Волк в капкане (СИ) - Lehmann Sandrine - Страница 92

— Я не имею права тебя останавливать, но все же мне кажется, что у тебя не все дома. Или ты выбрал такой мазохистский способ самоубийства?

Отто засмеялся через силу:

— Все будет нормально, Кински. Не дрейфь. Я на полчасика.

Все формальности были соблюдены, бумажки подписаны, и Отто прошел в бокс, где стояла его черно-серебристая Хонда — предмет восхищения и зависти всего местного трудового коллектива. Отто понадобилось начать очень прилично зарабатывать, чтобы позволить себе такой байк. Парни Кински свое дело знали — Харрикейн просто сверкал, будто только что сошел с конвейера. Ставя байк на прикол в начале октября, Отто оплатил полное техобслуживание. Он взял шлем с вешалки на стене, надел и уселся в седло. Вниз по пандусу, через ворота в темный, дождливый ноябрьский вечер.

Всю нелепость своей эскапады он почувствовал, не успев еще отъехать от ворот пятисот метров. На скорости 50 км/ч ветер пронизывал, дождь заливал стекло шлема и больно хлестал по незащищенным пальцам, сжимающим руль. Ледяной встречный ветер через промокшую от дождя тонкую одежду резал похлеще ножа. Идиотизм. Но он не повернул назад. Он ехал прочь из города, на автобан.

Он сделает то, что решил. Но Бог видит, как он не хочет с ней расставаться! Он мог бы остаться с ней. Это было бы так здорово! Она, как ни крути, при всей ее неопытности, лучшая любовница, которая у него когда-либо была. Опыт в этом деле — еще не все. Они и вправду идеально подходили друг другу. Как ключ и замок, вспомнил он. Как гнездо мама и штекер папа. Они подходили друг в другу и в постели, и вне ее. Ему никогда еще не было так интересно просто проводить время с девушкой. И он ни разу еще не встречал такой, которая была бы не глупее его. А Рене, несмотря на свою молодость, именно такая. Это сочетание красоты, ума и сексуальности в девятнадцатилетней девочке просто сводило с ума, было совершенно неотразимым для него. А то, что она его так сильно любила, делало ее втройне опасной. Если позволить событиям развиваться естественным путем, не успеет кончиться декабрь, а они уже съедутся, будут жить вместе — он правильно сказал Ноэлю, что при таком накале страстей невозможно просто продолжать «встречаться». А там уже и до свадьбы — рукой подать. А ведь она этого и хотела. Сама говорила. На какой-то невозможный миг, уже вырвавшись из города и летя по автобану, он вдруг подумал — почему бы и нет? Жениться на Рене. Спать с ней всегда. Жить вместе. В богатстве и бедности, здоровье и болезни, в счастье и в горе.

Он же все равно женится рано или поздно. Только он полагал, что это будет не раньше, чем лет в тридцать. Он к тому времени как следует нагуляется, приобретет большой жизненный опыт, научится достаточно хорошо разбираться в людях и сделает правильный, разумный выбор, не повторит ошибку своих родителей. У него будет хорошая жена, и он вместе с ней сможет дать своим детям такое детство, какое и должно быть у любого ребенка. Сейчас он к этому не готов. Сейчас за него думают гормоны, эмоции и влечение. Разум молчит. Значит, надо взять себя в руки и начать соображать… Женитьба сейчас, в 21 год? На девятнадцатилетней девчонке?

