Отпущение грехов (ЛП) - Ловелл Лорен - Страница 6

— Всё хорошо, — шепчу я.

— Он сделает мне больно. — Её пальцы впиваются в мою руку, и я морщусь.

— Всё будет хорошо. Позволь ему причинить тебе боль, тогда ты будешь прощена.

Его шаги раздаются почти у самого стенного шкафа, и мы обе замираем. Мы знаем, что нас бьют для того, чтобы освободить от грехов, но боль, наказание — они по-прежнему вызывают в нас страх.

— Прошу тебя, Эвелин, не позволяй ему делать мне больно. Пожалуйста. — Она плачет, уткнувшись мне в шею, её слёзы стекают по мне.

Дверь резко распахивается, и в проёме стоит Захария с длинной розгой в руках.

— Ханна, выходи.

Она так сильно прижимается ко мне, что становится нечем дышать.

Я смотрю на него и тяжело сглатываю, прежде чем начать говорить.

— Позволь, я приму её наказание. — Ханна хватается за меня ещё крепче. — Захария. Накажи меня. Позволь мне взять на себя её грехи.

Его лицо расплывается в широкой улыбке, затем он рывком выдёргивает меня из шкафа, а Ханна так и продолжается цепляться за меня.

— Как пожелаешь, — говорит он. Моё наказание оказывается едва терпимым, а чтобы всё же наказать Ханну, он заставляет её смотреть.

Я встаю ближе и замечаю на ключице Ханны раны. Маленькие разрезы, глубокие, перекрещивающиеся. Я не могу проигнорировать этот кровавый ужас, который они стараются спрятать. Прежде чем кто-то успевает меня остановить, я хватаюсь за мешок и тяну молнию дальше вниз. Офицер оттаскивает меня, коронер спешит закрыть мешок обратно, но уже слишком поздно. Я падаю на колени, хлынувшая из моего рта рвота забрызгивает начищенные чёрные ботинки офицера.

Я закрываю глаза. Я кричу. Я пытаюсь избавиться от этого образа в голове, но боюсь, теперь он навсегда врезался мне в память. Не знаю, смогу ли теперь думать о своей сестре и не представлять перед собой её изувеченное тело, покрытое ножевыми ранами. Моё сердце ухает куда-то вниз. Часть меня чувствует ответственность за случившееся. Это я додумалась до того, что, выдавая себя за проститутку, будет легче добраться до нечестивых мужчин. Это я убила одного и решила, что смогу избавить этот мир от грешников, смогу защитить других женщин от мужчин, подобных Захарии. И я рассказала ей. Вместе мы молились об этом. Я была с ней, когда она убила своего первого мужчину. Она хотела помочь мне в этом деле. Если бы я тогда промолчала, она сейчас была бы жива.

Нет, Эвелин. Это дело нужно завершить. Она исполнила своё предназначение, и ты должна продолжать, пока не достигнешь своей цели.

Она была всем для меня.

— Прости меня за мысли, которые я не в силах подчинить себе… — слова застревают в горле. Мне хочется лишь одного — забраться на одну из деревянных скамей и заплакать. Мне хочется скорбеть о сестре. Я не могу никому открыться, не могу никому довериться. И теперь у меня нет никого, кто будет помогать мне исполнять мой долг. Эвелин, тебе ещё есть чем заняться. Ничто не может встать между тобой и твоим делом. Я ложусь на ступени перед алтарём и вонзаю ногти в грубый ковёр. В моём сознании водоворотом кружатся вина, отчаяние и страх.

— Прости Ханну… — перед глазами всплывает её искалеченное тело, и мне остаётся лишь надеяться, что тех побоев, которым моя сестра подверглась перед тем, как сделать свой последний вдох, хватило, чтобы она очистилась от грехов. — Дай мне сил простить тех, кто плохо обращался со мной в прошлом…

Я замечаю, что вспотела и, вздохнув, поднимаюсь с пола. Мне не хочется никого прощать, а это значит, я лгу. Ложь — это грех.

— Помоги мне быть орудием… — Я открываю глаза, мои руки по-прежнему крепко сцеплены. — Прошу, позволь мне найти того мужчину, который причинил боль моей сестре, чтобы я смогла убить его. Аминь.

Я покидаю церковь и спускаюсь в метро, чтобы отправиться в тот район города, где находится клуб «Грех». В этом клубе работала моя сестра. Там она находила мужчин, которых убивала, но больше всех остальных ей хотелось убить своего сутенёра, Эзру Джеймса. По её словам, он был самим дьяволом.

