Злобный леший, выйди вон! (СИ) - Аведин Илья - Страница 83

Впереди, среди стволов показался яркий свет.

«Неужели закат? - подумал Теодор Кительсон. - Сколько же я здесь провел времени?».

Ученый привык определять время по собственной тени, а потому глаза сами собой скользнули вниз, и тут случилось что-то странное. Тень, которая должна была оказаться за его спиной, оказалась перед ним. А это означало лишь то, что свет впереди идет не от солнца. И правда, обернувшись, он увидел огненный шар позади и слева.

- Как интересно, - сказал он вновь.

Он прошел вперед, пока не оказался перед лысым оврагом. В нем действительно не было ни одной травинки, и ни один мертвый листок в него не упал, но было там нечто другое. На дне оврага лежал шар, сотканный из тончайших золотых нитей. Но шар не лежал на пепельной земле, как решил сначала ученый, он парил над ней, не касаясь. Еле заметные нити тянулись от него к окружающим овраг деревьям. Теодор Кительсон тронул пальцем одну из нитей, и она рассыпалась на глазах. Тут же с ближайшего дерева, на стройном потоке ветра пролетел паук-кукловод и приземлился на светящийся шар. За ним по воздуху пролетела новая нить. Он подтянул ее лапками, так, чтобы она не провисала, и заполз по ней обратно на то же дерево, где прежде прятался. Теодор Кительсон обошел овраг в надежде разглядеть, что кроется за золотистым коконом, но пронзительный взгляд ученого не пробрался за плотно-сплетенные стенки шара. Золотой кокон мягко пульсировал, будто дышал фибрами.

- Как там гласит правило про палку…

Теодор Кительсон сломал обломал ветку и попытался дотянуться до шара, чтобы не разорвать нитей, но оступился и покатился вниз. Так он оказался под шаром. К удивлению ученого снизу он не был таким плотным, и через полупрозрачную мембрану виднелось содержимое шара.

«Боги, там человек», - подумал он.

На дне шара, свернувшись клубком, лежала девушка. Золотые волосы, такие же, как нити, оплетающие шар, были ее единственной одеждой.

Теодор Кительсон прикоснулся к шару, в том месте, где мембрана оказалась тоньше всего. Он почувствовал руку девушки.

- Сейчас я тебя вытащу.

Он достал меч и сделал аккуратный надрез чуть выше дна, но и его хватило, чтобы шар разорвало на две части, ровно по линии надреза. Девушка вылетела из образовавшейся чаши, но Теодор Кительсон успел ее поймать.

Ученый почуял знакомый аромат. Аромат ивы. Он вытащил девушку из оврага так быстро, как только смог. Положил ее на траву и склонил голову над лицом, положил пальца на шею, а сам стал смотреть на ее грудь. И хоть она была самой прелестной, дело было не в этом. Ученый ждал, когда грудь поднимется, что сказало бы о том, что девушка дышит, но грудь не шевелилась. Из носа и рта не было слышно даже слабого дуновения. Его пальцы спокойно лежали на нежной и тонкой шее. Будь она жива, пальцы ощутили бы удар, идущий от бьющегося сердца. Но оно не билось. Он попытался вспомнить хоть что-нибудь, что могло помочь ему оживить девушку, но в голове было пусто. Какие-то отдельные воспоминания о том, что надо давить на грудину. Или на ребра. Куда-то надо давить.

- Попробуем, - решил он и положил руки на середину груди девушки. Глаза его скользнули вниз по ее животу и остановились на пупке. Точнее на том месте, где он должен быть. У девушки его не было. – Удивимся потом, Тео! - сказал он сам себе.

Только он надавил на грудь, как девушка завопила. Крик страшной силы, заставил Теодора Кительсона закрыть уши, но это не спасало. Пауки-кукловоды попадали из своих укрытий замертво. Птицы, которые молча наблюдали за всем с высоты, разлетелись во все стороны. Крик закончился также неожиданно, как и начался. Девушка вновь потеряла сознание, если она в него приходила. Теодор Кительсон наклонился, чтобы вновь послушать дыхание, но остановился, заметив, что грудь девушки плавно движется вверх и вниз. Слегка учащенное дыхание сменилось плавными и еле заметными вдохами, какие бывают у человека во сне.

