Мой (не)любимый дракон (СИ) - Чернованова Валерия М. - Страница 6

— А что я? — Мабли пошарила рукой в кармашке накрахмаленного до хруста передника и извлекла на свет божий миниатюрный пузырёк тёмного стекла. Вытряхнула на ладонь горошину густой, как крем, зеленоватой субстанции с резким травяным запахом и, едва касаясь моего лица, осторожно распределила бальзам по щеке. Не забыла пройтись и по синякам на плечах и шее, оставленных жёсткими пальцами Крейна. — Это эррол Хордис у нас кудесник. Я всего лишь выполняю его распоряжение.

— Спасибо за то, что выпустила вчера Снежка. И Скаль… Его Великолепие предупредила. Если бы не ты…

Глаза снова предательски защипало. Я покрепче обняла кьёрда — своего главного защитника и утешителя. Лучшего мужчину в моей жизни. Поняв, что сейчас его будут тискать, Снежок воспротивился такой перспективе. Вырвался из моих рук и с самым независимым видом перебрался к изножью кровати, чтобы улечься в гордом одиночестве в складках одеяла.

Подбросив поленьев и позволив бутонам пламени, как в цветниках, раскрыться в каменных недрах каминов, Мабли отправилась в купальню нагревать воду с помощью артефактов. А я ещё немного полежала, чувствуя, как от чудо-мази слегка пощипывает кожу, и надеясь, что в добавок ко всему прочему не покроюсь пятнами.

Не хочу ещё и своим видом поднимать настроение Её чёртовому Сиятельству.

— Может, принести завтрак в комнату? — часом позже, заплетая мои волосы в толстые косы, предложила Мабли. С ловкостью, достойной фокусника, закрутила их на манер улиточного панциря, спрятав под косами мои уши, а сами «панцири» уложила под усыпанные жемчугом сетки.

Пока девушка возилась с причёской, я флегматично разглядывала своё отражение. Хордис не обманул, отёк спал почти мгновенно, и прямо у меня на глазах кожа приобретала свой прежний оттенок — становилась по-аристократически бледной, если не считать лёгкого румянца на щеках.

О таких, как Фьярра, говорят кровь с молоком.

Синяки на шее тоже поблекли, только веки по-прежнему оставались припухшими, откровенно свидетельствуя о том, чем я занималась всю прошлую ночь.

— Ну так что, лучше сюда принесу? — Закончив с причёской, Мабли придвинула ко мне шкатулки с украшениями.

— Нет, позавтракаю со всеми.

Зачарованную булавку я прицепила к платью, как только его надела. Пусть брошка не сочеталась цветом с малахитовым нарядом, но я теперь без антипривязки ни шагу. Если понадобится, впаяю её в себя.

Чтобы было легче выпаять из сердца тальдена.

Кстати, об этой нечисти. Не успела вспомнить о Герхильде (можно подумать, я о нём забывала…), как дверь в спальню, после короткого, показательно небрежного стука распахнулась, явив моему мрачному взору Его Лицемерность. Просканировав меня пристально-холодным взглядом, от макушки до кончиков пальцев, от чего по телу забегали мурашки, дракон попросил Мабли оставить нас тет-а-тет.

Служанка повиновалась, хоть и без особой радости. Поклонилась и бесшумно выскользнула за дверь.

А я даже не шелохнулась. Не поднялась, чтобы поприветствовать вельможного жениха реверансом. Сидела, прямая и напряжённая. Смотрела на Герхильда, а видела перед собой комнату, утопавшую в золоте свечей, и двух страстно целующихся любовников. Слышала, как распадается крошевом под нами камень пола.

Расползается смертельной раной, щерится острыми сколами, и я оказываюсь на одной стороне пропасти.

А тальден на другой.

Сложно сказать, сколько так просидела — заледеневшая, словно сосулька на краешке карниза, обдуваемая студёным ветром, непонятно откуда взявшимся в жарко натопленной комнате.

А всё Герхильд. Это он принёс стужу в мою жизнь. Сначала заморозил мне сердце, теперь явился испытывать на прочность льдину у меня в груди, а заодно и мои нервы. Мне так и виделось, как Его Великолепие замахивается кувалдой, чтобы разбить вдребезги этот уже ни на что негодный, атрофированный орган.

Тальден молча ощупывал меня взглядом: лицо, застывшее венецианской маской. Замершую изваянием фигуру. И в упор не замечал или не желал замечать молнии в моих глазах.

