Грязная сказка (СИ) - Лабрус Елена - Страница 32

— И, если да? — удивилась Таня.

— Всё, ты согласна, — развела руками Ольга. — А если дарит подарок, да такой дорогой, намерения его серьёзнее некуда.

— И ты приняла? — прикрыла Таня рот ладонью и покачала головой.

— По-моему, это очевидно, — посмотрел на неё Эрик.

— А вот и нет, — наклонила голову Ольга. — Потому что, знаете, что? Потому что, дома меня ждал парень. И я прилетела домой и первым делом пошла к гадалке. Потому что, честно, не знала, что мне делать. Ну, как? Японец, да не молодой. Если вы не в курсе, мой муж меня на тринадцать лет старше. И язык, и вообще, — она сделала крошечный глоток и посмотрела на Эрика, который тоже почти не пил. — Нам с вами работать, да?

— Да, а тебе ещё принести? — повернулся он к Тане, допившей своё пиво. — Там ещё два сорта.

— А что меня на переговоры не пустят? — испугалась Таня, что так бездумно надегустировалась.

— А ты хочешь? — встал Эрик.

— Честно говоря, ещё пива я хочу больше.

— Значит, пей, — улыбнулся он и пошёл к стойке, где приятные девушки наполняли бокалы.

— И что сказала гадалка, Оль? — сгорала от любопытства Таня.

— Посмотрела на фотографию моего парня, сморщилась, — наклонилась к ней Ольга через стол, — и сказала: «Нееее, это не твоё. Твоё — два раза на самолёте».

Она показала рукой две полукруглых траектории.

— А до Японии, как я понял, как раз с пересадкой и лететь? — поставил Эрик перед Таней стакан янтарного напитка с плотной белой пеной сверху. — Это премиум.

— Вкууууснооо, — прокомментировала Таня, стирая оставшиеся от пены усы.

— Значит, два раза на самолёте? — переспросил Эрик.

— Да. И я решилась, — ответила Ольга. — Собрала всю свою семью. Пригласила этого парня своего и всё как есть им рассказала.

— И что парень? — Таня потянулась за хрустящим сырным шариком, и Эрик подвинул ей всю упаковку.

— Вот как ни странно, спокойно, — ответила Ольга. — В отличие от мамы, например. И потом, когда муж мой будущий прилетел, я их даже познакомила. В общем, вот. А ты почему про гадалку спросила?

— Не знаю, что-то вспомнила, — пожала плечами Таня. — Но чувствую, если она ещё жива, поступлю я, наверно, как ты. Пойду погадаю.

Она похлопала Эрика по плечу, но он только опустил глаза и многозначительно улыбнулся.

Переговоры шли долго. Таня сфотографировала каждый цветущий кустик на огромной территории вокруг завода, каждое дерево, а огромный каскадный фонтан, сбегающий по высокому склону холма ступенями, так раз двадцать. Она три раза заходила в сувенирный магазинчик, выбирая то ручки с логотипом Asahi, то брелоки с видами Японии. А когда в её сумку упали магниты на холодильник с горой-вулканом красавицей Фудзи, их переговоры, наконец, закончились. Судя по довольным лицам, удачно.

И руки Эрика уже так привычно прижали её к себе.

Их пригласили в огромный ресторанный зал, где по центру каждого стола было вмонтировано по два раскалённых гриля, стояли тарелки с тонко нарезанным свежим мясом, морепродуктами и овощами.

Очень любезный пожилой японец в деловом костюме выкладывал на раскалённый круг креветки, гребешки и говядину, ловко переворачивал их палочками и перекладывал уже румяные на Танину тарелку, приятно ей улыбаясь. Он неплохо говорил по-английски и сожалел, что её не было на переговорах. Эрик подтвердил, что было душевно и даже весело, но Таня не жалела.

Ей единственной принесли вилку. Она с удовольствием ела, всё что и японец, и Эрик накладывали ей в тарелку. И после неприличного количества пива, ей безумно нравилось, как напрягались мышцы на спине Эрика, когда она засовывала руку за пояс его брюк.

Они не дошли до номера. Он начал её целовать ещё в лифте, потом в коридоре, потом прижав к стене между дверями их номеров. Они никак не могли решить в какой из своих номеров пойти, и ввалились всё же в Танин.

