Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine - Страница 104

Вернер обнаружит пропажу обручального кольца? Что он сделает? Может быть, стоит обвинить докторшу в краже? Но Анн-Франсин отказалась от этой мысли сразу же — ни в коем случае нельзя рисковать! Доктор Крюгер расскажет, что она пыталась убить сына, и, пусть у нее не будет доказательств, кто-нибудь может ей поверить. А если Вернер поверит? Нет, нет. Она просто скажет, что она отдала кольцо в чистку… или… ах да, у нее просто отекли пальцы. Потом она закажет у Картье такое же кольцо, и все будет в порядке.

На этом все и кончилось. Больше Анн-Франсин почти не видела своего сына. Он рос здоровым, жизнерадостным и очень красивым ребенком, и все домочадцы в нем души не чаяли. И граф де Сен-Брийен, и Лоренц Ромингер обожали внука. Отто превратил роскошный особняк своего отца в огромную игровую площадку. К сожалению, Вернер не стал стараться проводить больше времени с детьми. Няни, которых он нанимал для дочери и сына, становились все более молодыми и привлекательными. На мать Отто никак не реагировал, он ее попросту не замечал, она была для него никем, он понятия не имел о смертельной тайне, которую они делили. Никто ему не сказал, что вот это твоя мама, да он и не знал, что такое «мама». Она никогда не играла и не разговаривала с ним, не брала его на руки, вообще не приближалась ближе, чем на несколько метров. Дети росли, окруженные роскошью и платной заботой, но лишенные родителей и их любви. Вернер так редко бывал дома! Он делал для детей все, что велело ему чувство долга. Но он ничего не знал о них, он их не понимал, ему было скучно с ними. Его любовь была очень абстрактной и условной. Отто он принял по-настоящему, только получив из лаборатории клиники, где сын родился, результаты тестов крови и геномной дактилоскопии, которые подтвердили, что вероятность отцовства Вернера составляет 99.99 %. Если бы оказалось, что ребенок рожден от Лафорнье или кого-либо другого, банкир нашел бы способ избавиться от него.

Когда сыну исполнилось четыре года, Вернер отправил его в престижную школу. Дома Отто появлялся все реже, даже во время каникул. В одиннадцать он подслушал разговор между слугами, в котором они сплетничали о хозяевах, и узнал обстоятельства своего рождения. В шестнадцать, едва окончив школу, он ушел из дома навсегда.

[1] Один из самых роскошных ресторанов Женевы

[2] Фешенебельный пригород Женевы на берегу озера

[3] Район красных фонарей в Женеве

[4] Chaumet — французская марка часов и ювелирных украшений luxury-класса. Основана в начале XIX века Мари-Этьеном Нито, который стал придворным ювелиром Наполеона Бонапарта и делал украшения для Жозефины и для императрицы Марии-Луизы.

[5] (фр. parure — убор, украшение) — набор ювелирных украшений, выполненных в едином стиле. Полная парюра включает в себя, как минимум, ожерелье, диадему, серьги и кольцо.

Париж, 1985

Бесснежная мрачная погода вовсе не портила Париж перед рождеством 1985 года. Традиционная изумительная иллюминация на Елисейских Полях заставляла забывать о холодном дожде и пронизывающем ветре, в Галери Лафайетт была рождественская распродажа, на улицах пахло марципаном, шоколадом и глинтвейном.

Черная БМВ-318 со швейцарскими номерами въехала в город накануне сочельника. Какое-то время водитель плутал по южным предместьям, потом остановился и спросил дорогу в центр города.

Наконец-то он съехал с Периферик. Теперь уже недалеко. Отто Ромингер терпеть не мог водить машину в Париже. Он привык к швейцарскому аккуратному и законопослушному вождению, и его бесила эта дикая манера — резкие разгоны и торможения, сумасшедшие прыжки из ряда в ряд, подрезания, гудки по поводу и без повода и демонстрация среднего пальца соседям по потоку. Тем не менее, когда он добрался до дома сестры, он уже ехал как заправский парижанин — к чему переть против течения, только время и нервы тратить. Тем более что водительского мастерства у него хватало для любого стиля вождения, даже самого хамского и агрессивного.