Я сдалась первой, не выдержав пытки молчанием.

— Ваше Великолепие, — сказала, как выплюнула, — у вас появилась скверная привычка неожиданно здесь появляться, без спроса врываться в мою спальню.

Кажется, Его драное Драконство рассчитывал на более радушный приём. Сначала дёрнул бровями, выказывая удивление, потом нахмурился, проявляя недовольство.

Смотрите-ка, оказывается, Наша Венценосность ещё и недовольна! Пусть скажет спасибо, что встретила его просто прохладно, а не огрела по темечку раскалённой кочергой, как он того заслуживает. Или не долбанула по причинному месту всё той же полезной в хозяйстве утварью. Чтобы по ночам спал, как все нормальные люди, а не с этой… тоже спал.

На душе снова скребли кьёрды.

— Я не врывался, просто вошёл, — в голосе рассыпалась ледяная крошка. Видать, не привык к подобным приёмам.

— А если бы я была голой?

— Ну вы же не голая.

Вот она, мужская логика.

— Что с вашими глазами? — Несколько почти неразличимых шагов, приглушаемых густым ворсом ковров — будто хищник крадётся, а потом замирает, чтобы в следующий момент наброситься и растерзать.

— Соринка попала.

Хотя, судя по тому, что упорно демонстрировало мне зеркало, мне в глаза опрокинули всё содержимое мусорного ведра.

Близость Скальде заставляла нервничать, путала мысли. И злость на тальдена, желание всё ему высказать заглушала тупая ноющая боль.

Хотелось, чтобы скорее ушёл, и больше его не видеть.

Я спрятала взгляд, чувствуя, как льдина в груди трескается и начинает кровоточить. Смотреть на него — самая изощрённая пытка. Вглядываться в резкие, идеальные, будто созданные античным скульптором, черты лица. Теряться в сумраке серых, как предгрозовое небо, глаз. Скользить взглядом по губам. Сейчас они казались твёрже камня, а прошлой ночью были мягкими, обжигающими…

— Я хотел извиниться за вчерашнее, но вижу, что вы не в духе, — выдернул меня из этого ненормального наваждения, чтобы окунуть, как в прорубь, в холод своего голоса.

Такого же ледяного, как и его обладатель. А несколько часов назад шёпот опалял сумасшедшим пламенем.

Но то было вчера. До того, как он и она…

Не в духе я? Ну, это мягко сказано. Да я его на лоскутки готова порвать! Разодрать на мелкие клочочки. Расщепить на ворсинки и на все остальные мельчайшие частицы!

А ещё так и чесались руки чем-нибудь метнуть в Герхильда. Чем-нибудь потяжелее, вроде ночного горшка. Жаль, не привыкла пользоваться им по назначению. Тогда бы «снаряд» получился ещё интереснее. Язык тоже чесался — так хотелось высказать, выплеснуть на мерзавца всё, что ядом травило душу. Крапивой жгло внутренности.

В общем, так себе из меня ледышка. Алиана тоже вышла никудышная. Фьярра бы на моём месте, да и любая другая невеста, если бы застала Герхильда за этим делом, просто пожала бы плечами и пошла заниматься своими делами. Впрочем, никакой другой алиане и в голову бы не пришло ночью тащиться в покои наследника. Останься я вчера у себя, и сегодня боль не обгладывала бы с такой жадностью мои косточки. Умом понимала, что Далива ему нужна, чтобы до свадьбы дожил и не свихнулся. А сердцем…

Хотя нет, не понимаю. Не могу простить, принять и смириться. Ведь сказал же, что больше они не вместе. А я поверила.

Наивная.

Горько усмехнулась своим мыслям. Какой мужик, находясь в здравом уме и твёрдой памяти, откажется от такой красавицы?

Вот и Герхильд не отказался. А значит, пусть к ней и катится.

А я покачусь к Лёше. Как только отыграю навязанную мне, ненавистную роль императорской невесты.

— Мне жаль, что так вышло, — заглушила водопадом низвергающиеся мысли банальная фраза.

Я, открывшая было рот, чтобы обвинить тальдена в том, что вешал мне лапшу на уши, посоветовать ему возвращаться к своей графиньке, а меня оставить в покое, опешив, тут же его захлопнула. Как у Ледяного, оказывается, всё просто. Поманили, соблазнили — не устоял. Думает, достаточно просто извиниться — и дело закрыто. Он оправдан по всем статьям.