Журавль в ладонях (СИ) - Гейл Александра - Страница 64

— Н-нет, я останусь. Может быть, тебе стоит навестить ее с Алешей… — предложила она.

— Ага, чтобы Лона его без руки или головы оставила? — желчно поинтересовалась я, указывая на пострадавшую дверь. — Нет, спасибо! Врачи посчитали ее состояние приемлемым, чтобы выйти на работу и попытаться наладить взаимодействие с внешним миром. Учитывая, в какую копеечку обошелся этот центр, у них не было причин выписывать Илону раньше времени. То есть она вполне способна отвечать за свои действия и сейчас крушит мою квартиру осознанно. Не думаю, что я хочу подпускать ее к племяннику до тех пор, пока она не начнет вести себя нормально!

Я даже не попыталась понизить голос. Ни сразу, ни после того, как из комнаты донеслись первые всхлипы. Вместо этого обулась и отправилась на улицу. Спешно попрощавшись, Ванька последовал за мной. Видимо, он тоже не горел желанием приближаться к Илоне.

За руль меня он не пустил, но я и не рвалась. Колотило до дрожи. Далеко в таком состоянии не уедешь. Впрочем, сам Гордеев тоже не спешил трогаться с места, положил обе ладони на руль, и только. В моей машине это казалось вопиюще неправильным.

— Я не смогу, — призналась я, напряженно вглядываясь в даль. — Я не знаю, что делать. Она не хочет выздоравливать, и я не могу ее заставить.

— Заставить выздоравливать? — опешил Ванька. — Она выздоравливает, Саф, очевидно же. С ней случилось ужасное, и злиться в такой ситуации нормально. Или ты хочешь, чтобы она притворилась, что с ней все в порядке?

Я закусила губу и отвернула лицо, чтобы Ваня не заметил моих горящих щек. Ну конечно я хотела, чтобы Лона ради нас притворилась. Конечно, не мне судить, ведь избили не меня, но все равно казалось, что сестра могла и постараться. Мы ее боялись, не хотели быть рядом. Если она добивалась этого, то, конечно, молодец, но разве все это время она сама о себе заботилась? Будь так — пожалуйста, но она усложняла жизнь всем, и Ванька последний считал это оправданным.

— Ваня, — начала я нервно, и он настороженно на меня покосился. Понял, что взорвется бомба? — Ты говорил, что Лона пыталась обвинить тебя в жестоком обращении со мной, но… но это неправда. Мне она говорила совсем другое. Честно говоря, я очень удивилась, услышав это сегодня. Лона говорила, что восхищается тобой, и..

— Саф, не продолжай, — попросил он напряженно.

— Почему? — вместо того, чтобы замолчать, я, напротив, потеряла контроль. — Она тебе всегда нравилась, и ты ей. Из вас получилась бы отличная пара. Просто… подумай об этом…

— Ульяна, — резко и громко перебил меня Ванька и окинул злым взглядом. — Тебе будет потом после этого разговора ужасно стыдно, но так и быть, я сделаю вид, что его никогда не было!

Вопреки его словам, стыдно стало мне сразу же, и защипало глаза. Но я правда не знала, что еще сделать, чтобы стало легче. Причем, на этот раз не Илоне — мне самой.

Целую неделю после возвращения Илоны все шло сравнительно гладко, но в понедельник позвонила мама и сообщила, что сестра уволилась из «ГорЭншуранс». Мы общими усилиями уламывали Николая Давыдовича не вышвыривать сестру из службы, а она взяла и ушла. Прекрасно!

На мой уход из компании Гордеев-старший отреагировал… бурно. Весь офис содрогался, так он орал. Когда я вышла из кабинета, последний из личных помощников уже бывшего начальника втянул голову в плечи на манер черепахи и косил на меня испуганным глазом. Будто это я устраивала арии, а не один голосистый юрист! Эх он по мне прошелся! Меня и обвиняли, и подманивали прибавками, повышением полномочий, Гордеев дошел до того, что пытался всучить мне какой-то из отделов со всеми потрохами, лишь бы осталась (уж не знаю, чем бы ему это помогло!), но я была непреклонна. До Илоны и Петра — быть может. Но теперь мной завладело желание добиться справедливости для подвергшихся насилию женщин в лице сестры. Громовержец потерпел поражение.

