помолчала несколько минут, потом на ее лице отразилось что-то вроде прозрения.

— Так… все верно… — Мила встала и вышла из гостиной. Вернулась она вместе с Рене. — Вот, знакомьтесь, Рене Дестен, племянник известного французского коллекционера. Ты говорил с дядей?

— Уй! Да!

— Вот! Завтра вы поедете к мсье Дестену и все ему расскажете. Рене вас проводит! Так?

Рене кивнул.

Павел и Маша замерли. Вот это да! Неужели события уже начали разворачиваться? Или они начали разворачиваться тогда, когда Маша решила разобрать хлам на антресолях?

Дядюшка Дестен оказался милым галантным старичком. Он принимал русских гостей в своем доме в Буа-Коломб и первым делом показал им сад, разбитый со вкусом, но не потерявший природной естественности. Затем хозяин оставил супругов одних и отправился изучать старинные записи.

— Паш, — спросила Маша, когда они побрели дальше по дорожке, окаймленной зеленым подстриженным газоном. Слабо пахли цветы в расставленных по обе стороны дорожки вазонах. Позднее, в начале сумерек, они начнут источать свой чувственный аромат. — Почему, как ты думаешь, Рене работает простым водителем у Милы, если у него дядя такой богатый? Смотри, какой у него дом, а территория вокруг? Целое поместье!

— Пусть медальон будет у тебя, — нелогично ответил Павел и надел на Машину шею украшение. — А тебе очень идет! Вот так, хорошо… — Для убедительности он провел пальцем по цепочке и задержал его возле ключицы. — А по поводу Рене, Маш, у них тут совсем другой уклад жизни. Дядя не обязан обеспечивать совершеннолетнего Рене средствами к существованию. Это у нас в России патриархальные отношения между родственниками. А тут не так.

— Как-то непривычно все это, — пожала плечами Маша и прильнула к мужнину плечу. Павел взял ее лицо в свои ладони и поцеловал. Глаза Маши сами закрылись, лишь только его губы коснулись ее губ.

— Париж! Как много в этом звуке для сердца русского слилось!.. — с чувством произнес Павел, подхватил Машу в объятия и закружил по садовой дорожке. Маша откинула голову и засмеялась…

— Смотри, вольеры! — Павел увлек Машу к ограждению в углу парка, и они остановились, пораженные. За ажурной проволочной сеткой паслись лошади.

— Ой, какие красивые! — не сдержала восхищения Маша.

— Ты стройна, как кобылица в колеснице фараона, — вознесся Павел к высокому библейскому строю мыслей.

— И правда, Паш, не зря лошади считаются самыми красивыми животными… И глаза у них красивые, у них и у коров. Вон у Гомера, что ни красавица — так волоокая…

В глубине аллеи показался мсье Дестен:

— Мон шер Мари, мсье Павел… — Он сделал приглашающий жест в сторону особняка.

На баржу «Ковчег» супруги возвратились уже за полночь, отужинав в гостеприимном доме старика Дестена. Рене, любезно попрощавшись, тут же укатил домой, доставив Машу с Павлом до места.

Маша уселась в кресло и откинулась на спинку, переводя дух от обилия впечатлений.

— В первый же день — и столько всего.

— Ты устала? — Павел снял Машину сумку с подлокотника кресла, намереваясь присесть рядом. И удивленно уставился в вырез Машиного платья.

— Что такое? — Маша провела рукой по шее, готовясь ощутить тяжелую округлость согретого ее телом металла. Но рука скользнула по гладкой коже. Глаза ее округлились, но Маша быстро взяла себя в руки, и мысль ее заработала.