Подмена (СИ) - Чередий Галина - Страница 45

— Абсолютно с тобой согласен в этом моменте. Но хочу тебе снова напомнить, что ты — голем, а не человек. А это все меняет.

— Что значит это чертово слово, которым вы меня все время называете? — уже потребовала ответа я.

— А то ты не знаешь? — блондин остановился и опять посмотрел на меня так, изучая подобно жестокому исследователю, что живьем снимает кожу и мышцы слой за слоем до самых костей, не обращая никакого внимания на боль, причиняемую в процессе.

Но в этот раз я нашла силы отгородиться от собственных ощущений, хоть и не спрятаться от самого расчленения.

— Не имею ни малейшего понятия.

Алево прищурился, еще усиливая эффект, так что на короткий миг мне показалось, что и в костях он сверлит дыры, желая добраться до сути, а мозг стал просто подушечкой для сотен и сотен иголок, пребывающих в постоянном движении. Но резко это все закончилось, позволяя мне громко и облегченно вздохнуть.

— К сожалению, я не могу понять, лжешь ли ты, — на бесстрастном лице мужчины появилась мимолетная досадливая гримаса. — Ладно, даже если ты просто искусно притворяешься и прекрасно знаешь о чем речь, то выходит очень натурально. Так что я потрачу немного своего времени и объясню. Но вначале… — Алево сделал плавное движение головой, и на прежнем месте появились палатки, которые разметало во время поединка с чудовищем, и указал мне на ближнюю: — Зайди.

Я застыла, понимая, что не могу найти этому логического объяснения, но и на бурную реакцию на давшую трещину реальность просто нет сил. Поэтому я без особых колебаний откинула в сторону плотный полог перед входом и шагнула внутрь. И опять же отказалась обмереть от шока, когда небольшая вроде палатка оказалась огромной, богато оснащенной и ярко освещенной изнутри. Алево посмотрел сосредоточенно, и посреди устланного роскошными коврами пространства появилась парующая бронзовая ванна на высоких витиевато гнутых ножках.

— Это магия? — Наверное, мой вопрос не имел смысла, ведь и так все очевиднее некуда.

— Ну, мы ее таковой не считаем. — Могло и показаться, но в тоне блондина сквозило самодовольство. — Это дар нашей Богини некоторым из своих многочисленных детей и творений. Создавать все необходимое на ограниченный срок.

— То есть это иллюзия? — я посмотрела внимательней, надеясь увидеть признаки эфемерности всего окружающего.

— Раздевайся и забирайся в воду. Испытай, так ли это. — Это можно было счесть предложением, если бы не тяжелый взгляд, дающий понять, что выбора у меня нет.

— Ты не отвернешься? — Могла и не спрашивать.

— Я видел тебя голой и даже более того. Возможно, увижу еще неоднократно. Привыкай. В нашем мире не нагота и секс являются интимными вещами. — Кажется, я начинаю привыкать к этой равнодушной манере блондина общаться. В конце концов, такое безразличие безопаснее, чем постоянная агрессия Григория и похоть его остальных прихлебателей.

Однако это не значит, что мне легко остаться перед ним обнаженной. К тому же я прекрасно понимаю, что заставить меня беспрекословно раздеться — это один из методов дать прочувствовать собственную незначительность и зависимое положение. Отвернувшись, я сняла разорванную блузку и лифчик и, закусив губу, заставила себя спокойно стянуть джинсы и белье. Глядя только вниз, забралась в ванну и едва не застонала, моментально ощутив неимоверное облегчение в каждой клетке тела. Тепло просочилось в меня, смывая боль в мышцах и даже частично в душе, хоть я и знала, что это сиюминутное действие.

— Итак, начнем с того, что же такое голем. — Алево выудил из воздуха удобное винтажное кресло и вальяжно развалился в нем. — Големы — это искусственно созданные организмы, чаще всего копии реальных детей, которых мы забираем из мира Младших.

— Забираете зачем? — напряглась я, но Алево мой вопрос проигнорировал и просто продолжил.

— Големы весьма недолговечны, потому что их предназначение быть неким откупом, жестом милосердия для родителей, у которых детей отбирают. Обычно они быстро угасают и умирают от каких-либо неизлечимых болезней в течение первых лет жизни.