Я переставляю ноги, и холодное сидение из фибергласа касается моей кожи. Я сижу, погрузившись в своё горе, но вот поезд со скрежетом тормозит на следующей станции. Схватив свои пожитки, я поспешно выхожу из вагона и бегом поднимаюсь по лестнице. Ледяной ветер кусает мою голую кожу, когда я оказываюсь на улице. Тротуар завален мусором. Куда не посмотри, везде валяются разбитые пивные бутылки, использованные презервативы, шприцы. К дверям заброшенного магазина привалился бездомный, мёртвый или пьяный — не знаю, но прохожие не обращают на него никакого внимания, спеша по своим делам. Завернув за угол, я сосредотачиваюсь на неоновой вывеске, гласящей «Грех» и мигающей на фоне тёмного неба. Она как маяк.

— Грёбаная шлюха! — доносится до меня из переулка рёв мужчины, а затем я слышу громкий удар, сопровождающийся пронзительным криком. — Бесполезная дрянь. Пятьдесят баксов, а ты даже не можешь сделать мой проклятый член твёрдым. — Звук удара эхом отдаётся от кирпичных стен. Повернувшись влево, я вижу мужчину, который нависает над женщиной, стоящей перед ним на коленях. Она держится за лицо в том месте, куда он её ударил. Убей его! Он мог сделать это с Ханной. Он мог бы сделать это и с тобой, Эвелин. Я ухожу, стуча каблуками по тротуару, изо всех сил желая, чтобы этот голос умолк. Убей его. Убей этого жалкого грешника. Отними у него жизнь.

Я качаю головой и шепчу маленькому демону: «Это не планировалось. Это грех». Всё должно быть спланировано, иначе это грех.

Было грехом позволить собственной сестре вот так же осквернять своё тело. Прямо сейчас ты сама ходячий грех — только взгляни на свою короткую юбку! Убей его.

Но мне необходимо все спланировать. Всё должно быть продумано до мелочей. Ему нужно получить прощение. Я обязана контролировать…

Из переулка продолжают раздаваться громкие крики, и я останавливаюсь, прислонившись к тонированному окну клуба. Басы изнутри вибрируют по стеклу, и я пытаюсь сконцентрироваться на них, но тут же теряю весь самоконтроль, когда мимо меня пробегает женщина с разбитой до крови губой и опухшим глазом. Демон пронзительно верещит, когтями продираясь на волю из моей груди. Почти сразу вслед за женщиной появляется мужчина, его взгляд блуждает по моему телу, обволакивая меня слизкой плёнкой греха. Он открывает дверь в клуб, откуда доносится песня «Highway to Hell». И тут я понимаю, что должна сделать.

Моё сердце колотится о рёбра, когда я следую за ним внутрь. Там темно и много людей. Это место пропиталось запахом пота и секса. Танцпол усеян грешниками, и я рассматриваю каждое лицо, выискивая в толпе мужчину из переулка. Он оказывается у барной стойки, опрокидывая в себя порцию алкоголя. Тяжело сглотнув, я, отведя плечи назад и виляя бёдрами, подхожу к стойке. Мужчина смотрит на меня, на его омерзительных тонких губах играет усмешка.

— О, какая милая крошка! — еле ворочая языком, произносит он и одним глотком выпивает полкружки пива.

Я хлопаю ресницами и плотоядно смотрю на него, закусив нижнюю губу. Открыв крышечку на кольце, которое надето на палец моей правой руки, я готовлюсь высыпать яд в его напиток.

— Можно? — мурлычу я, и он кивает.

Сделав быстрый глоток, я наклоняю руку над ободком стакана. Мой взгляд не отпускает его глаза, чтобы он не заметил, как в пиве уже начал растворяться белый порошок. Я убью его, потому что он плохой человек. Я убью его, потому что он грешит. И, раз это не запланировано, позже помолюсь о своём прощении за это. Я сделаю это, чтобы оплакать смерть Ханны, а он увидит, какой опасной на самом деле является красота.

Эзра

Пока мы идём к клубу, Джонти насвистывает «Knocking on Heaven ‘s Door». Засранец просто огромен, почти два метра ростом, а одну его щеку пересекает длинный шрам — напоминание о том, какие мерзкие ублюдки бывают в русской мафии. Когда мы проходим мимо людей, кто-то тут же спешит перейти на другую сторону улицы, а кто-то вжимается в стену здания. Похоже, у нас с Джонти уже есть определённая репутация в этом районе.