Горячая вода била косыми струями по его плечам, холодный кафель скрипел под её спиной. Таня зубами вскрыла презерватив, потому что руки у неё были мокрые, а руки Эрика заняты её ягодицами и равновесием. И было смешно, и приятно, что Эрику приятно, потому что сама Таня почти ничего не чувствовала, кроме того, что голова у неё кружится от выпитого пива, а жёсткие струи воды вырываются из-за его плеча и попадают прямо в рот, заставляя её отворачиваться, отплёвываться и мечтать, чтобы это быстрее закончилось.

Потом Эрик поцеловал её как умел целовать только Эрик и ушёл к себе, а она осталась в душе и плакала.

Вода заглушала её рыдания, и было очень немного в них от счастья. Но и горем это не назвать. Она плакала, но не знала, что оплакивала. Может это слезы так и не пролитые ею за всю жизнь, ведь она никогда не позволяла себе такую роскошь. Не позволяла себе быть слабой. Может быть пора? Может быть она их выплачет и позволит себе быть счастливой. Не с ним. Без него.

Слышишь, я когда-нибудь встречу любовь,

Обязательно встречу любовь.

Слышишь, половодьем подступит она,

Будто утро наступит она.

Слышишь, и от счастья смеясь и любя,

В этот миг я забуду тебя.

Слышишь, в этот миг я забуду тебя.*

___________________________________________

*Стихи Роберта Рождественского

Глава 23

Наши дни

ВЛАД

В зрительном зале оказалось не так уж и мало людей.

Видимо, у многих участников балетной труппы нашлись друзья и знакомые, которые решили посетить генеральную репетицию. Но все же зал был полупустой, и Влад занял отличное место по центру у прохода.

«Сцена, наверно, будет видна неплохо», — предположил Влад. Он мог только догадываться что скрывается за плотным занавесом — он сто лет не был в театре, а на балете так и вообще ни разу. Не хотелось даже думать, досидит ли он до конца. Но он обещал прийти — он пришёл. И даже принёс корзину жёлтых роз, словно на премьеру.

Влад два раза перечитал либретто. Жизель — скромная деревенская девушка. Альберт — переодетый дворянин, который явно её соблазнил, хотя об этом как-то скромно умалчивается. Иначе с чего бы уж девчонке так убиваться, что он её обманул, аж до сумасшествия, до смерти.

«Да, впечатлительные раньше девушки были во французских деревнях», — Влад решил принять это по умолчанию.

Свет в зале начал медленно гаснуть, раздалась музыка и под аплодисменты раздвинулся занавес.

В жизни Лера казалась Владу худенькой щуплой девочкой, но на сцене, в роли Жизели, ярко накрашенная, затянутая в корсет стилизованного платья, она вдруг обросла мышцами, и прибавила пару лишних лет. Одно осталось неизменным — выглядела она невесомой. И когда парила над сценой одна, и когда взмывала в умелых руках Альберта, и когда порхала в кругу подружек, устроивших танцы.

Действие, происходящее на сцене, Влада не просто поглотило, оно опрокинуло его, впечатлило до дрожи, до слез, до мурашек. Ему понравилось всё: проникновенная музыка, стук пуантов по сцене, костюмы, декорации. И он не заметил, как потерял связь с реальностью.

К тому моменту как с распущенными волосами сошедшая с ума Жизель стала тягать по сцене шпагу разоблачённого графа, Влад так распереживался, что готов был собственными руками придушить и этого Альберта, и сына мельника, рассказавшего девушке про обман.

Влад был покорён. Он был сражён. Он был тронут до глубины души. Он умер там вместе с ней на сцене.

Кусая губы, он ждал начало второго акта.

— Шикарная труппа, — услышал он рядом знакомый противный голос, и вывернув шею, увидел за спиной Сикоряна. — Все такие молоденькие, свеженькие. А то нет сил уже видеть этих отяжелевших престарелых прим.

Иван Сикорский вальяжно развалился в кресле на соседнем ряду, вытянув в проход коротенькие ножки. Влад уставился на него, как на привидение, и прикусил язык, чтобы не задать немедленно возникший вопрос: «А ты почему не в Японии?!»