Он сделал паузу и внимательно посмотрел на меня, как бы желая убедиться, дошла ли до меня инфа.

— В чем состоит милосердие, по-вашему? В том, что бедные родители наблюдают за медленным умиранием своего дитя? — мгновенная гримаса недовольства показала мне, что, по мнению мужчины, я задаю не те вопросы.

— Они имеют шанс проститься с ним, а не пребывать до конца дней в мучительных терзаниях о судьбе отобранного ребенка, — немного раздраженно ответил Алево, махнув рукой, будто ее отряхивал. — И у них есть тело для погребения, чтобы потом приходить. Не совсем понимаю почему, но для людей это важно. И обсуждать это не собираюсь, потому что эти обычаи старше, чем у тебя вообще может уложиться в голове. С человеческой точки зрения это было всегда.

— Ты так и не сказал, зачем вы воруете детей. — Я опустилась в горячую воду по самую шею и положила голову на бортик, косясь однако настороженно на блондина.

— Не воруем! Это избранные люди, и они уже в момент зачатия принадлежат не миру Младших. Мы берем свое. Големы взамен — это лишь жест доброй воли. А к вопросу «зачем» мы перейдем позже.

По тону мужчины было уже очевидно, что я испытываю его терпение, и я сочла за благо пока отступить.

— Ладно, это опустим. Вернемся к другому. Ты сказал, что големы погибают в первые годы жизни. Но мне, на минуточку, уже под тридцать. И все из них я была собой, живым человеком, а не каким-то искусственным чурбаном с глазами! Что нас приводит к выводу, что големом вы меня обзываете совсем незаслуженно.

— Никакой ошибки не допущено. Голем не чурбан, как ты выразилась. Создают их магически, конечно, но они во всех отношениях живые и разумные объекты. Только без души, так как не были зачаты и рождены. Тебя оставили взамен человеческой девочки, которую забрали в наш мир. Но пользуясь некоей злонамеренной магией, душу того ребенка стали вытягивать в это тело, — Алево ткнул в меня пальцем гневно нахмурив брови. Видно, данная тема разрушала его обычную невозмутимость.

— Я не слишком-то понимаю, но это чересчур уж фантастично, — я возразила ему со всей возможной осторожностью, ведь мне нужен дальнейший диалог, а не вспышка ярости. — Как можно вытянуть чью-то душу?

— Я не колдун и всех тонкостей не знаю, голем. И ты даже представления не имеешь, на что способна магия. Не эта бутафория, — он мотнул головой, и вдруг все: и шатер с обстановкой, и ванна исчезли, и я на долю мгновения оказалась повисшей в воздухе до того, как все опять вернулось. — А истинная могущественная магия. Факт лишь в том, что первое время между ребенком и его големом сохраняется связь, так как для сотворения берут кровь оригинала. И благодаря этой связи некто сумел украсть часть души. Для такого у кого-то из твоего окружения должна быть масса решимости совершать тяжелые, истощающие обряды бессчетное количество раз, упорство действовать годами без особой надежды на успех и готовность пожертвовать всем, даже жизнью ради победы. Так что, я думаю, ты легко сможешь догадаться, кто это был.

Мама. Конечно же это сделала она. Ведь больше по-настоящему близких людей у меня не было. Отец отгородился и переехал, обзаведясь новой семьей, когда мне было пять, не выдержав странностей ее поведения, которым теперь есть логическое объяснение. Как и тем еженедельным поездкам к необычной подруге, после которых я ощущала себя раздираемой каким-то внутренним давлением, а она выглядела измученной и опустошенной. Сердце заколотилось, а потом ухнуло в жидкий азот от главной догадки. Та самая последняя поездка, после которой мамы не стало…

— Боже, — я сжала виски и зажмурила глаза от ослепительно-безжалостного откровения, — этого не может быть! Я не собираюсь верить тебе!

Ложь! Я уже не просто верила, а абсолютно точно знала, что все это правда — жестокая и неприглядная. Мама отдала жизнь ради того, чтобы я жила, и это при том, что, если верить Алево, она в полном смысле слова матерью мне и не была. Но почему тогда?