И после того, как я едва унесла ноги, сестра пришла к Гордееву и отказалась от последнего, за что я просила. После такого мне стало страшно ходить по городу. Вдруг встречу Николая Давыдовича, и тот оторвет мне голову.

С Илоной было очень сложно. Она выходила из дома только в случае острой необходимости и в таком виде, что ни один человек не назвал бы ее нормальной. Когда я встретила это чудо в магазине — мы условились встретиться, и обе отправились покупать печенье к чаю, — у меня отнялся дар речи. Моя любившая яркие и красивые вещи сестрица стояла у прилавка, низко натянув на глаза кепку, в мужской бесформенной толстовке, свисавшей мешком до колен и старых, вытертых джинсах и разношенных кедах. Забирая пакет с курабье, Лона вся сжалась и постаралась ни в коем случае не коснуться руки продавщицы. Когда сестра покинула магазин, я отмерла не сразу, и слышала, как работницы магазина говорили, что чокнутая наркоманка какая-то к ним повадилась.

С тех пор, как мама уехала к себе домой, Лоне пришлось заботиться о себе самостоятельно. Я за нее переживала, но больше не потакала этим порывам. Сотню раз на дню себе повторяла, что уже накололась на свою гиперзаботу. Всем будет лучше, если я позволю сестре отрастить внутри стержень. Она не жаловалась, но не понимала. Вроде бы, именно сейчас ей было нужно, чтобы вокруг попрыгали, но нет. И терапию я подбирала для нее безжалостную.

— Лона просила меня увидеться с Алешей, — сказала я Сергею.

— Она достаточно стабильна?

— Определенно, — пожала я плечами, и это было правдой. — Но теперь все иначе. Хочет видеть племянника — увидит, но на улице и в твоем присутствии.

Новийский промолчал.

— Я не прошу тебя общаться с ней каждый день, — проговорила язвительно. — Но один раз выживешь.

Еще одна порция молчания.

— Думал, ты меня к ней и близко теперь не подпустишь, — сказал он, стыдя меня одним взглядом.

— Нет, я думаю, что она воспринимает тебя исключительно как друга человека, который ее избил.

— Думаю, так меня воспринимает не она, а ты, — ловко перевернул все Сергей. — Но я все равно рад, что ты попросила.

Эта прогулка стала настоящим кошмаром. Едва завидев Новийского, сестра замкнулась. За полтора часа ни единого слова. А Алексей, напротив, носился вокруг кометой и спрашивал «кто эта тетя». Удар с двух фронтов, о котором я пожалела. В итоге, все это время мы подбирали Алешке секцию. Новийский был за музыкальную школу, я — за каратэ или что-то в этом духе. Обычно бывает наоборот, но у кого что болит. Мне хотелось, чтобы сын умел себя защитить в ситуации угрозы жизни. Сошлись на том, что спортом можно заняться с четырех, а вот мучиться с уроками сольфеджио раньше пяти не согласен даже Новийский. На том и порешили. Лона все это время маячила сбоку от меня призрачной тенью. На следующий день она не пустила меня на порог.

— Ты позвала его, чтобы я не навредила ребенку? — потребовала она, открыв дверь и загородив проем.

— Ты спятила? — опешила я.

— Именно так ты сказала маме. В любом случае, не хочешь позволить мне общаться с Алешей — не надо, только избавь меня от своих уловок!

Бамц, — и дверь захлопнулась прямо перед моим носом, а я впервые растерялась. Мне не с кем было об этом поговорить. Сергей? Ни за что, в нем все дело. Ванька? Быть может, если бы я не сглупила и не предложила ему свою сестру на блюдечке с голубой каемочкой. И все же одиночество оказалось настолько невыносимым, что я пошла в магазин, накупила вина и нарезки и заявилась со всеми этим добром к маме с отчимом. Они, конечно, удивились, но от посиделок отказываться не стали.

Домой я вернулась в одиннадцать вечера, и шагать было трудно. После вина мы дружно решили, что выпивки недобор, и дядя Боря достал с полки припасенный на черный день самогон. Ни у кого не возникло сомнений в том, что этот самый черный день настал…

— Ты где была? — спросил раздраженно Сергей, едва меня увидев.

— У мамы, — пролепетала я пьяно. — Лона выставила меня из моей же квартиры. Я ее почти ненавижу.