Бульвар Сент-Доминик оказался совсем рядом с Пляс Этуаль. Отто кое-как нашел крошечное пространство для парковки, миллиметруясь, втиснул туда машину и осмотрел старый, солидный, недавно отремонтированный восьмиэтажный дом. Он знал от отца, что Джулиане принадлежит пентхаус, то есть квартира на верхнем этаже. Зная сестру, чему тут удивляться — она, разумеется, выбрала дорогой район, дорогой дом и самые дорогие апартаменты. Тем более что платил за все папа, и он не ограничивал ее в средствах. Отто вошел в подъезд, спросил у консьержки, как попасть к м-ль Ромингер, и на отдельном лифте поднялся наверх.

Он вовсе не был в восторге от этого идиотского поручения. Отцу, видите ли, хотелось передать девочке подарок к Рождеству, а заодно проинспектировать, как она жива-здорова, и какая часть мужского населения славного города Парижа уже перебывала в ее постели. Конечно, о таком Вернер не упоминал, но это подразумевалось. Отто действительно не хотел вникать в сестрины дела, точнее в ее неврозы, заморочки и проблемы. Он хорошо относился к ней, честное слово… но — на расстоянии.

К сожалению, отец случайно узнал, что Отто собирается провести рождество с Рэчел в Париже, и было бы совсем некрасиво отказать ему в невинной просьбе — заехать к сестре и передать ей пустячок — серьги от Бушерон. Ну и ладно, он просто отдаст ей коробочку, поцелует в щечку и отвалит. Ему, слава Богу, есть чем еще заняться в этом городе.

Дверь открыла роскошная, совершенно голая брюнетка. Отто на секунду растерялся, и она улыбнулась, заметив, что он рассматривает ее тело.

— Мне повернуться? Чтобы ты мог рассмотреть все остальное?

Он взмолился:

— Только не говори мне, что я не туда попал.

— Отчего же. Ты ведь — маленький братишка нашей Джулианы? Проходи, раздевайся.

— Прямо-таки раздеваться? — уточнил Отто с усмешкой.

— Ну, в меру твоей личной испорченности, конечно. А Жюли не говорила мне, что ее брат — такой красавчик. И что — тебе нравится то, что ты видишь?

— Очень даже, — Отто одобрительно оглядел ее стройное тело. Действительно, очень хороша. Он завелся с полоборота.

— У меня невыгодная позиция, — пожаловалась девушка. — Ты видишь все, а я — ничего.

— Да ну?

— Почему бы и тебе не показать товар лицом? Или каким-нибудь другим местом?

— А ты кто вообще? — Отто с трудом заставил свой взгляд вернуться на лицо брюнетки.

— Кристелль Обэн, очень приятно. Я подруга Жюли.

— Так-так-так, — знакомый хрипловатый голос прозвучал слева, оба повернули голову. Джулиана стояла на пороге комнаты, на ее губах играла легкая улыбка. — Кто к нам пришел.

Джулиана была одета чуть обильнее, чем Кристелль. Очень стройная и очень красивая блондинка почему-то считала свою природную красоту недостаточной, и ее иногда слегка заносило. Сейчас она тоже была совсем голая, если не считать кое-каких безделушек. Два золотых колечка с бриллиантами, продетых в соски. Нда, сестра развлекается на всю катушку. Наверное, серьги ей покажутся слишком заурядным подарком. Отто оглядел ее и усмехнулся:

— Ах какая ты стала большая, детка.

Сестра так и выросла с разными глазами — ее левый глаз был изумрудно-зеленый, как у отца, правый остался серым. Ее смотрели ведущие офтальмологи мира, но никто ничего не смог сделать — оба глаза были совершенно здоровы, видели превосходно, но так и оставались разными. Проблему решили контактные линзы, которые Джулиана носила с тринадцати лет — теперь оба глаза у нее были зеленые, как у Вернера.

Кристелль сказала:

— Пожалуй, я пойду и сварю кофе. Жюли, будь вежлива, ладно?

— Если она будет вежлива, я точно решу, что не туда попал, — хмыкнул Отто.

Кристелль говорила так, что было ясно, что она — настоящая парижанка. И у Джулианы было почти такое же произношение, за полгода в Париже она почти избавилась от швейцарского акцента. Отто свободно говорил по-французски, потому что вырос в западной части Швейцарии, но это было несколько другое, чем тот язык, на котором говорили обе девушки, и, когда Кристелль вышла, он с облегчением перешел на швитцер.