Заманчиво…

Тут же его живое воображение услужливо нарисовало ему картинку. Его отец и мать, в роскошной столовой 17 века, сидящие друг напротив друга за нелепо длинным обеденным столом. Когда он смотрит на нее — в его глазах презрение и ненависть. Когда она смотрит на него — в ее взгляде холод и страх. Говоря пошлым возвышенным языком — вот две жизни, отравленные взаимной ненавистью. У этих двоих было все, чтобы быть счастливыми, и они были бы, не окажись женаты друг на друге. И их взаимная ненависть отравляет все вокруг — ее последствия продолжает пожинать уже второе поколение. Сначала он, Отто, едва окончив школу, ушел из дома. Именно ушел сам, сколько бы он ни рассказывал при этом про лыжи и стипендию. И еще очень большой вопрос, если бы он и сестра жили в нормальной семье, где была бы любовь, стали бы они тем, чем стали? В шестнадцать он слился из этого дурдома, причем так, чтобы расстояние между ним и семьей было 200 километров. А потом — сестра. Джулиана сочла необходимым вести себя так, чтобы мать вышвырнула ее прочь, как блохастого щенка, потому что ей нужно было, чтобы у отца при этом возникло чувство вины. Именно тогда холодная ненависть между родителями перешла в фазу активных военных действий. Отто жалел, что он в то время уже жил в Цюрихе и никак не помог сгладить углы. Он с детства выступал в собственной семье миротворцем, не подкачал бы, наверное, и в этот раз. Но его не было, и произошло то, что произошло — его отец, которому тогда было всего 44 года, перенес первый инфаркт. Едва оклемавшись, еще в клинике, он позвал своего адвоката и велел ему сделать так, чтобы к моменту его возвращения домой и духу его жены там не было. Потом поостыл и решил, что женщина, с которой он как-никак прожил 20 лет, и которая родила ему двоих детей, все-таки заслуживает немного другого отношения. Цивилизованный развод, раздел имущества, щедрое содержание. Но именно тогда одна из отцовых любовниц начала очень активно хотеть за него замуж, и он временно отказался от идеи развода. А потом ему, как всегда, стало некогда, недосуг, а мать тем более не заикалась о разводе — кто же откажется от роли жены одного из богатейших людей Швейцарии?

Отто вспомнил, как приезжал к отцу в клинику. Это было, разумеется, одно из тех самых эксклюзивных и несообразно дорогих лечебных учреждений, какие только есть в Европе. Пациенты на тот момент, помимо отца — катарский нефтяной магнат, председатель правления (он же — владелец контрольного пакета акций) богатейшего голландского концерна, правитель одной из стран соцлагеря (наверняка потративший на лечение в этой клинике весь годовой бюджет своей страны) и одна из самых преуспевающих голливудских звезд. Отец занимал там шикарные 4-комнатные апартаменты (язык не поворачивался назвать их палатой) метров в 200 площадью — Отто никак не мог взять в толк, зачем ему такие. Они гуляли в саду клиники. Был апрель, горы вокруг еще сияли снегом, а здесь цвел жасмин. Отто тогда задал отцу вопрос, который интересовал его уже довольно давно, с тех пор, как он понял, какие отношения между его родителями:

— Зачем ты на ней женился?

Отто уже спрашивал его как-то раз, лет, наверное, в 12. Тогда отец как-то ушел от темы — он всегда был скрытным в отношении своей личной жизни (Отто это у него унаследовал). Но на этот раз он ответил с циничной усмешкой:

— Так бывает, когда мужчина думает не головой, а головкой.

Видимо, счел 18-летнего сына достаточно взрослым для честного ответа. Отто понял сообщение — очевидно, отец хотел с ней спать, а получить дочь разорившегося аристократа иначе, чем через брак, было невозможно. Сейчас и в его жизни происходит то же самое. С той разницей, что он уже почти месяц спит с девушкой, которую он так сильно хочет, что не может насытиться. Сейчас, конечно, не шестидесятые годы на дворе, и Рене не дочь графа. Но в остальном все то же самое, и думает он при этом тоже уж точно не головой.

Он позволял себе слишком долго плыть по течению. И довел дело до такого состояния, когда расставание с ней представляется ему чем-то невыносимым, будто резать по живому, ампутация без анестезии, черт знает что. Но надо делать что решил — сейчас, иначе будет слишком поздно. Пусть больно. Волк, попавшийся в капкан, иногда, чтобы спастись, отгрызает себе лапу. Это больно, но волк выживает, не истекает кровью. И он, Отто, тоже выживет. А страдать потом по капкану — это уж вовсе ни в какие ворота не лезет.

Он, видимо, слишком сильно нажал на газ — байк вскинулся на дыбы на мокром асфальте, и Отто едва смог выровнять его. Черт, на четверть секунды позже — и перевернулся бы. А скорость уже огромная. Рукой подать до нелепой смерти в дурацкой аварии. Как ни паршиво ему было, умирать не хотелось совершенно. Отто Ромингер всегда был очень жизнелюбивым человеком. Он преодолеет любую депрессию. И выполнит свое пусть подлое, пусть тяжелое, но единственно правильное решение.