Ученый снял кафтан и обернул в него девушку. Она не вызывала в нем плотских желаний – слишком юна была незнакомка, и к тому же он не мог сказать, точно ли она человек. Но она могла быть и заблудшей крестьянкой, или дворовой прислугой какого-нибудь наместника из окрестных деревень, которую тот попытался… Теодор Кительсон откинул пришедшие ему в голову картины, поднял девушку на руки и отправился к убежищу.

Сначала он услышал недовольное ржание лошади, которая все это время стояла запряженная в телегу. Затем из-за череды деревьев показался родной холм. Теодор Кительсон положил девушку в телегу, а сам пошел в убежище. Открыл все двери, чтобы не пришлось открывать их головой незнакомки, и зажег свечи, спрятанные в стенах одним щелчком. Из-за долгого отсутствия ухода, загорелась лишь каждая вторая, а местами и третья свеча. Теодор Кительсон расстелил кровать и пошел за девушкой. К его удивлению девушки в телеге не было. Кафтан лежал на земле.

- Еще чего не хватало, - сказал он и хлопнул себя по бокам, но тут же услышал девичий смех.

Он обошел телегу и увидел беглянку. Она стояла перед лошадью, в чем мать родила, или же ее родил паучий кокон? Она подносила ладошку к носу лошади, а та с интересом втягивала новый запах, что вызывало детскую радость у незнакомки, изливающуюся наружу искрящимся смехом. Теодор Кительсон не сдержал улыбки.

- И что мы тут делаем? – сказал он как можно приветливей, но девушка даже не посмотрела на него.

Она переминалась с ноги ногу, прижимала плотнее к стройному телу белые как снег руки, и все равно подавала лошади ладошку, после чего глупо хихикала.

- Давай мы это наденем. Так будет теплее.

Девушка сжала губы, сердито сдвинула брови и скинула кафтан.

- Умом совсем маленькая. Пошли в дом. Там тепло. Там есть еда. Хм. Чай точно есть. Пошли? – сказал он и протянул руку.

Девушка засмеялась, наклонилась к руке ученого и фыркнула в нее носом, подобно лошади.

- Что ты?

Девушка подняла лицо, его озаряла ожидающая улыбка. Она протянула свою ладонь к носу ученого.

- Ты хочешь, чтобы я сделал то же самое?

Девушка сжала губы.

- Хорошо, но после этого ты пойдешь со мной.

Он наклонился к ее руке и как только выдохнул в нее теплый воздух, девушка тут же забрала руку, и закрыла лицо. Где-то за этими бледными ручками звучал смех.

Теодор Кительсон обернул ее кафтаном, затянул пояс, и поднял девушку на плечо. Златовласка, как обозначил ее ученый в своей голове, даже не брыкалась, когда он нес ее в убежище. Она лишь фыркала и сопела, подражая лошади. Она замолчала, как только оказалась в полумраке убежища. Крохотные огоньки в стенах ее так заворожили, что она и думать забыла о чудесном фыркающем создании. Она озиралась резкими кошачьими движениями, пока не попала в круглую комнату, тут ее внимание привлек стол уставленный множеством стеклянных пузырьков и трубок, заполненных цветастыми растворами и порошками. Все эти стеклянные изделия, которые достались Теодору Кительсону с большим трудом, пропускали через себя спокойный и мерный огонь свечей, и превращали его в настоящую войну красок на стене позади стола. Теодор Кительсон усадил девушку на кровать и сказал:

- Подожди, я посмотрю, есть ли для тебя хоть какая-нибудь одежда.

Девушка его не слышала. В ее глазах пылали краски. Ученый проследил за взглядом.

- Красиво, - заметил он.

- Расиво, - повторила она.

Почти всю одежду они перевезли с Олегом в Лысовку. Но кое-что осталось. Он стряхнул семейство жуков с длиннополой рубахи и, сосчитав всего три дыры, решил, что на первое время эта одежда подойдет. Он снял с девушки кафтан и надел на нее рубаху, но оказалось, что одна из дыр поместилась напротив груди. Ученый решил надеть эту рубаху на девушку спиной вперед.

- Ну, вот. Так, пожалуй, сносно.

- Расиво…

- Еще бы обувь найти.

Теодор Кительсон залез под кровать. Он нашел старые сапоги Олега, которые тот носил, будучи юношей.

- Позвольте вашу ножку.

Сапоги подошли как нельзя лучше. Девушка постучала ими друг об друга и радостно заявила: